'Та самая Аннушка', второй том, часть первая: 'Другими путями' (СИ) - Павел Сергеевич Иевлев

но хорошо оплачиваемая, опять же горский срез из одних баб. Они худые там все, как вешалки, но откормлю какую-нибудь. Их-то точно не шокирует, если я кого-то в рамках самообороны пристрелю, по всему видно. Скажет что-то типа: «Враг башка стреляй, хорошо попади!» — и патроны подаст, чтобы не отвлекался. А что от них одни девчонки родятся — так и ничего, я всегда хотел дочку. В том абстрактном гипотетическом случае, если всё же обзаведусь когда-нибудь детьми. Девочки, пока маленькие, такое ми-ми-ми, что даже непонятно, куда потом что девается.

— Ладно, — заговорила, наконец, Аннушка. — Попробую как-то объяснить, может, заодно сама пойму. Да, когда я вылезла из подвала и увидела, что ты дюжину профи в одно рыло положил, что-то изменилось…

— Слушай, блин, они восьмерых убили! Мирняка! Почти детей! Из пулемёта по автобусу с гражданскими! У нас таких в плен не берут, даже по приказу. Попытка к бегству, сопротивление или несчастный случай — командиры всё понимают, но делают вид, что поверили. А у нас война, между прочим, уже хрен вспомнишь сколько лет!

— Помолчи, — отмахнулась Аннушка. — Не перебивай, сама собьюсь. Нет, дело не в этом. Убил и убил, правильно сделал, я тоже не пацифистка и пулемёт не для красоты вожу. Просто я… как-то иначе тебя увидела, понимаешь?

— Не, ни фига не понимаю. Объясни.

— Ну, ты со мной болтаешься уже какое-то время, ты прикольный, не дурак, отлично трахаешься, не напрягаешь меня мужиковским этим вечным нытьём: «А кто я для тебя? А ты меня любишь? А ты меня уважаешь?» Тебе от меня ничего не надо, кроме меня, ты не поверишь, как это редко бывает. Ты на меня залип, вообще не зная, кто я такая, и я это ценю, правда. Но ты для меня был… Просто какой-то парень, с которым сейчас весело, но вообще-то ни о чём. Эпизод, которых у меня до чёрта было. Но сегодня у меня как щёлкнуло что-то. Что ты, солдат, не мой эпизод, а сам по себе человек. Который может что-то, что не могут другие, который не дополнение ко мне, той самой Аннушке, а, может быть даже, «тот самый Лёха», в каком-то смысле.

— Послушай, мне просто повезло, реально! Двоих пристрелили свои же, один застрелился сам, остальные просто тупанули, не ожидали, подставились. Если бы они по уму рассредоточились и работали группой, то загоняли бы меня как зайца…

— Да блин, я не об этом! Ты влез в драку с хреновыми шансами вообще не задумавшись, твоя она или нет! Корректоры тебе никто, ты никому не нужен, свалил бы и ушёл каким-нибудь кросс-локусом.

— Да я даже не знал, есть ли он там!

— Вот, тебе даже в голову не пришло проверить. Сразу впрягся.

— А что, я должен был тебя бросить?

— Разговор не о том, что ты какой-то там охренеть герой. Ты поступил правильно, как нормальный мужик, встал за слабых, постарался защитить, у тебя получилось, ура тебе. Но дело не в этом вообще.

— А в чём? Извини, но я совсем запутался.

— Да я и сама… В общем, коротко говоря, я внезапно увидела в тебе равного. Я отчасти всё та же малолетняя дурочка, какой была в восемнадцать. Я уже говорила, возраст — это тело. Мне… не скажу сколько лет, но я трындец легкомысленная, иногда думаю жопой и не догоняю элементарных вещей. Прости.

— Э… ну, если ты так говоришь… Как бы не за что, если по мне. Меня всё устраивает.

— Меня не устраивает.

— Да что именно-то?

— Понимаешь, солдат, я вдруг поняла, что могу в тебя влюбиться.

— Это плохо?

— Это пиздец. И мне, и тебе, и вообще. Самая хреновая идея из всех хреновых идей. Я никогда никого не любила. Ближе всего к этому было, пожалуй, с Мелехримом, но он был старый хитрый козёл, а я юная дурочка с комплексами. Я млела от его крутизны, ему это льстило, нравилось трахать молоденькую, да и агента себе готовил. Потом я мальца поумнела и меня отпустило. Позже я поняла, что влюбиться — это, сука, всё. Это последнее, что со мной случится в этой долгой жизни, солдат.

— Да почему! — завопил я, не сдержавшись. — Что плохого в том, чтобы влюбиться? Я, вот, в тебя втрескался и, как видишь, жив пока!

— Ты не понимаешь, солдат.

— Нет, чёрт меня дери! Не понимаю! Да, ты вдруг заметила, что я человек, а не ручная зверюшка, которую можно под настроение почесать за ухом, а под другое настроение вышвырнуть за дверь. Ну, блин, извини. Я по-прежнему ни на что не претендую. Вышвырнешь так вышвырнешь, пойду себе. Что изменилось-то?

— Всё изменилось. Я изменилась. Я не знаю, что со мной. Я не понимаю, как мне жить. Я не хочу этого. Я привыкла быть собой. Мне нравится быть собой. Я не хочу меняться!

— Ты не хочешь взрослеть, — сказал я печально. — Понимаю. Наверное, я бы тоже не захотел на твоём месте. Ты как… вряд ли ты слышала про Питера Пэна. Неважно. Я понимаю, ты счастлива вот так, как есть, и не факт, что будешь счастлива, повзрослев. Даже почти наверняка нет, от взросления одни проблемы. Чёрт, да твоя жизнь идеальна! Ребёнок, которому можно пить, трахаться, гонять на машине, палить из пулемёта! Бесконечные приключения и никакого скучного взрослого говна! Делать только то, что хочется, и не делать того, что не хочется! Тебе реально есть что терять, и я точно не такое сокровище, чтобы перекрыть этот бонус. Я не хочу сделать тебя несчастной. Тут уже вечер, можно я уйду завтра?

— Да, конечно, — кивнула она. — Прости. Ты отличный мужик, солдат. Я серьёзно. Найди себе нормальную бабу и будь счастлив нормальным счастьем. По-взрослому, как там у вас бывает. Не знаю и знать не хочу. Удачи.

Она встала и пошла в дом, а я остался сидеть на лавочке. Потом лёг и стал смотреть в темнеющее небо, на котором почему-то нет никаких звёзд. Кажется, у меня тут нет своей комнаты, ведь я думал, что буду ночевать с Аннушкой, а обзаводиться помещением на одну ночь как-то глупо. Ничего, ведь тепло, комаров нет, да и спать пока как-то не хочется. Слишком много нервов сегодня. Жестковато на лавочке, но потерплю. В автобус не пойду, он кровью пропах и смертью. Мне к этому запаху не привыкать, но что-то не хочется. В рюкзаке есть