Сальватор - Александр Дюма

Так и случилось — г-н де Вальженез хотел было удалиться, но паркет скрипнул, и занавески шевельнулись.

Жан Робер бросился к кровати, узнал молодого дворянина и вскричал: «Вы? Здесь?»

— Да, это я! — отвечал де Вальженез; видя перед собой мужчину, то есть опасность, он гордо выпрямился.

— Негодяй! — вскипел Жан Робер, хватая его за шиворот.

— Полегче, господин поэт, — презрительно подчеркнул последнее слово Вальженез, — в доме находится, может быть, всего в нескольких шагах от нас третье заинтересованное лицо, которое может услышать наши препирательства, что, вероятно, огорчило бы сударыню.

— Подлец! — вполголоса проговорил Жан Робер.

— Еще раз повторяю: тише! — предупредил его г-н де Вальженез.

— Я могу говорить громко или тихо — все равно я вас убью, — не успокаивался Жан Робер.

— Мы находимся в комнате женщины, сударь.

— Так выйдем!

— К чему шуметь понапрасну? Вы же знаете мой адрес, не так ли? Если забыли, я напомню. Я к вашим услугам.

— Почему не теперь же?

— О! Теперь же! Вы забыли, что сейчас на улице беспросветная тьма. А не мешает ясно видеть, что делаешь. Да и госпоже де Маранд, как видно, не по себе.

Молодая женщина в самом деле упала в кресло.

— Хорошо, сударь, до завтра! — ответил Жан Робер.

— Да, сударь, завтра и с превеликим удовольствием.

Жан Робер снова перешагнул кровать и опустился перед г-жой де Маранд на колени.

Господин Лоредан де Вальженез выскочил в коридор через альковную дверь и закрыл ее за собой.

— Прости, прости меня, Лидия, любимая! — обняв молодую женщину за плечи и горячо целуя, сказал Жан Робер.

— За что простить? — спросила она. — Какое преступление ты совершил? Как же здесь оказался этот человек?

— Не беспокойся, ты его больше не увидишь! — с чувством заверил Жан Робер.

— Ах, любимый мой! — воскликнула несчастная женщина, крепко прижимая его голову к своей груди. — Не вздумай ставить на карту свою драгоценную жизнь против никчемной жизни этого негодяя.

— Не бойся! Ничего не бойся!.. С нами Бог!

— Я думаю обо всем этом иначе. Поклянись, друг мой, что не станешь драться с этим человеком.

— Как я могу это обещать?!

— Если любишь меня, поклянись!

— Не могу! Да пойми же!.. — взмолился Жан Робер.

— Значит, ты меня не любишь.

— Я? Не люблю тебя? О Господи!

— Друг мой, — сказала г-жа де Маранд, — похоже, я сейчас умру.

В самом деле, казалось, жизнь оставляет молодую и прекрасную женщину: дыхания не было слышно, она сильно побледнела и будто застыла.

Жан Робер не на шутку встревожился.

— Я готов обещать все, что ты хочешь, — сказал он.

— И ты сделаешь, что я прикажу?

— Разумеется.

— Поклянись!

— Жизнью своей клянусь! — сказал Жан Робер.

— Я бы предпочла, чтобы ты поклялся моей жизнью, — призналась г-жа де Маранд. — У меня, по крайней мере, была бы надежда умереть, если бы ты нарушил свое слово.

С этими словами она обвила его шею руками, крепко обняла, так что едва не задушила, горячо поцеловала, и на мгновение их души воспарили так высоко, что оба почти забыли о только что разыгравшейся страшной сцене.

VII

ГЛАВА, В КОТОРОЙ АВТОР ПРЕДЛАГАЕТ ГОСПОДИНА ДЕ МАРАНДА — ЕСЛИ НЕ В ФИЗИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ, ТО, ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, НРАВСТВЕННОМ — В КАЧЕСТВЕ ОБРАЗЦОВОГО МУЖА: В ПРОШЛОМ, В НАСТОЯЩЕМ И В БУДУЩЕМ

Как только Жан Робер ушел, г-жа де Маранд поспешила вниз, в свою спальню, где Натали уже ожидала ее для вечернего туалета.

Но, проходя мимо, г-жа де Маранд заявила ей:

— Мне не нужны ваши услуги, мадемуазель.

— Разве я имела несчастье вызвать неудовольствие госпожи? — нагло спросила камеристка.

— Вы? — презрительно переспросила г-жа де Маранд.

— Госпожа обычно добра ко мне, — продолжала мадемуазель Натали, — а сегодня вечером говорит со мной так строго, что я подумала…

— Довольно! — остановила ее г-жа де Маранд. — Ступайте и никогда больше не смейте показываться мне на глаза! Вот вам двадцать пять луидоров, — прибавила она, доставая из шифоньера сверток золотых монет. — И чтобы завтра утром вас не было в доме.

— Сударыня! Когда людей выгоняют, им хотя бы объясняют причину! — возвысила голос камеристка.

— А я не желаю ничего вам объяснять. Возьмите деньги и ступайте прочь.

— Хорошо, сударыня, — прошипела камеристка, взяла деньги и бросила на хозяйку полный ненависти взгляд. — Я буду иметь честь обратиться за разъяснениями к господину де Маранду.

— Господин де Маранд повторит вам то же, что вы слышали от меня. А пока ступайте вон, — строго приказала молодая женщина.

Тон, которым все это произнесла г-жа де Маранд, жест, которым сопровождала свои слова, не допускали возражений. Мадемуазель Натали вышла, хлопнув дверью.

Оставшись одна, г-жа де Маранд разделась и поскорее легла, охваченная противоречивыми чувствами, которые легко угадать, но трудно описать.

Не прошло и пяти минут, как послышался негромкий стук в дверь.

Она непроизвольно вздрогнула и инстинктивно прикрыла свечу гасильником из золоченого серебра. Соблазнительная спальня, которую мы уже описывали ранее, освещалась теперь лишь опаловым светом лампы богемского стекла, горевшей в небольшой оранжерее.

Кто мог стучать в такое время?

Не камеристка: она бы не осмелилась.

Не Жан Робер: никогда ноги его не было, во всяком случае ночью, в этой спальне, являвшейся частью супружеских покоев.

Не г-н де Маранд: в этом отношении он был скромен не менее Жана Робера и не заходил в спальню к жене после десяти часов вечера, если не считать той ночи, когда пришел дать совет остерегаться монсеньера Колетти и г-на де Вальженеза.

Уж не Вальженез ли это?

От одной этой мысли молодая женщина задрожала всем телом и настолько обессилела, что не могла ответить. К счастью, стучавший подал голос и поспешил ее успокоить.

— Это я, — сказал он.

Госпожа де Маранд узнала голос мужа.

— Входите, — пригласила она, совершенно успокоившись и почти весело.

Господин де Маранд вошел с подсвечником, хотя свеча в нем не горела, и направился прямо к постели жены.

Он взял ее руку и поцеловал.

— Простите за поздний визит, — извинился г-н де Маранд. — Но я узнал о вашем возвращении, а также о понесенной вами тяжелой утрате — кончине вашей тети, и пришел выразить вам свои соболезнования.

— Благодарю вас, сударь, — произнесла молодая женщина, несколько удивившись этому ночному визиту и пытаясь найти ему причину. — Однако, — продолжала она с сомнением, которое не могло смутить ее неизменно снисходительного мужа, — неужели вы только из-за этого потрудились ко мне зайти? Вам больше нечего мне сказать?