Пещера. Ведьмин век. Долина Совести - Марина Дяченко

Шел дождь. Капли скатывались с ветрового стекла, сметаемые «дворниками».

– Ты забыл ее… Все мы похожи на медуз, которые ползут по стеклу, – сказала Анжела. – Равномерная студенистая масса. Медузе нелегко оставить по себе стойкий след, в особенности на стекле. Нас нет. Но каждому хочется быть. Поэтому люди психуют, мечутся, сходят с ума… Убивают.

– По-моему, ты сильно преувеличиваешь, – сказал Влад.

– Ты не знал Соника, – печально возразила Анжела. – Его нет. И уже не будет. Бедный Соник.

– Художники и поэты – особый народ, – сказал Влад.

– Как и детские писатели, – парировала Анжела. – Нет, серьезно, мне понравилось это кино… Ты уже почти есть, Влад. Уже почти есть. А меня… меня – нет.

– Но я же вижу тебя, – сказал Влад. – Ты мне интересна…

Анжела вздохнула:

– Наверное, мне придется этим довольствоваться.

– Ты меня обижаешь, – сказал Влад.

– Прости, – Анжела протерла запотевшее стекло. – Что-то у меня настроение сегодня… странное. Наверное, весь этот шум виноват. Шум, треск, ля-ля… Эта твоя приятельница… Их нет. Никого. Ты – почти есть.

– А ты хотела быть повелительницей мира? – спросил Влад, разглядывая ее профиль на фоне мокрого, дробящего ночной свет стекла.

Анжела искоса не наго взглянула:

– А тебе не приходило в голову, что все, кто есть, кого помнит половина ныне живущих людей… Или даже все… Что это были… такие, как мы? Что они могли… умели… понимаешь?

– Нет, – сказал Влад, подумав. – Это невозможно. Почитай любую биографию любого полководца… или президента… Совсем другой механизм.

– Ты уверен? Биографии пишутся уже потом… кто знает, насколько они правдивы? А вот когда из группы влиятельных людей, скованных круговой порукой, вдруг выделяется один, и становится самым влиятельным… А бывшие его соратники один за другим умирают при разных обстоятельствах?

– Ты кого это имеешь в виду?

– Не важно, – сказала Анжела. – Такие случаи бывали, этого достаточно. Может быть, я найду время для посещения каких-нибудь архивов… И наберу чего-нибудь конкретного.

– Зачем? – удивился Влад.

– Ради интереса, – кротко отозвалась Анжела. – Ты, понятно, скажешь, что все это ерунда и чушь…

– Анжела, узы не работают на толпу. Это особенность индивидуальных взаимоотношений…

– Твои узы. Узы, создаваемые тобой. И мной, согласна… Все мои попытки реализоваться, подняться над толпой, быть… ни к чему не привели. Хотя, возможно, виноват мой дурной характер, а вовсе не… Ну да ладно. Но кто сказал тебе, что если носители уз рождаются так часто, что могут запросто наскочить друг на друга, вот как мы с тобой… Если носители уз так распространены на земле – все ли они одинаковы? Все ли подчинены одним и тем же законам? Может быть, есть разновидности. Вот мы с тобой, например, колли, а есть еще и пекинесы, овчарки, бульдоги… Извини на «собачью» аналогию. И скажи: почему я не могу быть права?

Влад молчал.

– Я могу быть права, – сказала Анжела. – Это не значит, что я права. Но я могу быть права, а это уже немало. Да?

– Мне кажется, ты ошибаешься, – сказал Влад. – Я это чувствую. Но объяснить, почему именно так, а не иначе – не могу. Извини.

…Когда машина остановилась перед гостиницей, синеватый циферблат часов на башне напротив показывал без пяти два. Дождь прекратился; в мокром асфальте отражались огни фар и фонарей. На помпезном фасаде крупнейшего в городе отеля светились редкие окна, их теплые квадраты складывались почему-то в стилизованную букву «Ю».

(Фрол Ведрик сидел в тюрьме вот уже почти год. Семь месяцев назад Влад с Анжелой официально стали мужем и женой – безлюдно и беззвучно, без фаты и свидетелей. Старый дом Влада был продан; зимой супруги жили в гостиницах, летом путешествовали в фургончике-трейлере. В газетах писали, что модный писатель Влад Палий, давно уже переставший быть исключительно детским автором – персона удивительная и даже загадочная. Впрочем, вопрошали друг друга журналисты, разве современный сказочник не должен быть таинственным?

Экранизация обречена была на успех. Влад работал над пятым романом из серии о Гран-Грэме, и в перспективе маячили еще три или четыре; когда Влада спрашивали, не надоел ли ему его любимый герой – он только таинственно улыбался).

Влад выбрался из машины и подал руку Анжеле. Стеклянные двери отеля гостеприимно разъехались; большой холл был залит белым неярким светом, за стойкой бара лакомились, тянули из соломинок, лениво поглядывали на экран телевизора поздние посетители. В ночных новостях как раз передавали сообщение о сегодняшней премьере; на мгновение Влад увидел себя – далекого, маленького, беззвучно шевелящего губами перед черным кулаком микрофона.

– Когда ты был маленьким, ты мечтал, чтобы тебя показывали по телевизору? – спросила Анжела.

– Нет, – сказал Влад, подумав.

– А я мечтала, – сказала Анжела.

И тут же появилась на экране – на мгновение. Смеющаяся женщина в бордовом вечернем платье, более похожая на кинозвезду, нежели на скромную супругу сценариста.

– Ну как? – спросил Влад. – Детская мечта сбылась?

Анжела неопределенно хмыкнула.

В номере она сразу же упала на кровать, а Влад вытащил из бара бутылку красного вина. Откупорил, наполнил бокалы, протянул один Анжеле:

– Мне кажется, что мы – есть. Здесь, сейчас. Разве этого не достаточно?

Они были.

Влад проснулся поздно. Окна номера глядели на восток; тяжелые темные шторы – опущенные веки большой комнаты – мужественно приняли на себя удар апрельского солнца. Комната была вся в крошечных искорках – лучах, пробившихся сквозь невидимые глазу дырочки и прорехи.

Анжела сопела, свернувшись калачиком. Влад не торопился подниматься. Ему доставляло удовольствие вот так лежать неподвижно, расслабленно, вспоминать вчерашнюю премьеру.

Странно – он не мог внятно объяснить сам себе, доволен он фильмом или нет. По большому счету – где-то там, в глубине души – все-таки не доволен. Но и сформулировать претензии не может; киновоплощение Гран-Грэма было вполне убедительным, но это был другой Гран-Грэм, не тот, что жил в представлении Влада, на его собственном маленьком экране. Реально ли вытащить внутреннего Владова тролля на свет? А главное, надо ли?

С другой стороны он понимал, что отдельно от его собственных представлений о мире Гран-Грэма созданная на экране страна выглядела мощно и впечатляюще. Она имела полное право на жизнь, эта страна, вот только Владу в ней не было места.