Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

Я долго глядел на тучи, нависшие над крышами Иски.

— Если я отрублю Кайнвин голову, господин, ты отрубишь мою мгновением позже? — спросил я у Артура.

— Нет, — с отвращением отозвался он.

— Господин! — взмолился я.

— Нет! — гневно выкрикнул он. Разговор о магии задел его за живое. Артур мечтал о мире, в котором правит разум, а не магия, но сейчас весь его здравый смысл оказался бессилен нам помочь.

— Моргана, — тихо произнесла Гвиневера.

— Что Моргана? — вскинулся Артур.

— Она была Мерлиновой жрицей до Нимуэ, — напомнила Гвиневера. — Если кому и ведома Мерлинова магия, так это Моргане.

И призвали Моргану. Она проковыляла через двор — как всегда, просто-таки излучая ярость. Золотая маска тускло поблескивала. Моргана по очереди оглядела всех нас и, не увидев ни одного христианина, осенила себя знаком креста. Артур принес ей стул, но садиться она не стала, давая понять, что времени у нее для нас нет. С тех пор как ее муж уехал в Гвент, Моргана нашла себе занятие в христианском храме к северу от Иски. Туда приходили умирать недужные, а она кормила их, лечила и молилась за них. Люди по сей день зовут ее мужа святым, но мне думается, жену называет святой сам Господь.

Артур рассказал ей все от начала и до конца. С каждым новым откровением Моргана недовольно хмыкала, но когда Артур заговорил о проклятии Иной плоти, она поспешно перекрестилась и сплюнула через отверстие в маске.

— Ну так от меня-то вы чего хотите? — вызывающе осведомилась она.

— Ты можешь снять проклятие? — спросила Гвиневера.

— На то есть молитва! — объявила Моргана.

— Но ты же молишься, — раздраженно бросил Артур, — и епископ Эмрис молится не переставая. Все христиане Иски молятся о Кайнвин, но лучше ей не становится.

— Потому что она язычница, — злобно фыркнула Моргана. — Зачем бы Господу растрачивать свою милость на язычников, вместо того чтобы радеть о нуждах собственной паствы?

— Ты не ответила на мой вопрос, — холодно вмешалась Гвиневера. Они с Морганой ненавидели друг друга лютой ненавистью, но ради Артура при встречах изображали холодную вежливость.

Моргана помолчала — и отрывисто кивнула.

— Снять проклятие можно — если, конечно, верить в подобные предрассудки, — подтвердила она.

— Я верю, — промолвил я.

— Но о таком даже помыслить грешно! — воскликнула Моргана, вновь осеняя себя крестом.

— Твой Господь тебя непременно простит, — заверил я.

— Да что ты знаешь о моем Господе, Дерфель? — угрюмо буркнула она.

— Я знаю, госпожа, — промолвил я, припоминая все то, что рассказывал мне в течение многих лет Галахад, — что твой Господь — любящий Бог, прощающий Бог, Бог, который послал единородного Сына Своего на землю, чтобы избавить людей от страданий. — Я выждал немного, Моргана молчала. — А еще я знаю, — мягко продолжил я, — что Нимуэ творит в холмах великое зло.

Надо думать, упоминание о Нимуэ окончательно убедило Моргану: Артурова сестра до сих пор злилась, что молодая жрица узурпировала ее место в окружении Мерлина.

— Это ведь глиняная фигура? — уточнила она у меня. — А глина замешана на детской крови и росе? И лепили истукана при раскатах грома?

— Все так и есть, — подтвердил я.

Моргана содрогнулась, раскинула руки и принялась молиться про себя. Никто из нас не произнес ни слова. Молилась она долго, возможно, надеясь, что мы оставим ее в покое, но никто из нас со двора не ушел, и наконец она опустила руки и вновь развернулась к нам.

— Что за талисманы использует ведьма?

— Ягоды, — принялся перечислять я, — осколки кости, уголья…

— Не то, глупец! Талисманы какие? Что связывает ее с Кайнвин?

— У нее камушек из кольца Кайнвин и один из моих плащей.

— Ага! — Невзирая на все свое отвращение к языческим суевериям, Моргана явно заинтересовалась. — А твой плащ тут при чем?

— Не знаю.

— Все очень просто, дурень, — рявкнула она. — Зло течет через тебя!

— Через меня?

— Чего тут непонятного-то? — рявкнула она. — Конечно же, через тебя. Ты ведь был близок с Нимуэ, разве нет?

— Да, — признал я, поневоле краснея.

— Она подарила тебе что-нибудь в знак этой близости? — не отступалась Моргана. — Может, амулет дала? Или кусочек кости? Какую-нибудь языческую дрянь — на шею повесить?

— Вот он, знак. — И я показал ей шрам на левой ладони. Моргана пригляделась к шраму — и вздрогнула всем телом. Но ничего не сказала.

— Сними проклятие, Моргана, — уговаривал ее Артур. Моргана молчала.

— Ведовством заниматься запрещено, — проговорила она спустя какое-то время. — Священное Писание говорит: ворожеи не оставляй в живых.[11]

— Тогда расскажи мне, как это сделать, — взмолился Талиесин.

— Тебе? — завопила Моргана. — Тебе? Ты правда думаешь, что тебе под силу одолеть Мерлинову магию? Если уж делать, то делать как должно.

— Помоги нам, — промолвил Артур. Моргана всхлипнула. Перекрестилась единственной здоровой рукой, помотала головой и словно бы дара речи лишилась. Артур нахмурился. — Что же нужно твоему Богу? — спросил он.

— Ваши души! — закричала Моргана.

— Ты хочешь, чтобы я стал христианином? — выговорил я.

Золотая маска с выгравированным на ней крестом придвинулась к самому моему лицу.

— Да, — просто сказала Моргана.

— Я это сделаю, — так же просто ответил я. Моргана простерла ко мне указующую длань.

— Ты примешь крещение, Дерфель?

— Да, госпожа.

— И ты поклянешься повиноваться моему мужу — всегда и во всем.

Я отшатнулся. Уставился на нее во все глаза.

— Сэнсаму? — эхом откликнулся я.

— Он — епископ, — настаивала Моргана. — Власть его — от Господа! Ты согласишься повиноваться ему во всем и всегда, ты согласишься принять крещение: только тогда сниму я проклятие.

Артур неотрывно глядел на меня. Проглотить унижение было непросто, но я подумал о Кайнвин — и кивнул.

— Я все сделаю, — сказал я Моргане.

И Моргана бросила вызов Божьему гневу и сняла проклятие.

Все произошло тем же вечером. Моргана пришла во дворцовый двор в черном одеянии и без маски, открыв на всеобщее обозрение жуткое, изуродованное огнем лицо — багровое, изборожденное шрамами, перекошенное. Она уже злилась на свою мягкотелость, но, верная слову, спешно принялась за работу. Разожгли жаровню, подбросили в пламя угля, а пока огонь разгорался, рабы притащили корзины с гончарной глиной, и Моргана принялась лепить женскую фигуру. Она замешала в глину кровь ребенка, умершего утром в городе, и росу, — раб загодя обмел мокрую траву во дворе. Грома не было, но Моргана сказала, что для снятия чар оно и не нужно. При виде творения рук своих она в ужасе сплюнула. Истукан получился и впрямь жутким: женщина с громадными грудями, разведенными ногами и зияющим родовым каналом, а в животе фигуры зияло углубление — здесь, в утробе, предстояло упокоиться злу. Артур, Талиесин и Гвиневера завороженно наблюдали за тем, как Моргана месит глину. Затем она трижды обошла вокруг непристойной статуи. После третьего обхода посолонь она остановилась, запрокинула голову к облакам и завыла. Я подумал было, ей так больно, что продолжать она не в силах и Господь велит ей прекратить обряд, однако затем Моргана обратила изувеченное лицо ко мне.

— Теперь мне нужно само зло, — промолвила она.

— Что же это? — спросил я.

Щель, заменяющая ей рот, словно бы раздвинулась в улыбке.

— Твоя рука, Дерфель.

— Моя рука?

Вот теперь я видел ясно: безгубая прорезь — это и впрямь не что иное, как улыбка.

— Рука связывает тебя с Нимуэ, — проговорила Моргана. — Это и есть канал, по которому течет злая сила. Ты должен отрезать себе руку, Дерфель, и отдать ее мне.

— Право же… — запротестовал было Артур.

— Ты принудил меня к греху! — Моргана с визгом обернулась к брату. — А теперь оспариваешь мою мудрость?

— Нет-нет. — Артур тут же пошел на попятный.

— Мне-то все равно, — небрежно отозвалась она, — если Дерфель предпочитает сохранить руку, что ж, его дело. А Кайнвин пусть себе страдает.

— Нет, — возразил я, — нет.

Мы послали за Галахадом и Кулухом, и Артур повел нас троих в свою кузню, где горн горел днем и ночью. Я снял с пальца левой руки кольцо моей возлюбленной, дал его Морридигу, Артурову кузнецу, и попросил его впечатать талисман в рукоять Хьюэлбейна. Простое, железное кольцо воина, а на нем — крест из золота, что я отщипнул украдкой с накладки на Котле Клиддно Эйдина. Второе такое носила Кайнвин.

Мы положили на наковальню толстое бревно. Галахад крепко обхватил меня за плечи, я обнажил руку и положил левую кисть на деревянную опору. Кулух сжал мой локоть: не для того, чтобы рука не ерзала, — для того, что произойдет потом.