Сборник коротких эротических рассказов - Коллектив авторов

— Нет, еще не кончила, — призналась Джил.

— Но он хоть знает, что делает?

— Я еще не разобрала. Мы были вместе только три раза, и первые два раза я была совсем пьяная.

— Теперь ты понимаешь, почему испокон веков считалось для женщины неприличным напиваться?

— Почему?

— Да потому, что пьяной женщине трудно кончить. Вот мужчины, заботясь об экономии собственных сил, и установили удобные для себя моральные нормы. И по той же причине, для мужчины пить — признак мужества, потому что у него, когда хорошо выпьет, стоит, и он кончить не может, — продолжила мою мысль Джил.

— Вот видишь, какая ты молодец — все понимаешь. Но у Тэда этот закон, как мы знаем, не сработал. Давай встретимся, ты, небось, голодная да и расскажешь все поподробнее. Ты сегодня не занята?

— Нет, не занята. Да, я хочу с тобой встретиться, я ведь ему ничего не обещала, и мы ни о чем не договаривались, — сказала Джил, чтобы оправдать для себя совокупление со мной. Я испытывал острейшее возбуждение и желание, поджидая …

… нашу встречу. Причиной такого возбуждения было знание о том, что ее ебет другой мужчина, что она не может с ним кончить и находится во взведенном состоянии, несмотря на мастурбацию…

Эрнест Х.

Из чрева

Старый сарай с щелястой крышей, обвисшими лохмотьями коры. Над крышей нависли хилые кроны. В пятистах метрах — гуд Вольво, по превосходному асфальту, шлейфы газа и дыма, пыль, грязная бумага из окон Турбо-Твайна, гигантского пассажирского чулка автобусных заводов Кевпахена, бутылки пепси, суета, жизнь.

А тут тишина и нет ничего, кроме запустения, сладковатого духа прелого сена и теленка, что когда-то был здесь. Из сена торчат две пары голых пяток — одни загрубевшие, твердые, мужские, а вторые, розовенькие, как сдобные, нежная кожа. Кристин и Вольф здесь уже с самого утра, Матиас-булочник уже развез утреннюю выручку, а они сделали почти все, и теперь просто лежат, касаясь лениво друг-друга теплыми губами. В углу, уперев держатели в сено стоит красая Хонда, мотоцикл Вольфа. Тишина… Но Вольфу мало уже чувствовать голую грудь Кристи, влажную, ведь только-что он сидел на ней, а девушка тонкими пальчиками трудилась над его членом и он, откинувшись назад, целовал ее прохладные ноги, наконец член брызнул и Кристи задрожала, подставляя розовые соски под белую влагу… Нет, это не то, Вольфом овладевает настойчивое желание, он гладит, щупает за горячие соски девушку, шероховатые, крупные, как кайзеровский пятак, стискивает ее ноги… Девушка часто дышит, хватает его за руки, но он увлечен другим, он быстро переворачивает ее на спину — Ааа… Ммм… Дурак, что ты…

Кристи не хочет она уже сыта но бес искушения силен. Она не сопротивляется, угли не остыли…

Какое у нее покорное тело, и мягкий живот, так — хлоп, животом на сено и вот уже голые лопатки и гладкие ягодицы, ну, покрути ими, Кристи, покрути, они матовые, мерцают изнутри, как яблочная кожура, а я положу ладони на твою грудь, Кристи, упругую, и прижмусь бедрами к твоим ягодицам. Член у Вольфа поднялся, как Ахилесово копье, он болтается и шлепает девушку по ляжкам.

— Что тебе нужно, Вольф… Мммм…

— Подожди… Делай так…

— Я лучше пойду, дурак…

Нет это все таки — яблоки, румяные бока, такие он мальчишкой рвал у старого Шнудцера, он гонял еще мальчишек вилами… Так, он раздвигает ей ноги… Ну…

— Дурак!

Она вдруг отталкивает его, выскальзывает и садится на мотоцикл.

Груди ее, острые, белые, как у козы, торчат в стороны, у коз того Шнудцера, что за ерунда, причем Шнудцер? Она пьяна до изумления, ее босые ноги крепко упираются в ручки внизу и Влоьф видит пушок на ладыжках… К члену Вольфа, тугому, палкой, пристали соринки. Парень встает и идет к мотоциклу, садится сзади, девичьи голые ляжки опять дразнят его. Вольф притягивает ее за теплеющие нагие бедра ближе.

Янтарь солнца падает на золотистые тела, они уже в другом мире, где нету шоссе, Старого Матиаса… Кристи крутит ручки смеется…

— Не крути ничего, шлюха… — нехотя бормочет Вольф.

Он уже посадил ее сверху на член и почувствовал легкую боль. Он коленями и шершавыми пятками прижал ее нежные ноги к мотоциклу. И вот вдруг он вталкивает вставший член в ее тело меж ягодиц, расширяя горячее отверстие…

— Аааа… — девушка чувствует, как ладони прижали ее обнаженные груди, бедра ноют и пляшут…

Что? Неужели они поехали? Не может быть… Ладони Вольфа гладят ее голый живот и упругий член покачивается в ее теле спазмом наслаждения, девушка подается назад, глубже, пусть он войдет в нее, ну… Кристи тяжело дышит, на лбу выступает пот из-под светлых волос… Голые парень и девушка несутся на мотцикле по аллее меж вязов, как, уже?..

Ооооо… Никто еще так властно не раздвигал ее тело, еще одно движение твердой палки, так, не заставлял ее так вскрикивать и так дрожать ее гибкие узкие бедра. Кристи вцепляется в ручки руля и стонет, исторгая из себя наслаждение, что бешено греет низ живота, пусть… Пусть он целует ее нежную шею, пусть щиплет грудь, пусть терзают, царапают его ступни ее кожу… Он занимается в Атлетических классах, он шумно дышит, на них несется асфальт, вязы, ошарашенный прохожий, а член Вольфа все качается сзади и парень налегает на нее…

У них сейчас столько энергии, что они могли народить новую цивилизацию. Небо чистое, солнце блестит на листьях — может и впрямь… И вот мотоцикл качнуло — они вылетели на шоссе и Вольф, обхватив Кристи, грубо дернул ее к себе. Яички его прижались к ногам девушки, теперь Он вошел весь.

— Аааааа!.. Ммм…

Вольф не выдержал и впился зубами в душистую, розовую, как яблоко да! Кожу ее плеча. Кристи, вскрикнув, выпустила руль..

… Удар в Турбо-Твайн, ревевший и сигналивший им вот уже полчаса.

Удар, который смял красную Хонду и раздавил обоих, как лягушат, они даже и не услышали.

Из дворика, засаженного аккуратными деревьями, скрывавшими подлинно немецкий, бюргерский дом из красного кирпича, вышел человечек лет сорока. Лицо его напоминало физиономию костяной фигурки Лешего, плюс тонкие очки и тросточка в руке. Помахивая тросточкой, человечек сел в большой синий Мерседес-250 и тронул с места.

Человечка звали Клаус Альтшуллер Эшерби, и был он доктором Висбаденского Университета. Клаус Эшерби прожил свои сорок лет весьма бурно… Учился он в знаменитом Гетингене, и его всегда интересовали почему-то вещи, далекие от нейрохирургии, коей он обучался. На первом году он наделал шуму своей диссертацией «О социально-психологических аспектах онанизма». Опекунски Совет был шокирован… Вскоре до него начали доходить сведения, что Эшерби платит известной проститутке Марлен, худой грубой девице и ходит с ней по этажам. Марлен находила клиента, раздевалась, и пока выкуривала сигару, сидя в постели и скрестив ноги, Эшерби тщательно снимал размеры ее груди и другие показатели. Затем истомившийся клиент ложился с ней в постель и когда Марлен, тяжело дыша, покачивалась верхом на сопящем партнере, Эшерби разбирал свои бумажки… Потом он снова обмерял ослабшую, теплую Марлен, и, обязательно попрощавшись, церемонно уходил…