Ванька 9 - Сергей Анатольевич Куковякин

на белых простынках, на соседей своих недоуменно поглядывала. Какой черт куда и зачем их несёт? Кто такие, эти левые эсеры? Чем они от правых отличаются? Ну, убили немца Мирбаха, так туда ему и дорога…

На фронте они уже досыта настрелялись, а тут им опять винтовки в руки суют. Вот уж не было печали…

В полдень я и ещё три десятка ля-куртинцев были влиты в отряд рабочих и направлены охранять Финляндский вокзал. Столов с угощением там уже и следа не было. Хлеб и селёдку никто не раздавал налево и направо.

- Доктор, табачком не богат?

Солдат, которого я последним осматривал, оказался в одном со мной отряде. Сейчас он был трёхлинейкой вооружен. Я, впрочем, тоже. Она у меня в сей момент на плече висела, а сам я закурить собрался, только-только сигарету, ещё из Швейцарии, достал. Солдатик и углядел такое богатство.

- Угощайся…

По примеру стрелка ко мне ещё парочка из нашего отряда подтянулась, но им курево не обломилось. Своё иметь надо. На всю Россию-матушку у меня сигарет не запасено.

На вокзале мы куковали почти три дня. Слава Богу, стрелять не пришлось. Я и не огорчился. Тут же все свои – россияне.

Одно было плохо – с питанием. Его нам не обеспечили и имеющиеся у меня шестьдесят рублей я проел. Хорошо, на вокзале кипяток можно было в неограниченном количестве брать, им мы и грели свои голодные желудки.

Судя по слухам, в Москве стрельбы было больше, чем в Петрограде. У нас Пажеский корпус из пушек расстреляли и на этом дело кончилось.

После подавления мятежа левых эсеров, оружие нам было велено обратно сдать, что мы и сделали. Наши места в госпитале никто не занял и ля-куртинцы, а вместе с ними и бывшие пленные, обратно на белые простынки вернулись.

Неделю я занимался освидетельствованием вернувшихся из Швейцарии в Россию, а затем поздним вечером меня в кабинет Аристарха Аристарховича пригласили. Пригласил-то он сам, а там уже незнакомый мне товарищ в кожанке сидел. Хоть и тепло было, но он по какой-то причине предпочел в ней остаться.

- Присаживайтесь.

Мне было небрежно указано на стул.

- Принято решение отправить доктора Воробьева в составе ля-куртинской делегации в Москву. Про подвиг ля-куртинцев будете на заводах и фабриках рабочим рассказывать. На сборы - ночь. Утром выезжаете.

Сказано всё это было через губу.

Вот, уже второй раз здесь никто моего согласия не спрашивает. Раз – винтовку в руки. Раз – в Москву на заводы и фабрики.

- Почему, меня? – попробовал я уточнить.

Человек в кожанке поморщился.

- Герои-ля-куртинцы… не особо говорить мастера. Поэтому, принято такое решение.

Опять гримаска на лице незнакомца мелькнула. Словно, не совсем он доволен моим присутствием в делегации, но – наверху так решили.

Так, а я – не герой? Ну, понятно…

- Ещё про Африку рабочим расскажете. Как там негров угнетают.

Мля… Всё он про меня знает… Что я и в Африке был.

- Хорошо, - не стал я возражать.

- Это ещё не всё. Будущие выступления надо прямо сейчас в письменном виде оформить. Я проверю и внесу необходимые коррективы.

Товарищ в кожанке указательным пальцем постучал по столу.

В письменном виде? Боится, что я что-то неправильное ляпну? Ну, мля…

Впрочем, я же ему классово чуждый элемент…

Какие-то тут они в новой власти все разные... Впрочем, это нормально. При Николае Александровиче люди, облеченные полномочиями, тоже не все с ангельскими крылышками были…

Тот же консул, козлина. За что он меня в тюрьму спровадил? За внезапно возникшее чувство неприязни? Или геморрой у него от моего вида обострился?

- Садитесь и пишите…

Ну, я тоже повредничать могу…

Писал я свои выступления часов пять, не меньше.

В поезде высплюсь, а ты сейчас, мил человек, со мной всю ночь напролет просидишь.

Глава 36

Глава 36 Москва

Перед отъездом в Москву, мне и другим ля-куртинцам, опять выдали паек. Каждый, как по приезду сюда, получил по два килограмма хлеба, половинку селедки и шестьдесят рублей денег. Ну, хоть какая-то стабильность…

Правда, были и отличия. В прошлый раз мне хвост селедки достался, а сейчас – кусок рыбины с головой. Лучше это, хуже? Хрен знает – я по селедкам не специалист.

Шестьдесят рублей были получены мною одной бумажкой.

Да, ещё всем достались литеры для проезда до Москвы.

Нас переодели в новенькое солдатское обмундирование уже не существующей русской императорской армии, но кожаных курток не выдали. Некоторые, кстати, о таких уже размечтались, говорили, что положены нам кожанки за страдания на фронтах империалистической бойни между народами. Не зря же мы кровь проливали.

- За веру, царя и отечество, - напомнил я одному из таких мечтателей. – У новой власти куртку ещё заслужить надо.

На вокзале в Москве нас встретил статный мужчина в военной форме. Из оружия у него имелись кавказская шашка в богатой серебряной оправе и маузер в деревянной кобуре.

- Здравствуйте, товарищи!

Поприветствовал он нас громко, чуть ли не как выступая на митинге. Кстати, я заметил, что сейчас многие представители новой власти и силовых структур так говорят. Мода, что ли, пошла разговор таким образом вести? Скажем – революционная?

Мы, кто в лес, кто по дрова ответили.

- Ля-куртинцы?

Прозвучало снова как на плацу.

- Ля-куртинцы, ля-куртинцы…

Встречающий нас даже поморщился. Не понравился ему такой ответ. Вернее, форма его звучания.

- Есть тут члены ля-куртинских солдатских комитетов?

Ну, унтер и унтер… Причем, с серьезной выслугой.

- Я.

- Я.

- Я.

Из группы прибывших вышли трое.

- Назовите фамилии, - последовал очередной приказ.

Ля-куртинцы назвались.

Встречающий достал из кармана бумажку, развернул её и уткнулся в написанное там глазами. При чтении он шевелил губами, хмурил брови, даже с ноги на ногу переступил.

- Всё верно.

Бумага была спрятана в место её прежнего пребывания.

Тут лицо встречающего претерпело изменения, как будто он