Эндимион. Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

Немез, Скилла и Бриарей разглядывали Шрайка с другого конца подвесного мостика. Они не спешили переходить в боевой режим, наслаждаясь лицезрением врага в реальном времени.

Чушь какая-то, – передал Бриарей. – Детское пугало. Сплошные шипы, колючки и зубы. Идиотизм полнейший.

Скажи об этом Гиесу, – съязвила Немез. – Готовы?

Готова, – передала Скилла.

Готов, – повторил Бриарей.

Все трое синхронно перешли в боевой режим. Воздух сгустился, свет потек бурой патокой, и Немез поняла: даже если Шрайк перережет подвеску моста, это уже ничего не изменит – в ускоренном времени мост начнет падать через века… Времени у них сколько угодно.

Выстроившись в затылок – Немез во главе, – они двинулись через мост.

Шрайк не шелохнулся, даже головы не повернул. Его глаза мерцали как тусклое малиновое стекло в последних отблесках заходящего солнца.

Что-то тут не так, – передал Бриарей.

Тихо, – приказала Немез. – Воздержитесь от общей частоты, пока я не вступлю в контакт.

До Шрайка уже осталось десять метров, но он по-прежнему никак на них не реагирует. Немез продвигалась вперед сквозь вязкий воздух, пока не ступила на камень по ту сторону моста. Сестра последовала за ней, заняв позицию слева. Бриарей сошел с моста и встал справа. До легенды Гипериона оставалось три метра. Шрайк не двигался.

– Прочь с дороги, – крикнула Немез металлической статуе. – Твое время прошло. Теперь девчонка наша.

Шрайк не отреагировал.

Уничтожить, – скомандовала Немез.

Шрайк исчез, переместившись во времени.

Немез заморгала, когда волны темпорального потрясения накрыли ее и отхлынули прочь, затем обозрела застывшее окружение в полном спектре своего восприятия. В Храме-Парящем-в-Воздухе еще осталось несколько человек, но Шрайк как сквозь землю провалился.

Выйти из режима, – велела она, и близнецы тотчас выполнили приказ. Мир посветлел, воздух ожил, звуки вернулись.

– Найти ее, – бросила Немез.

Скилла бегом бросилась на луч Мудрости Восьмеричного Пути Добродетели и взлетела по лестнице на террасу Правильной Веры. Бриарей стремительно пронесся по лучу Морали и ворвался в пагоду Правильного Слова. Немез взяла на себя третью лестницу, самую высокую, ведущую к павильонам Правильного Воспоминания и Правильного Самоуглубления. Ее радар обнаружил людей в самой верхней постройке. Домчавшись туда за пять секунд, она прозондировала здание на наличие потайных комнат и скрытых ходов. Ни того, ни другого. В павильоне Правильного Самоуглубления оказалась молодая женщина, и Немез было подумала, что поиск подошел к концу, но эта женщина не имела с Энеей ничего общего, кроме возраста. Там было еще несколько человек: древняя старуха – Немез узнала Громомечущую Мать-свинью, – главный глашатай, глава службы безопасности далай-ламы Карл Линга Уильям Эйхедзи и, наконец, мальчишка, этот их далай-лама.

– Где она? – закричала Немез. – Где та, что называет себя Энеей?

Прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, воин Эйхедзи сунул руку под плащ и молниеносно выхватил меч.

Немез уклонилась без труда – даже в нормальном времени реакция ее была намного быстрее, чем у большинства людей. Но когда Эйхедзи выхватил игломет, Немез перешла в боевой режим, подошла к окаменевшему телохранителю, охватила его своим защитным полем и вышвырнула в окно – в пропасть. Разумеется, как только Эйхедзи покинул силовой кокон, он словно увяз в воздухе – нескладный птенец, вывалившийся из гнезда, который не умеет летать и не желает падать.

Обернувшись к мальчишке, Немез снова вошла в нормальное время. За ее спиной Эйхедзи с воплем обрушился вниз, мгновенно скрывшись из виду.

Далай-лама не мог опомниться от удивления: Эйхедзи исчез из павильона и вновь появился в воздухе за фусума, словно решил телепортироваться навстречу смерти.

– Вы не можете… – начала Громомечущая Мать-свинья.

– Вам запрещено… – заговорил одновременно с ней далай-лама.

– Вы не посмеете… – вскинулась женщина – должно быть, Рахиль или Тео, одна из сподвижниц Энеи.

Немез ничего не ответила. Выйдя из времени, она ступила к мальчишке, обернула его силовым коконом, подхватила и понесла к открытой двери.

Немез! – окликнул Бриарей из павильона Правильного Стремления.

Что?

Не прибегая попусту к словам на общей частоте, Бриарей не пожалел энергии, чтобы передать визуальный образ: увязнув в буром воздухе в десятке километров от поверхности, опираясь на окаменевшую, словно голубая колонна, реактивную струю, на планету спускался звездолет.

Выйти из режима, – приказала Немез.

Монахи и старый лама приготовили для нас ленч-пакеты. А.Беттику они дали древний скафандр; я как-то видел такой в Порт-Романтике, в музее античного космоплавания. Лама хотел и нам с Энеей дать такие же, но мы расстегнули термокуртки и показали им наши гермокомбинезоны. Все тысяча двести монахов проводили нас до Первых Небесных Врат. И еще тысячи две или три человек напирали друг на друга и вытягивали шеи, глядя нам вслед.

Гигантская лестница была пуста. Мы медленно поднимались по каменным ступеням. Идти было легко – ступени семиметровой длины, совсем низкие, через каждые семьсот ступеней – широкая площадка. Лестница снизу обогревалась, и, несмотря на окружавшие нас вечные снега, ступени оставались совершенно чистыми.

Через час мы достигли Вторых Небесных Врат – громадной красной пагоды с пятнадцатиметровой аркой, и тут-то началось восхождение по практически отвесной линии геологического разлома, известного как Драконова Пасть. Ветер усилился, температура резко упала, воздух стал слишком разреженным. У Вторых Небесных Врат мы надели скалолазное снаряжение и пристегнулись к углеродным тросам, протянутым по обе стороны лестницы. Минут через пять А.Беттик, надев прозрачный шлем, показал нам большой палец, и мы загерметизировали осмотические маски.

До Южных Небесных Врат оставался километр пути (это только по вертикали), а мир уже потерял привычный облик. Второй раз за день нашим взглядам открылась бескрайняя облачная равнина и озаренные полуденным солнцем вершины. Только теперь мы любовались пейзажем каждые триста шагов – когда останавливались для передышки. Град Мира Тайань пропал из виду, он остался внизу, в пятнадцати тысячах ступеней от нас, за ледниками и скалистыми обрывами. Сообразив, что благодаря ларингам мы снова как бы остались с Энеей наедине, я спросил:

– Как дела, детка?

– Устала, – сказала Энея, улыбнувшись под прозрачной маской.