Буря мечей - Джордж Мартин

— Меня? — тусклым голосом отозвался Джон. — Почему меня?

— Ты состоял в их шайке, — сказал Торне. — Манс тебя знает и поверит скорее тебе, чем кому-то другому.

Джон чуть не рассмеялся вслух.

— Как раз наоборот. Манс подозревал меня с самого начала. Если я снова явлюсь к нему в черном плаще и буду говорить от имени Ночного Дозора, он поймет, что я его предал.

— Он просил посла, и мы шлем тебя, — сказал Слинт. — Если ты боишься встречи с этим изменником, мы вернем тебя в твою камеру — только на этот раз, пожалуй, без мехового плаща.

— В этом не будет нужды, милорд, — сказал сир Аллисер. — Лорд Сноу выполнит наше поручение и докажет нам, что он не предатель, а верный брат Ночного Дозора.

Джон понимал, что из этих троих Торне намного умнее и все это наверняка придумал он. Выбора у Джона не оставалось.

— Хорошо, я пойду, — коротко сказал он.

— Милорд, — напомнил Янос Слинт. — Когда ты обращаешься ко мне…

— Я пойду… но вы совершаете ошибку, милорд. Вы посылаете не того человека, милорд. Один мой вид вызовет гнев у Манса. Милорд мог бы добиться более выгодных условий, если бы послал…

— Условий? — хмыкнул сир Аллисер.

— Янос Слинт не условливается с беззаконными дикарями, Лорд Сноу. Нет.

— Мы посылаем тебя не для того, чтобы ты говорил с Мансом, — подхватил сир Аллисер. — Мы посылаем тебя убить его.

Ветер свистал в прутьях клети, и Джона Сноу била дрожь. Нога у него болела, голова тоже. Сейчас он и котенка убить не сможет, но делать нечего: он в западне. Мейстер Эйемон настаивал на его невиновности, и поэтому Слинт не посмел обречь его на смерть в ледяной тюрьме. Лучше уж так. «Наша честь значит не больше, чем наша жизнь, когда речь идет о безопасности страны», — сказал Куорен Полурукий в Клыках Мороза. Вот слова, которые нужно все время держать в памяти. Убьет Джон Манса или потерпит неудачу, вольный народ все равно с ним расправится. Он даже дезертировать не сможет, даже если бы и захотел: в глазах Манса он заведомый лжец и предатель.

Клеть рывком остановилась. Джон сошел на землю и пошатал Длинный Коготь в ножнах, чтобы потом легче достать его. Слева от него в нескольких ярдах находились ворота, все еще заваленные обломками черепахи, под которыми разлагалась туша мамонта. Среди разбитых бочек, застывшей смолы и выгоревшей травы валялись другие трупы, и на все ложилась тень от Стены. Джон, не желая задерживаться здесь, зашагал к лагерю одичалых. Он прошел мимо мертвого великана с разбитой камнем головой. Ворон выклевывал мозг из расколотого черепа.

— Сноу, — сказала птица, подняв глаза на Джона. — Сноу, Сноу, — повторил ворон, расправил крылья и улетел.

Одинокий всадник выехал из лагеря и двинулся навстречу Джону. Не Манс ли это хочет провести переговоры на ничейной земле? Это облегчило бы дело, хотя легким оно все равно не будет. Но вскоре Джон разглядел, что всадник мал ростом и тучен, разглядел золотые браслеты у него на руках и белую бороду, ниспадающую на широкую грудь.

— Хар-р! — прогремел Тормунд, когда они встретились. — Джон Сноу, ворона. Я уж боялся, мы тебя больше не увидим.

— Не знал, что ты способен чего-то бояться, Тормунд.

— Хорошо сказано, парень, — усмехнулся одичалый. — Я вижу, на тебе снова черный плащ. Мансу это не понравится. Если ты вздумал опять сменить шкуру, полезай лучше обратно на свою Стену.

— Меня прислали для переговоров с Королем за Стеной.

— Переговоры! — засмеялся Тормунд. — Ну и словечко, хар-р! Манс хотел потолковать с вами, это верно, вот только не знаю, захочет ли он говорит с тобой.

— Однако послали именно меня.

— Да уж вижу. Ладно. Хочешь сесть со мной на коня?

— Лучше пойду пешком.

— Задали вы нам жару, ты и твои братья. — Тормунд повернул своего лохматого конька обратно к лагерю. — Отдаю вам должное. Двести наших и дюжина великанов убиты. Сам Мег вошел в эти ваши ворота, да так и не вернулся.

— Он погиб от меча храбреца по имени Донал Нойе.

— Да ну? Он что, лорд был, этот Нойе? Один из ваших рыцарей в блестящих стальных подштанниках?

— Он был кузнец, притом однорукий.

— Однорукий кузнец убил Мега Могучего? Хар-р! Хотел бы я поглядеть на их бой. Манс сложит об этом песню, вот увидишь. — Тормунд снял с седла кожаный мех и откупорил его. — Давай-ка погреемся малость. За Донала Нойе и Мега Могучего. — Он хлебнул и протянул мех Джону.

— За Донала Нойе и Мега Могучего. — В мехе был мед, да такой крепкий, что у Джона заслезились глаза, в носу защипало, а в груди разлился огонь. Хорошо было согреться после ледовой камеры и долгого спуска в клети.

Тормунд забрал мех у Джона, хлебнул еще раз и вытер рот.

— Магнар теннов клялся, что откроет нам ворота и мы пройдем в них с песнями. Всю Стену хвастался свалить.

— Часть ее в самом деле свалилась — ему на голову.

— Хар-р! Ну, я Стира всегда недолюбливал. Когда у человека нет ни бороды, ни волос, ни ушей, его не за что ухватить во время драки. — Тормунд заставлял коня идти медленным шагом, чтобы прихрамывающий Джон мог поспеть за ним. — Что приключилось с твоей ногой?

— Стрела. Думаю, ее послала Игритт.

— Вот эта женщина — в самый раз для тебя. Нынче она тебя целует, а завтра начиняет стрелами.

— Она умерла.

— Да ну? — Тормунд печально покачал головой. — Жаль, жаль. Будь я на десять лет моложе, я бы сам ее украл. Какие волосы! Ну, жаркий огонь и сгорает рано. — Он снова выпил и передал мех Джону. — За Игритт, награжденную поцелуем огня!

— За Игритт, награжденную поцелуем огня.

— Это ты ее убил?

— Мой брат. — Джон так и не узнал, который, и надеялся, что никогда не узнает.

— Проклятые вороны, — как-то даже ласково проворчал Тормунд. — Длинное Копье украл мою дочку, Мунду, мое осеннее яблочко. Прямо из палатки, из-под носу у четверых ее братьев. Торегг, большой олух, все проспал, а Торвинд… ну, не зря ведь его прозвали Смирным. Зато младшенькие задали парню трепку.

— А Мунда?

— Она — моя кровь, — гордо произнес Тормунд. — Она разбила ему губу, откусила половину уха и, как говорят, так расцарапала ему спину, что он плащ надеть не мог. Однако он пришелся ей по нраву — оно и понятно. Ты сам знаешь, что копья у него сроду не было — откуда же, по-твоему, он получил прозвище? Хар-р!

Джон, вопреки всему, не удержался от смеха. Игритт была привязана к Рику Длинное Копье. Джон от души желал ему счастья с дочерью Тормунда. Каждый человек должен быть счастлив, хотя бы немного.

«Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», — сказала бы Игритт, но Джон знал, что скоро умрет. «Все люди умирают, — сказал ее голос у него в голове, — и все живые твари, плавают они, летают или бегают. Не важно, когда ты умрешь, — важно как, Джон Сноу». «Легко тебе говорить, — подумал Джон. — Ты погибла в бою, штурмуя вражеский замок, а я умру смертью предателя и убийцы.