Возлюби свою индивидуальность (версия 2009) - Александр Пинт

— Это не обязательно делать физически. Это можно делать по-другому. Что ты ощущаешь сейчас? Что ты к нему чувствуешь?

— Тогда я поясню. Дело в том, что у меня первоначальным чувством к Саше была безусловная любовь. Но я не прожила состояние ненависти к мужчине. Позавчера я так ярко прожила состояние «ненавижу», а сейчас опять люблю его.

— Сейчас ты это проявила.

— Что я почувствовала, то я и сделала, потому что так семинар проходить не может. Говорите ни о чем, понимаете?

— Это для тебя.

— Я и сказала, что я почувствовала.

— Сейчас ситуация достаточная или еще надо? Ты удовлетворена?

— Я удовлетворена.

— Смотри, одна часть до сих пор сидит в углу, а ты удовлетворена. Если ты ее туда посадила, то возвращай ее теперь сама же.

— Спасибо, Саша. Вы позволили мне выплеснуть все, что я чувствовала.

— Люда сказала, что хотела почувствовать единство. А зачем тебе это надо?

— Я вчера об этом и говорила. Ты, наверное, прослушала. Я говорила, что когда я была на втором московском семинаре, то прожила жуткое одиночество и поняла, насколько мы разобщены и насколько мы одиноки. У меня такое чувство было: как же так, если мы все — одно целое и каждый — часть меня и я — часть каждого, как это прочувствовать? Как это понять? Умом или чем? Как? У меня созрел такой запрос, и я уже ни о чем другом думать не могла. Как это прочувствовать?

— Ты хотела почувствовать, что такое единство, и выгнала меня из круга.

— Ощущение такое.

— Правильно. Иначе ум не может понять, что есть единство. Я сидел там — теперь я сижу здесь. Чтобы почувствовать, что такое быть вместе и как это хорошо, нужно почувствовать, что такое разделенность.

— Я когда была отдельно, я это и проживала.

Разделенность и единство

— Знание переходит в понимание только через чувство. То, о чем я здесь говорю как о знании, является холодным знанием для того, кто не прожил его. Знание без чувств не есть опыт, не есть понимание. Пониманием является только знание, пропущенное через чувство, то есть эти знания надо прожить. Если я хочу узнать, что такое разделенность, то должен прожить разделенность, и тогда я захочу узнать, что такое единство. Тогда я буду проживать единство. Я не могу прожить единство без проживания разделенности.

— Это новое чувство, я только вчера его увидела. Я не знаю, как это будет дальше развиваться, как это будет открываться, — я только увидела в темноте искорку света. Это еще не свет, я только начинаю это чувствовать.

— Чтобы понять то, о чем я говорю, нужно поменяться со мной местами. Я предлагаю любому, имеющему это намерение, поменяться со мной местами.

— Я поменялась сейчас местами.

— Вы поменялись местами с Ирой. Со мной еще никто не поменялся. Меня выдворили, а потом опять возвратили, вот и вся операция.

— Я говорю то, что я чувствую.

— И я говорю то, что я чувствую.

— Может, меня занесло не в ту сторону, но я совершенно искренне говорю то, что сейчас почувствовала.

— Ощущение такой безысходности — во всем. Чем больше с этим разбираешься умом, тем больше в этом погрязаешь, потому что на уровень чувств это не выходит. Сидишь и опять анализируешь.

— Она сейчас выражает то, в чем находится вся группа. Я прислушиваюсь и откликаюсь на то, в чем находится группа. Вы можете сказать, что я с ней разговариваю, а я разговариваю со всеми, потому что она сейчас отражает то состояние, в котором находится вся группа.

— Я считаю, что она очень хорошо проговаривает меня.

Ни дать, ни взять

— Моя невестка Лена сегодня утром была в тяжелом состоянии — вся в слезах. Я ей предложила проговорить то, что с ней происходит, и увидела, насколько ей тяжело: даже говорить об этом не может. Есть стереотип, который часто повторяют в фильмах: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». Отсюда идет страх говорить. И сегодня я вспомнила слова отца, когда он говорил: «Не умничай». Идет импульс — сказать, и я сразу думаю, что это не к месту, не та тема или, может, кто-то другой хочет высказаться. Иногда я знаю, что говорю очень много, а иногда даже проговорить те вещи, которые прожиты, не могу. Даже на просмотре вижу ситуацию, а проговорить, объяснить, четко разложить ее на части не всегда могу, то есть слова либо не поспевают за мыслью, либо считаются ненужными, неважными. Еще вижу, что в какую бы двойственность ни шагнула — в любой из сторон присутствует одно и то же. Я вспомнила, мне в детстве дедушка говорил: «Если будешь себя хорошо вести, любить — получишь велосипед». У меня никогда не было велосипеда, а это было довольно дорогое удовольствие для моей семьи. И я понимаю, что мне не надо ничего, потому что это будет унижением. Если я это сделаю, то буду чувствовать себя униженной. Я была маленькой, но мне не хотелось делать «за что-то» и тем более заставлять себя кого-то любить. Тогда, наверное, и пошло, что мне не надо ничего: если сделаешь, будешь унижен, а если еще и не купят — то тем более. Но в любом случае ты будешь унижен. А они хотят — сделают, хотят — не сделают, тем более что я не понимала, что я должна сделать, как и что от меня вообще хотят. Да и не верила, что мне вообще могут что-то подарить, тем более что подаренную куклу мне так и не дали с собой.

— Это подобно двум лошадям, привязанным веревкой одна к другой за шею. Стоит одной дернуться — другой тут же стягивает шею. Поэтому они стоят и не дергаются.

— Поэтому ни дать, ни взять.

— Это и есть то состояние, в котором находится человек. Поэтому, как только одна ваша часть начинает выражаться, тем самым она душит противоположную ей часть, которая тоже дергается. Поэтому лучше молчать, а ведущий будет говорить и все будет хорошо.

— Что же делать?

— Преодолевать страх.

Почему я чувствую себя униженным?

— Я в январе вышел на свою черту, которая называется гордыней. Но я проживал это как высокомерие и унижение. И взаимосвязь таких вещей оказалась для меня столь сильной, что я много дней молчу, хотя запрос-то великий. Но и сопротивление не меньше. И проговорить это было очень тяжело, хотя с первого дня все складывалось таким образом, что это все время так или иначе демонстрировалось. Все с этим работали — проговаривали, проживали. Тяжело. Потому что в моей жизни ситуация в январе показала: высокомерие, в котором я жил и не осознавал этого, распространялось на все; сильно я себя обкрадывал в связи с этим, потому что страх быть униженным как раз и порождал высокомерие, а оно, естественно, закрывало путь к нормальному общению с людьми. Чувства выражать было невозможно — ведь ты все время на страже, как бы тебя ни унизили, а само высокомерие опять же провоцировало окружающих. То есть я часто попадал в ситуации, когда меня унижали. Это очень тяжело было. Я не понимал. Мне казалось, просто мир такой мир несправедливый, а я-то хороший, и совершенно не видел, что все это я провоцирую своим поведением. Это оказалось, повторяю, очень тяжелым, и мне сейчас говорить об этом сложно. Если люди не оправдывают моих ожиданий, то это всегда воспринимается как унижение, и других вариантов нет, что странно. Если я с каким-то намерением, с просьбой, с чем бы то ни было обращаюсь вовне, а мне отказывают, — всегда чувствую себя страшно униженным. И принять это унижение я не могу, хотя все понимаю вроде.

— Сан Саныч говорил, что с этим надо экспериментировать. Не бояться и бежать от унижения, а идти на это унижение совершенно осознанно. Осознанно пойти на унижение и увидеть, что при этом почувствовал. Полюби врага своего, полюби свое унижение. Полюби себя униженного, иначе будешь без конца бегать от себя униженного.

— Начните осознанно творить униженность, иначе вы никогда не будете в настоящем моменте. Быть в настоящем моменте — значит, каждое мгновение принимать себя в любых сторонах двойственности. Пока не поймешь — все, что творишь, творишь сам — и пока не примешь в себе полярные части, творящие твою судьбу, будешь в страхе. Но мы видим, почему делать это очень не просто. Каждая пара противоположных частей вашей личности находится в состоянии борьбы; одна часть мстит другой. То есть, начиная проявлять гордыню, вы затягиваете узел на шее унижения, унижение проявляет себя и бьет гордыню. Если вам охота это продолжать, то продолжайте. Только приходит какое-то понимание, как непонимание дергается и затягивает веревку на шее у понимания.

— Я представила, будто ты от меня требуешь бутылку, и я как собачка, на четвереньках, держа в зубах бутылку, приношу ее тебе, — и мне стало страшно. Я почувствовала себя очень униженной — и никакого кайфа. Страх — это да. Полюбить я это не могу.