Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14 - Сергей Владимирович Волков

«Не могу я разорваться», – отвечает командир батареи, превосходный артиллерист, дроздовец. Приказали нам собираться. Высыпали на улицу испуганные жители. Какая-то девица говорит мне: «У нас со страху юбки падают!» Выехали мы из станицы и потянулись гуськом по дороге. Нас заметили и открыли огонь. Вспыхнули над нами белые облачки, и засвистела шрапнель. Тут все подводы, как по команде, разом повернули налево и пустились вскачь по полю. Началась паника. Начальство крепким матом скоро восстановило порядок, и мы двинулись дальше. Многие жители станицы на наших глазах удирали в камыши, захватив с собой котомки с хлебом. К вечеру мы вернулись в станицу Гривенскую и остановились в той же хате. Неподалеку устроили телефонную станцию. Слышал я оригинальный разговор между нашим хозяином и его женой. Дело в том, что ее боднула корова в колено и искалечила. Она болеет уже целый год и не может двигаться. Вот муж говорит ей: «Умри!» – «Хорошо, я умру», – говорит она.

Вечером мы получили известие о страшном разгроме Красной армии в Польше. Поляки взяли более 200 000 пленных. Об этом приказано известить нашу группу войск. А наши дела не так уж хороши. Вечером пришла телеграмма: «Противник двигается к станице, имея с собой тяжелые пулеметы». Несмотря на это, наше начальство не приняло никаких мер. Пока Казановича где-то нет, и нами командует генерал Колосовский, первопоходник.

Августа 15-го. Сегодня Успение. Я вышел во двор, и вдруг затарахтел пулемет на нашей заставе, за полверсты от нас. Все высыпали во двор, ждем, что будет дальше. Донеслось отдаленное «Ура!». Решили, неизвестно почему, что это наши. Вдруг полковник Иванов командует: «Запрягай!» И тотчас же по нам открыли огонь из пулемета с луга, который начинался от нашей хаты. Я кинулся в хату, схватил свои вещи и бросил на подводу. Затем бросился на телефонную станцию. Встречаю по дороге рядового Аносова и кричу ему: «Срывай аппараты!» Пулемет трещит, но пули идут где-то высоко над нашими головами. Вижу – улица пуста. Наши с невероятной быстротой запрягли и уехали. Я бегом пустился вдогонку и скоро догнал подводу. На ней сидит поручик Лысенин, с ним сестра и разный хлам. Едут вскачь, потеряли крышку от самовара. Скоро догнали остальной обоз. Наши куда-то исчезли почти все. Остались только я, полковник Иванов, писарь и два брата Фоменко – рядовые.

Вдруг Фоменко кричит: «Неужели нам тут погибать! Господа офицеры! Давай патроны, давай винтовки!» Я глянул вперед, вижу в конце улицы человек 5–6 всадников, шашки наголо, что-то кричат. Расстояние шагов 150. Я спрашиваю Фоменко: «Это красные?» – «Так точно!» Тут только я заметил, что они в красных шапках – отличительный знак коммунистической кавалерии. Мы все пятеро забежали в какой-то двор и открыли дружную стрельбу. Тут у меня пропал всякий страх, я только затрясся от злости и стал старательно целиться. Выпустил четыре патрона и не попал ни разу. Тут Фоменко убил коня под одним из всадников. Конь рухнул на землю, полетел и всадник, описав какую-то удивительную траекторию. Тут все прочие всадники пошли наутек. Мы за ними, кричим «Ура!». «С нами Бог!» – прибавил Фоменко. «Не увлекаться!» – крикнул полковник Иванов. Я говорю ему: «Господин полковник, примите команду!» – «Я никогда не командовал», – говорит он. Всадники живо удрали. Я еще один раз выстрелил вдогонку и тоже попал, да еще чуть не оглушил полковника Иванова, так как стрелял сзади его. Оглянулись мы назад и командуем обозу: «Вперед». Никакого ответа. Посмотрели, а там ни одного человека, ни солдат, ни извозчиков. Мы побежали вперед.

Ужасно неприятно бежать, когда сзади свищут пули. Я догнал какую-то подводу из нашего обоза, и мы вскачь понеслись вперед. Кругом станицы идет бой, гремят пушки, но что, где и как – я ничего не могу понять. Выехали из станицы и уже спокойно поехали вдоль протоки. Опять собрался многочисленный обоз. К вечеру прибыли на хутора «веселые», то есть проехали верст 30. Там Улагай и весь штаб десанта. Работает радио, связались с Врангелем. Наша неудача вполне определилась, нас будут эвакуировать в Крым. Да оно и неудивительно: на наш отряд в 5000 человек обрушились две советские армии, то есть около 80 000 человек. У меня пропали все вещи, осталось, что было на мне, то есть старое обмундирование, часы (они до сих пор у меня) и документы. Пропало и все телефонное имущество. Только Аносов спас телеграфный и два телефонных аппарата.

Августа 16-го. Стали на берегу Кубани. Собрался большой табор. Похоронили на берегу какую-то несчастную сестру милосердия. Оказывается, нас решили эвакуировать через Ачуев. Это небольшой городок в устьях Кубани, там рыбные ловли Кубанского казачьего войска. Там теперь строят для нас понтонный мост и для этого согнали лодки со всех окрестностей. Туда поехал через наш табор Улагай со своим штабом.

Августа 17-го. Меня с моей командой потребовали назад в штаб Казановича на хутора Барабановские. Поехали назад верст за тридцать, прибыли туда среди ночи. Обстановка оказалась весьма странная. Доехали мы до наших окопов, нам говорят: «Поезжайте дальше». Проехали еще с версту по направлению к противнику и, наконец, приехали на место. На берегу Кубани стоит одинокий хутор, на другом берегу красные. С правого фланга Кубань, идущая в виде буквы «Г», а левый фланг обнажен, и только в ту сторону направлены два пулемета. Заходим в хутор, весь штаб спит. Я явился к Караваеву (начальник штаба), передал пакет, и мне приказали читать. Начал я читать, а тут красные открыли огонь с того берега. Никаких приказаний мне не дали, а только сказали: «Утром посмотрим!» Вышел я со своей командой во двор искать ночлега, а красные знай палят. Никакого ночлега мы не нашли и вернулись в наш табор, расположенный на Ачуевской косе. К нам каждое утро и каждый вечер прилетают четыре советских аэроплана, и каждый бросает по 10 бомб, то есть 80 бомб в день, и ни одного попадания. А ведь нас целый табор, широко раскинувшийся, да еще суда на море. Берег низкий, песчаный, море больше похоже на лиман, чем на море, даже вода мало соленая, кругом камыши. И вот бомбы попадают в камыши и в море. А ведь бомбы бывают и пятипудовые. Когда наши увидят аэроплан, поднимается неистовая, беспорядочная стрельба из винтовок и пулеметов. Попаданий незаметно, но стрельба удерживает красных на высоте. Все-таки эти налеты очень неприятны, хуже всего сознание беззащитности. Завидую полковнику Иванову: он во время налета преспокойно лежит на возу и, улыбаясь, глядит на небо.