Солдаты - Михаил Алексеев

— Читай, читай, полковник Павлов таких любит. В звании повысит, — говорил он.

Гунько сначала улыбался, потом терпеливо отмалчивался, наконец его начинали злить глупые насмешки друга; завязывался спор, который обычно заканчивался яростной ссорой. А на следующий день лейтенанты звонили друг другу по телефону, чтобы помириться. И мирились.

На этот раз Петра в блиндаже не оказалось. Ординарец сообщил, что командир ушел на батарею. Наверное, сейчас вернется.

Гунько действительно скоро вернулся. Плащ-накидка и сапоги на нем были вымазаны в глине, лицо запылено, но его желтые глина смотрели весело и оживленно. Командир батареи был явно доволен чем-то. Увидев у себя разведчика, он искренне обрадовался:

— Вот хорошо, что ты пришел!.. А то не перед кем было бы похвастаться! Знаешь, так оборудовали мои орлы огневую позицию, что и ночью ни один немецкий танк не проскользнет! Каково? Правда, немцы не любят наступать ночью. Но они, наученные горьким опытом, могут изменить свою тактику. Не такие уж они дураки, чтобы воевать по одному шаблону. И у них немало умных командиров. Во всяком случае, моя батарея готова и к ночным боям. Ну, как ты находишь?

— Что ж, молодец, — ответил Марченко. Желтоватые глаза Гунько ликующе блеснули.

— Э, да я еще не то приготовлю фашистам! Будут они кровью харкать!..

— Ладно, довольно хвастать. Ты лучше расскажи, как твоя батарея на занятии провалилась. Ведь я все знаю.

— И ты это считаешь провалом? — Гунько нахмурился.

— Конечно.

Занятие, о котором сейчас говорили лейтенанты, проводилось несколько дней тому назад, в тылу дивизии. Гунъко с радостью вывел свою батарею на это занятие, ибо чутьем опытного фронтовика он понимал, что близятся большие сражения и нелишне потренировать еще бойцов.

Несколько тягачей медленно волокли по ровному полю макеты танков. Солдаты-артиллеристы, посмеиваясь, легко расстреливали макеты. Гунько слышал, как бойцы перебрасывались едкими замечаниями:

— Потеха, а не учение!

— Ползут черт-те как!.. Как пеша вошь по…

— Эх, генерал не видит, дал бы он жизни кому следует за эту прогулку!..

— И даст. Он небось с наблюдательного пункта все видит.

Гунько подбежал к водителям и закричал на них:

— Что ж, по-вашему, немецкие танки таким же черепашьим ходом будут идти?.. Маскируйтесь хорошенько! И дуйте полным ходом. Увертывайтесь от выстрела, черт бы вас побрал совсем!..

Тягачи взревели и, рванув с места, помчались по нескошенному полю. Артиллеристы лихорадочно заработали у орудий. Их спины моментально потемнели от пота. Подносчики, кряхтя, бегали со снарядами, подмаргивали друг другу:

— Вот дает!..

— Это похоже на что-то!

— Как в настоящем бою!..

— Припекает!..

Танки-макеты мчались по полю, то пропадая в море желтеющей ржи, то опускаясь в балки, то вновь появляясь.

— Вот это по-моему! — ликовал Гунько, вытирая ладонью смуглый лоб и скаля крепкие белые зубы. — Давай, ребята, жми!..

А перед вечером артиллеристы выстроились на опушке леса. Батарея Гунько оказалась на последнем месте по числу попаданий. Но, к всеобщему удивлению, это нисколько не огорчило Гунько. Он был спокоен и даже доволен результатами занятий.

— И ты еще улыбаешься, Гунько? — посмеивались над ним другие командиры батарей.

— Если б я вел огонь по вашим черепахам, от них не осталось бы ни одной щепки… Затеяли игру в бирюльки. Стрелковое соревнование в тире, а не занятие! Забыли про сталинградские бои. За это можно дорого поплатиться, дорогие товарищи! Помните, что говорил генерал на партийном активе!..

От высоты, на которой располагался наблюдательный пункт, отделилось несколько человек и направилось к опушке леса, где стояли артиллеристы.

— Генерал идет!..

Командир дивизиона, низкорослый толстый майор, прижав левую руку к ноге и правую держа у козырька фуражки, неуклюже пошел навстречу начальству. До батарейцев долетели обрывки его доклада:

— Дивизион… выстроен… разбора… учений!..

Приняв рапорт, Сизов легкой походкой приблизился к солдатам.

— Здравствуйте, товарищи солдаты! — звонко и отчетливо прозвучал его голос. Эхо где-то в глубине леса услужливо и, капалось, с большой охотой повторило слова комдива.

— Здравия желаем, товарищ генерал!.. — приветствовали солдаты.

Бойцы не спускали ожидающе-восторженных глаз с генерала.

Сизов подозвал к себе старшего лейтенанта Гунько.

— За отличные действия вам и всему личному составу вашей батареи объявляю благодарность! — донеслось до солдат. И, уже обращаясь к командиру дивизиона и к командирам других батарей, Сизов продолжал суховато: — Упрощать обстановку на занятиях — значит совершать преступление, — отчеканивал он каждое слово. — Усложнять ее, максимально приближая к боевой, — делать нужное и в высшей степени полезное дело.

Этими словами начал генерал подробный разбор занятий.

— Ты что же, пришел посочувствовать моему «горю»? — спросил Гунько, хитро прижмурясь.

Марченко обиделся.

— Как тебе известно, Петр, успокаивать — не в моем духе. А пришел я к тебе отчасти потому, что хотел просто тебя видеть. Кроме того, у меня есть к тебе небольшая просьба…

— Какая?

— Впрочем, это даже не просьба, а приказ… — разведчик улыбнулся. — Ну?

— Собирайся — и марш в мою роту. Хоть выпьем по рюмочке!..

— Это, пожалуй, единственный за мою службу приказ, которому я могу не подчиниться.

— Почему? — удивился Марченко.

— Во-первых, потому, что оставлять сейчас батарею я не могу.

— Ведь не на всю же ночь я тебя зову, на час-другой.

— А во-вторых, — продолжал Гунько, — не время сейчас думать о рюмочке, друг ты мой! Не время!.. Да у меня еще и дел много. Если хочешь, давай выпьем по чарке здесь. В моей фляге малость осталось.

— Вечно у тебя какие-нибудь дела…

— Серьезно говорю. Надо провести беседу с солдатами, сообщить им новые данные о противнике.

— Это еще зачем? Еще подумают солдаты, что немцы превосходят нас по численности, — посматривая на новую звездочку на погоне Гунько, говорил Марченко. — Запугаешь своих артиллеристов, а у тебя ведь много молодых бойцов.

— Ты это серьезно? — не вытерпел Гунько.

— Конечно, серьезно.

— Ну, тогда мне грустно…

— Не смейся.

— А я и не смеюсь. Повторяю — мне грустно. Грустно потому, что такие слова я слышу от лейтенанта Марченко — опытного, прославленного разведчика… Да мне с моими солдатами, дорогой товарищ, не сегодня-завтра придется лицом к лицу встретиться с врагом, вступить с ним в кровопролитный бой!..

— Ну вот, пошел: «кровопролитный», «сражение», «лицом к лицу»!.. Нельзя ли поспокойнее и проще?

— Хорошо, буду попроще… Да, вступить в бой! Так пусть же знают они этого врага, пусть знают и то, что бой с ним будет тяжелый, и готовят себя к этому. Что касается превосходства немцев, то не тебе, разведчику, говорить о нем.

— Я же сказал, что у солдат может составиться неправильное, преувеличенное представление о противнике, — заметил Марченко.

— Не думаю, — быстро возразил Гунько. — Сейчас солдаты не поверят в превосходство немцев. Они знают наши силы не хуже нас с тобой!.. Я, например, верю в свою батарею, в своих солдат и буду говорить им всю правду, чтобы они, зная свои силы, не питали, однако, иллюзий насчет легкой победы…

— Совершенно правильно, товарищ Гунько.

Офицеры быстро оглянулись.

Приподняв плащ-палатку, в блиндаж протискивался полковник Демин.

Судя по его бледному, осунувшемуся лицу и утомленным глазам, он давно не спал.

— Совершенно правильно! — повторил он, войдя в блиндаж и присаживаясь у столика. Он посмотрел на Марченко. — Мы только недавно на партийном активе говорили, что надо готовить личный состав к тяжелым испытаниям. И очень хорошо, что вы ужо это делаете, товарищ Гунько.

Хотя начальник политотдела появился в блиндаже неожиданно, это нисколько не удивило ни Гунько, ни Марченко. Они знали, что Демин имел привычку появляться в самых, казалось бы, неожиданных местах. То его увидят в боевом охранении какого-нибудь батальона и тоже не удивятся этому; то вдруг он придет на санитарный пункт; то на артиллерийские позиции; вдруг нагрянет в склады АХЧ и там учинит настоящий разнос начальнику административно-хозяйственной части старшему лейтенанту Докторовичу; чаще же всего бывал он в стрелковых ротах — любил поговорить с коммунистами; инструкторов политотдела также редко можно было увидеть в штабе дивизии, — они приходили из полков, делали доклад начальнику или его заместителю и, помывшись в бане, снова уходили в полки, в батальоны, роты.

Демин так же, как и генерал Сизов, знал по фамилии всех офицеров соединения.