Записки опального директора - Натан Гимельфарб

Мы, участники хора, сами удивлялись силе, красоте и слаженности звучания. Может это было от радостного вдохновения, усиленного необыкновенным успехом, а может и великолепная акустика зала способствовала этому, но пели мы действительно

хорошо. С каждой песней всё более мощно набегали на сцену раскатистые волны аплодисментов.

В программе концерта были представлены разные жанры самодеятельного творчества. Большим успехом пользовались песни и танцы детей. Маша Гуревич и Гриша Рублёв исполнили фортепианные пьесы, а дошкольница Линочка Виндер в сопровождении своего отца - композитора Александра Виндера прекрасно пела. Когда её вызвали “на бис” она ещё лучше спела дуэтом со своей мамой, а её отец сыграл свои собственные произведения - чарующие фортепианные мелодии.

Клубный поэт Самуил Сегал исполнил “Песню о Баффало”, к которой написал и слова, и музыку. Тепло встретили зрители ансамбль “Еврейских цыган” под руководством Лили Гальпериной, а когда она проводила сеанс демонстрации моделей весь зал заразительно хохотал и дружно аплодировал автору постановки.

Горячую симпатию вызвал мужской вокальный ансамбль, исполнивший песни: “Живёт моя отрада”, “Ты рядом со мной” и “День рождения”. Мне было приятно участвовать в этом выступлении и принимать похвалу зрителей.

Кульминацией вечера была песня Жени Шусторовича “Судьба моя”, которую под аккомпанемент автора исполнила Эмма Зельдина. Это поэма о судьбе еврея-иммигранта из России, скорее всего о судьбе самого автора. От волнения многие плакали. Не скрывали слёз и участники концерта.

Самые яркие песни Эмма приберегла для финала. Хор исполнил лирический “Вальс расставания” и задорную “Смуглянку” - на русском, “Америка, Америка” - на английском, “Тум балалайка” и “Ло мир алэ инейнем” - на еврейском. Многие зрители подхватывали знакомые мелодии и пели вместе с нами. Они не скрывали своих чувств. Они улыбались и плакали.

После концерта Ирина Шапиро, председатель клуба “Старт”, тепло благодарила Женю Шусторовича, участников программы, а Эмму Зельдину расцеловала и вручила огромную корзину цветов. Под овацию зала она сказала:

-Вы доставили нам огромное удовольствие. На этом концерте мы осознали, как много нам может дать дружба с вами. Мы поняли, что не только вы можете петь. Мы тоже можем. И мы пели вместе. Спасибо вам за это.

34

Наши прошения о предоставлении статуса беженцев семьям Полечки и Иринки в вашингтонском Центре службы Иммиграции и Натурализации были рассмотрены сравнительно быстро. Весной 1995-го года нам сообщили о датах собеседования в посольстве США в Москве.

В списке на интервью в семье моей сестры, кроме неё, были старший сын Валерий, его жена Маша и их сын Толя. По настоянию теперь уже покойного Володи мы не просили разрешения на него и на семью младшего сына Бори. Глава семьи в то время категорически отказывался покинуть Родину и планировал провести остаток жизни в Ейске, в своей уютной двухкомнатной квартире, вместе с семьёй Бори.

Из семьи Иринки была исключена её сестра Таня, которая, по мнению Центра, не имела оснований для получения статуса беженца. Главой семьи вместо Иринки, по степени родства, признали нашу внучку Алёнку, которая, кроме того, имела основания считаться еврейкой (по отцу).

Ко времени интервью степень готовности к отъезду в обоих семьях была неодинаковой. Если раньше больше всех торопился Валерий и его жена Маша, то теперь их желание покинуть Москву постепенно гасло и более готовой к этому, как нам казалось, в их семье была только Полечка. Её старший сын получил повышение по службе, занял престижную должность руководителя Центра народонаселения МГУ, стал часто выезжать в загранкомандировки и оказался явно не готовым к переселению в другую страну, где его знания и опыт могли оказаться не востребованными. Полечка же соглашалась уезжать не столько ради себя, сколько для вызова в Америку младшего сына Борю, который к этому всё более склонялся.

Семья Иринки, наоборот, опасаясь возможного сокращения объёма иммиграции в США, с нетерпением ждала интервью. Если перед нашим отъездом никто в этой семье и слушать не хотел о выезде из Белоруссии, и мы отправили на них анкеты и обязательства гаранта по существу без их согласия, то теперь они в своих письмах молили Бога, чтобы ничто не помешало их выезду. Больше всех рвалась в Америку Алёнка.

Как бы там ни было, в Американское посольство все приглашённые на интервью члены обоих семей явились в полном составе и им разрешили въезд в США на постоянное место жительства по статусу беженцев.

Когда же главное было сделано и дорога в Америку оказалась открытой, выяснилось что у обоих семей масса препятствий к отъезду. Валерий с Машей

откладывали сроки выезда, якобы, в связи с осложнениями с приватизацией квартиры и возникшими трудностями с её продажей, Полечка ссылалась на предстоящий приезд Бориной семьи в отпуск и необходимость организации её отдыха в Ейске, Иринка никак не могла распродать своё имущество, дачу и квартиру. Ссылались они и на другие важные и не очень важные причины.

Мы написали им несколько писем, в которых советовали ускорить подготовку к отъезду с расчётом прибытия до наступления зимы. Это диктовалось важными, на наш взгляд, обстоятельствами, в числе которых были разгоревшиеся в конгрессе дебаты о сокращении приёма иммигрантов и ограничении размеров оказываемой им помощи, а также предстоящие в 1996-ом году президентские выборы. В случае поражения Клинтона ожидались существенные изменения в иммиграционной политике.

Особенно настоятельно мы рекомендовали ускорить приезд Полечке. Ей, измученной тяжелым сиротским детством, ужасами жизни на оккупированной немцами территории, послевоенным голодом и лишениями, многолетним рабским служением детям и внукам, открывалась, наконец, возможность пожить хоть какое-то время спокойной безбедной жизнью, насладиться свободой, равенством и другими благами, которые предоставляются пожилым людям в цивилизованном обществе. Мы считали, что теперь, после смерти Володи, когда она осталась совсем одна за тысячу километров от своих детей, когда болезни все чаще приковывали её к кровати, стало жизненно необходимым ускорить её приезд к нам.

Если всем остальным мы только советы давали, не навязывая своей воли и оставляя им возможность самим решать проблему выезда, то Полечку мы сознательно к этому подталкивали и, можно сказать, даже принуждали к отъезду. Для этого у нас были веские основания. Наверное, мы лучше других понимали, как это важно для неё. Она же и теперь больше думала не о себе, а о детях и внуках, которых любила больше жизни и с которыми не желала расставаться.