Жизнь как триллер - Марина Серова

проговорила Анна. — Потанцевали вместе, выпили, потом стали общаться. Виктор говорил, что со мной ему легко, что он может быть самим собой и не бояться, что не оправдает чьих-то ожиданий. Мать ведь упорно делала из Витьки перфекциониста, она мечтала, чтобы ее сын стал гением. Она, видите ли, всегда мечтала научиться играть на пианино, но у нее ничего не вышло, вот и решила через сына воплотить свою мечту. Ей было все равно на то, что Витьку музыка совсем не интересовала. Парень хотел гонять во дворе со сверстниками, а его заставляли мало того что уроки делать, так еще и гаммы разучивать… Это он мне все сам рассказывал, а мне Витьку было по-человечески жаль. Просто ребенка детства лишили, да и потом еще решали за него, как ему жить, кем работать и что делать. Я знала, что Витька хотел на геологическом учиться, но из-за матери ему пришлось подавать документы в экономический. Ирония судьбы — я как раз живу неподалеку от ненавистного Виктору университета! Он каждый день ходил на пары, как на пытку, но даже прогуливать не смел — мать могла узнать, что сын пропускает учебу, тогда бы Витьке мало не показалось. Зинаида мечтала, чтобы Виктор окончил университет с красным дипломом, она над душой у него стояла, все время интересовалась, сделал ли он домашние задания, внимательно ли записывает лекции… Стоило только Витьке возмутиться, Зинаида голос повышала — она властная женщина, с такой не поспоришь. Мне Виктор душу изливал, а я ему посоветовала пытаться поступать на геологический, чтобы воплотить свою собственную мечту, а не мечту своей матери. Ведь можно было забрать документы из экономического и заново поступить туда, куда Витька хотел! Но слишком сильно было влияние матери, Виктор не решился ее ослушаться. Единственное, что он сделал, — это предложил мне встречаться, несмотря на то что Зинаида была против отношений сына с девушками, потому что красный диплом и личная жизнь, по мнению Витькиной матери, вещи несовместимые. Но в кои-то веки Виктор принял самостоятельное решение, мы стали с ним встречаться. Помню, когда он привел меня к себе домой, это был ад какой-то. Зинаида смотрела на меня, как на врага народа, пытала расспросами и всеми силами давала мне понять, что здесь мне не рады и лучшее, что я могу сделать, это оставить в покое ее сына. Но Виктор проявил характер, он заявил, что мы с ним собираемся пожениться. Зинаиду чуть инфаркт не хватил, она начала орать на нас с Витькой, мне велела убираться из дома. Ушли мы вместе с Виктором.

— Но все-таки вопреки воле матери вы с Виктором поженились? — уточнила я.

Анна кивнула.

— Да. Это был своего рода акт протеста, мы расписались и какое-то время жили у меня, здесь, в этой квартире. Мне она досталась от родителей. Но потом Зинаида неожиданно сделала шаг к примирению — она позвонила сыну, попросила прощения и пригласила нас пожить у нее с мужем. Виктор даже не подозревал, что его мать что-то замышляет, он уговорил меня вернуться с ним в отчий дом. Я не хотела, говорила ему, что Зинаида что-то замышляет, не может она так взять и измениться. Но Витька, наивная душа, поверил, что мать осознала свои ошибки, и убеждал меня с пеной у рта, что человеку надо давать второй шанс. Мне пришлось согласиться с мужем, мы вернулись в дом его родителей.

— Зинаида, как я понимаю, не исправилась? — догадалась я.

Анна вздохнула.

— Ну какое там — исправилась! — воскликнула она. — Нет, она просто сменила тактику. Когда сын находился рядом, она была точно шелковая, разговаривала со мной вежливо, проявляла заботу… Но стоило мужу куда-нибудь уйти — так все, начинался ад кромешный. Зинаида говорила мне гадости, обвиняла в том, что я охмурила ее сына и охочусь за квартирой, угрожала мне… Сами подумайте, зачем мне их квартира, если у меня и своя есть? Но разумные доводы на мать Виктора не действовали, она ненавидела меня всей душой. Меня хватило на полгода, потом я поставила мужу ультиматум: либо мы уезжаем отсюда вместе, либо я уезжаю одна. Он не верил мне, что Зинаида меня изводит! Виктор искренне считал, что мать изменилась, и, чтобы убедить Виктора, мне пришлось даже воспользоваться диктофоном. Только тогда он мне поверил… Мы переехали обратно, но Зинаида не унималась. По десять раз на дню названивала сыну, я не обращала на это внимания, но про себя злилась. Даже не знаю, как меня хватило на три года совместной жизни с Виктором и его мамашей — да-да, Зинаида всегда присутствовала между нами, несмотря на то что жила совсем в другом доме. Она манипулировала Виктором, врала ему про то, что больна, заставляла сына срываться на ночь глядя и ехать к ней, чтобы купить лекарства…

— А муж Зинаиды разве не мог дойти до аптеки? — удивилась я.

— Видимо, нет, да Виктор и не спрашивал, — хмыкнула Анна. — Бежал к мамочке как миленький, выполнял ее прихоти, покупал ей даже путевку в санаторий… Зинаида ведь совсем больной не выглядела — наоборот, казалось, она обладает лошадиным здоровьем, крепкая такая… Но Виктор верил всему, что она говорила. В общем, если вкратце, спустя три года такой веселой жизни я поняла, что больше не хочу жить втроем — вместе с мамашей Виктора. Объяснила мужу, что мы разводимся, и, несмотря на все его уговоры и протесты, подала заявление на развод. Позже я узнала, что Виктор во всем обвинил мать — не знаю, что за муха его укусила, но он устроил скандал и заявил, что навсегда уходит из дома, а номер сменит, чтобы Зинаида не смогла его больше доставать. В лицо матери сказал, что она — эгоистка и думает только о себе, а на желания сына ей всегда было наплевать. Короче говоря, Виктор ушел из дома, и больше мы с ним никогда не виделись.

— А откуда вы узнали про скандал? — поинтересовалась я.

— Зинаида мне сама звонила, — призналась Анна. — Рыдала, ругалась, злилась и умоляла — короче, у нее была самая настоящая истерика. Из ее причитаний и угроз я и узнала, что Виктор впервые в жизни продемонстрировал свой характер. Но ко мне муж не вернулся — видимо, решил, что вместе с матерью я пройденная страница его жизни. Я не стала пытаться вернуть его — сама же ушла, поздно пить «боржоми», когда печень сдохла… Единственное, что могу сказать, — я горжусь своим бывшим мужем, который наконец-то доказал, что он