Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник) - Лем Станислав

Она ничего не ответила и стала причесываться перед зеркалом. Только теперь я заметил, что она бледна, в ее глазах, которые встретились с моими в зеркале, была какая-то настороженность.

– Хари, – начал я, как осел, еще раз, – магнитофона нет на полке.

– Ничего более важного ты не хочешь мне сказать?..

– Извини, – пробормотал я. – Ты права, это глупость.

Не хватает еще, чтобы мы начали ссориться.

Потом мы пошли завтракать. Хари сегодня вела себя иначе, не так, как обычно, но я не мог определить, в чем разница. Она все время осматривалась, не слышала, что я ей говорил, как бы впадая в задумчивость. А один раз, когда она подняла голову, я заметил, что ее глаза блестят.

– Что с тобой? – Я понизил голос до шепота. – Ты плачешь?

– Ох, оставь меня. Это не настоящие слезы, – пролепетала она.

Возможно, я не должен был удовольствоваться этим, но я ничего так не боялся, как «откровенных разговоров». Впрочем, в голове у меня было совсем другое. Хотя интриги Снаута и Сарториуса мне только приснились, я начал соображать, есть ли вообще на станции какое-нибудь подходящее оружие. О том, что с ним делать, я не думал, просто хотел его иметь. Я сказал Хари, что должен заглянуть на склады. Она молча пошла за мной. Я рылся в коробках, искал в ящиках, а когда спустился в самый низ, не мог устоять перед желанием заглянуть в холодильник. Мне, однако, не хотелось, чтобы Хари входила туда, поэтому я только приоткрыл двери и оглядел все помещение. Темный саван возвышался, прикрывая удлиненный предмет, но с того места, где я стоял, нельзя было увидеть, лежит ли там та, черная. Мне показалось, что место, которое она занимала, теперь свободно.

Я не нашел ничего подходящего и был в очень плохом настроении, как вдруг сообразил, что не вижу Хари. Впрочем, она сразу же пришла – отстала в коридоре, – но ее попытки отойти от меня даже на секунду должны были привлечь мое внимание. А я все еще вел себя как кретин или попросту так, будто обиделся неизвестно на кого. У меня разболелась голова, я не мог найти порошков и злой, как сто чертей, перевернул вверх ногами все содержимое аптечки. Снова идти в операционную мне не хотелось. Я редко вел себя так нелепо, как в этот день. Хари тенью сновала по кабине, иногда на секунду исчезая. После полудня, когда мы уже пообедали (собственно, она вообще не ела, а я пожевал без аппетита и оттого, что голова у меня трещала от боли, даже не пробовал уговорить ее поесть), Хари уселась около меня и потянула за рукав.

– Ну, в чем дело? – буркнул я машинально.

Мне казалось, что по трубам доносится слабый стук. Вероятно, Сарториус копался в аппаратуре высокого напряжения. Мне захотелось пойти наверх. Но тут я сообразил, что придется идти с Хари. И если ее присутствие в библиотеке было еще как-то объяснимо, там, среди машин, оно могло вызвать какое-нибудь неуместное замечание Снаута.

– Крис, – шепнула Хари, – как у нас?

Я невольно вздохнул. Нельзя сказать, чтобы этот день был для меня счастливым.

– Как нельзя лучше. О чем ты снова?

– Я хотела бы с тобой поговорить.

– Слушаю.

– Но не так.

– А как? Ну, я же сказал тебе, у меня болит голова, масса работы…

– Немного желания, Крис.

Я выдавил из себя улыбку. Наверно, она была жалкой.

– Да, дорогая. Говори.

– А ты скажешь мне правду?

Я поднял брови. Такое начало мне не понравилось.

– Для чего же мне врать?

– Может, у тебя есть основания. Серьезные. Но если хочешь, чтобы… ну в общем… то не обманывай меня.

Я молчал.

– Я тебе что-то скажу, и ты мне скажешь. Ладно? Это будет правда. Несмотря ни на что.

Я отвел глаза. Она искала мой взгляд, но я притворялся, что не замечаю этого.

– Я тебе уже говорила, что не знаю, откуда здесь взялась. Но, может, ты знаешь. Погоди, я еще не кончила. Возможно, ты и не знаешь. А если знаешь, но не можешь этого мне сказать сейчас, то, может, поздней когда-нибудь? Это не самое плохое. Во всяком случае, дашь мне шанс.

На меня словно обрушился холодный поток.

– Детка, что ты говоришь?.. Какой шанс? – запинался я.

– Крис, кто бы я ни была, я наверняка не ребенок. Ты обещал. Скажи.

От этого «кто бы я ни была» у меня так перехватило горло, что я мог только смотреть на нее, глуповато тряся головой, как будто защищался от ее слов.

– Я ведь объяснила – ты не обязан говорить. Достаточно будет, если скажешь, что ты не можешь.

– Я ничего не скрываю, – ответил я хрипло.

– Это хорошо. – Она встала.

Я хотел что-то сказать. Чувствовал, что не могу оставить ее так, но слова застряли у меня в горле.

– Хари…

Она стояла у окна, отвернувшись. Темно-синий океан лежал под голым небом.

– Хари, если ты думаешь… Хари, ведь ты знаешь, что я люблю тебя…

– Меня?

Я подошел к ней. Хотел ее обнять. Она высвободилась, оттолкнув мою руку.

– Ты такой добрый… Любишь меня? Я бы предпочла, чтобы ты меня бил!

– Хари, дорогая!

– Нет. Нет. Молчи уж лучше.

Она подошла к столу и начала собирать тарелки. Я смотрел на синюю пустыню. Солнце садилось, и огромная тень станции мерно колебалась на волнах. Тарелка выскользнула из рук Хари и упала на пол. Вода булькнула в моечном аппарате. Рыжий цвет по краям небосклона переходил в грязно-красное золото. Если бы я знал, что делать! Если б знал! Вдруг стало тихо. Хари стояла рядом со мной, сзади.

– Нет. Не оборачивайся, – сказала она шепотом. – Ты ни в чем не виноват, Крис. Я знаю. Не мучайся.

Я протянул к ней руки. Она отскочила и, подняв целую стопку тарелок, сказала:

– Жаль. Если бы они могли разбиться, разбила бы, все разбила бы!

Какое-то мгновение я думал, что она и вправду швырнет их на пол, но она внимательно посмотрела на меня и усмехнулась:

– Не бойся, не буду устраивать тебе сцен.

Я проснулся среди ночи как от толчка, напряженный и собранный. Сел на кровати. В комнате было темно, только через приоткрытую дверь из коридора падала тонкая полоска света. Откуда-то доносилось ядовитое шипение и приглушенные тупые удары, как будто что-то большое билось за стеной. «Метеор, – мелькнула мысль. – Пробил панцирь. Там кто-то есть!»

Протяжный хрип.

От этого я сразу же пришел в себя. Я на станции, не в ракете, а этот ужасный звук…

Я выскочил в коридор. Дверь маленькой лаборатории была открыта настежь, там горел свет. Я вбежал внутрь. На меня хлынул поток ледяного холода. В кабине клубился пар, превращающий дыхание в хлопья снега. Туча белых хлопьев кружилась над завернутым в купальный халат телом, которое едва шевелилось на полу. Это была Хари. Я с трудом разглядел ее в этом ледяном тумане, бросился к ней, схватил, халат обжег мне руки, она хрипела. Я выбежал в коридор, миновал вереницу дверей. Я уже не чувствовал холода, только ее дыхание, вырывающееся изо рта облачками пара, как огнем жгло мне плечо.

Я уложил ее на стол, разорвал халат на груди, секунду смотрел в ее перекошенное, дрожащее лицо: кровь замерзла вокруг открытого рта, покрыла губы черным налетом, на языке блестели кристаллики льда…

Жидкий кислород. В лаборатории был жидкий кислород в сосудах Дьюара; поднимая ее, я чувствовал, что давлю хрустящее стекло. Сколько она могла выпить? Все равно. Сожжены трахеи, горло, легкие, жидкий кислород разъедает сильнее, чем концентрированные кислоты. Ее дыхание скрежещущее, сухое, как звук разрываемой бумаги, пропадало. Глаза были закрыты. Агония.

Я взглянул на большие застекленные шкафы с инструментами и лекарствами. Трахеотомия? Интубация? Но у нее уже нет легких! Сгорели. Лекарства? Сколько лекарств! Полки были заставлены рядами цветных бутылей и коробок. Хрип наполнял всю комнату, из открытого рта Хари все еще шел пар.

Термофоры…

Я начал искать их, но, прежде чем нашел, рванул дверцу другого шкафа, разбросал коробки с ампулами… Теперь шприц… Где он?.. В стерилизаторах… Я не мог собрать его занемевшими руками, пальцы были твердыми и не хотели сгибаться. Начал бешено колотить рукой о крышку стерилизатора, но даже не чувствовал этого. Я ощущал только слабое покалывание.