Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

Никогда и никого из них он не смог бы считать…

Своим учителем.

Вот кем был профессор Квиррелл.

Вот кого потерял Гарри.

И то, каким образом он потерял своего первого учителя, возможно, никогда не позволит его вернуть. Может быть, когда-нибудь он узнает все тайные замыслы профессора Квиррелла, и недомолвки между ними исчезнут. Но даже если это возможно, вероятность этого события не слишком высока.

Порыв ветра снаружи слегка согнул голые деревья, создал рябь на воде озера, середина которого до сих пор не замёрзла, прошелестел по оконному стеклу, выходящему на полусумеречный мир. Мысли Гарри на время отвлеклись на пейзаж за окном.

Вскоре они вернулись вовнутрь, на очередной шаг спирали.

Почему я не такой, как другие дети моего возраста?

Если ответ профессора Квиррелла был увёрткой, то это была очень хорошо просчитанная увёртка. Достаточно глубокая и достаточно сложная, полная намёков на тайные смыслы, как раз чтобы поймать в ловушку когтевранца, который на меньшее бы и не отвлёкся. Но, может быть, профессор Квиррелл отвечал честно. Кто знает, какие мотивы двигали его губами?

Вот что я скажу, мистер Поттер: вы уже окклюмент и, думаю, вскоре станете окклюментом идеальным. Для людей, подобных нам с вами, само понятие личности имеет иное значение. Мы можем стать кем угодно, кого только сможем себе вообразить, а ваше истинное отличие, мистер Поттер, — на редкость хорошее воображение. Драматург должен содержать в себе своих персонажей, он должен быть больше, чем они, чтобы в его разуме они смогли играть свои роли. Предел возможностей для актёра или шпиона или политика определяется границами, в которых они могут притворяться, лицами, которые они могут носить как маску. Люди вроде нас с вами могут стать кем угодно, кого только смогут себе вообразить, и не притворяясь, а на самом деле. Когда вы воображаете себя ребёнком, мистер Поттер, вы и есть ребёнок. Но вы можете поддерживать и другие личности, если захотите, гораздо более сложные личности. Почему вы столь свободны, почему ваши пределы столь широки, в то время как ваши ровесники слабы и скованы? Почему вы способны вообразить и стать личностями более взрослыми, чем те, что положено сочинять обычному ребенку? Этого я не знаю, а свои догадки на этот счёт озвучивать не стану. Но если у вам что-то и есть, мистер Поттер, так это свобода.

Если целью профессора Квиррелла было запутать Гарри, у него это чертовски хорошо получилось.

И всё же была и более пугающая мысль, что профессор Квиррелл не понимал, насколько это обеспокоит Гарри, насколько неправильно эта речь прозвучит для него, как сильно она повредит доверию между Гарри и профессором.

Должна же всегда быть реальная личность, которой человек является по-настоящему, в центре всего…

Гарри смотрел на опускающуюся ночь, на сгущающуюся тьму.

…верно?

* * *

Уже почти наступило время ложиться спать, и тут Гермиона услышала, как несколько человек почти синхронно ахнули. Она оторвалась от книги «Бобатон: История» и увидела пропавшего мальчика. Его не было сегодня на обеде, а его отсутствие во время ужина сопровождалось слухами, что он покинул Хогвартс, чтобы выследить Беллатрису Блэк. Гермиона не верила этим слухам, потому что они были совершенно нелепыми, но тем не менее они заставили её понервничать.

— Гарри! — вскрикнула она. Она совершенно не осознала, что заговорила с ним в первый раз за неделю, и не заметила, как некоторые ученики вздрогнули, когда её крик разнёсся по всей гостиной Когтеврана.

Гарри уже смотрел на неё, он уже шёл к ней, поэтому она остановилась на половине пути от своего кресла…

Несколько мгновений спустя Гарри уже сидел рядом. Создав барьер Квиетуса, он убрал палочку.

(Ужасно много когтевранцев пытались делать вид, что не смотрят на них.)

— Привет, — голос Гарри слегка дрогнул. — Я скучал без тебя. Ты… теперь будешь со мной разговаривать снова?

Гермиона кивнула, просто кивнула. Она не могла придумать, что сказать. Она тоже скучала без Гарри, но понимала, и от этого даже чувствовала себя слегка виноватой, что ему, скорее всего, было намного хуже. У неё были и другие друзья, а у Гарри… Иногда казалось несправедливым, что Гарри общается подобным образом только с ней, и поэтому она должна общаться с ним. Но Гарри выглядел так, будто несправедливости в последнее время происходили и с ним.

— Что происходит? — спросила Гермиона. — Ходит множество слухов. Одни говорят, что ты сбежал сражаться с Беллатрисой Блэк, другие — что ты сбежал, чтобы присоединиться к Беллатрисе Блэк… — а ещё были слухи, которые утверждали, что Гермиона просто выдумала всё насчёт феникса. Когда она их услышала, то крикнула, что это видела вся гостиная Когтеврана, поэтому следующие слухи утверждали, что и это она тоже выдумала. Гермиона совершенно не могла понять, как может существовать настолько невероятный идиотизм.

— Я не могу об этом рассказать, — еле слышным шёпотом ответил Гарри. — Не могу рассказывать обо всём этом. Я бы хотел рассказать тебе всё, — его голос опять дрогнул, — но я не могу… Но если тебе от этого станет лучше, кажется, я больше не буду обедать с профессором Квирреллом…

Гарри спрятал лицо в ладонях.

Гермионе стало не по себе.

— Ты плачешь? — спросила она.

— Ага, — слегка хрипло ответил Гарри. — Не хочу, чтобы это кто-то видел.

Повисло молчание. Гермионе очень хотелось помочь, но она не знала, что делать, когда мальчики плачут, и не знала, что случилось. Она чувствовала, что вокруг неё происходит что-то ужасно важное — то есть не вокруг неё, а вокруг Гарри, — и она понимала, что если бы она узнала, то наверняка была бы напугана или встревожена. Но она ничего не знала.

— Профессор Квиррелл сделал что-то неправильное? — наконец спросила Гермиона.

— Я не буду с ним больше обедать не поэтому, — по-прежнему еле слышным шёпотом ответил Гарри, не отрывая рук от лица. — Так решил директор. Но да, профессор Квиррелл сказал кое-что, из-за чего, кажется, я теперь ему меньше доверяю… — Голос Гарри задрожал очень сильно. — Сейчас я себя чувствую несколько одиноко.

Гермиона дотронулась до своей щеки там, где вчера её коснулся Фоукс. Она по-прежнему думала об этом прикосновении, снова и снова, возможно, она хотела, чтобы это было важно, чтобы это для неё что-то значило…

— Я могу как-нибудь помочь? — спросила она.

— Я хочу сделать что-нибудь нормальное, — сквозь руки сказал Гарри. — Что-нибудь очень обычное для первокурсника Хогвартса. Что-нибудь, чем считается нормальным заниматься одиннадцатилетним и двенадцатилетним детям, вроде нас. Поиграть в подрывного дурака или что-нибудь в этом роде… Но, наверное, у тебя нет карт и ты не знаешь правила?