Другая единственная - Колесникова Наташа

— Паш, а может, сходим в театр? Или на концерт какой-то?

Он замолчал, глядя мимо нее отрешенным взглядом. Ну прямо как робот, которого сбили с панталыку странными вопросами, — таких показывают в американских фильмах, да и в наших тоже. Она не раз до этого и не раз после видела эти ею округлые, ничего не видящие глаза и всякий раз удивлялась. Хотелось встать и уйти, все ведь понятно было, но она все сидела в кресле рядом с его столом и смотрела, смотрела на него.

— В театр? — наконец сказал он. — Нет, извини, Лена, я занят вечером, не смогу.

— Ты какой-то странный сегодня, Паша! — с досадой сказала она. — Хоть помнишь, что между нами было?

— Извини, Лена, в офисе я не говорю о личном. Мы работаем в солидной компании, нам платят большие деньги, и мы должны тут работать, а все остальное… потом.

Она никак не ожидала такой резкой отповеди. Он ее целовал, обнимал, говорил, что она очень красивая девушка… И вдруг такое! Резко вскочила с кресла и убежала к себе, чувствуя, как растет в ее груди ярость к этому идиоту! Тогда больше всего хотелось отомстить ему за оскорбление, так отомстить, чтобы… И она отомстила.

С тяжелым вздохом и тоскливой усмешкой на губах Лена выбралась из-под одеяла и поплелась в ванную. Думала, ему отомстила, согласившись стать женой Булыгина, а получается — себе навредила. Потому что теперь совершенно ясно — с Булыгиным дальше жить не хочется абсолютно, но приходится, потому как связана брачным контрактом. А Самарин видит в ней замужнюю женщину, кстати, ни одну замужнюю он на свою дачу не привозил, хотя некоторые хотели.

Полчаса в джакузи, контрастный душ привела ее в относительный порядок. Нужно было только замаскировать следы изрядной доли виски, выпитого вчера, что она и сделала уверенно и осталась довольна собой. Выглядела даже более свежо, чем в обычные дни, причиной тому было слегка припухшее лицо. Выпила две чашки крепкого черного кофе, позавтракала мюсли, йогуртом, вызвала такси, а когда машина приехала, быстро собралась и отправилась в офис. Нет, сначала, конечно, в клуб «Геродот», за своей машиной.

В дороге думала о Булыгине. А он ведь мог следить за ней, и тогда получается… Паша все сделал правильно? Да и вообще муж вел себя очень странно. Этот ревнивый, обидчивый и жестокий к соперникам пожилой мужчина казался прямо-таки паинькой в последнее время. Не особо возражал, что она будет работать на конкурента, не особо обиделся, когда у него деньги стали отнимать, а это было именно так — они отнимали деньги у Булыгина, чего он никогда и никому не прощал. Даже не возмутился, когда отказала ему в близости во время последнего визита на дачу, не стал настаивать… Такое ведь бывало, и не раз. Она думала, что депутатство его сильно изменило, увлекло, затянуло в водоворот важных государственных дел. Но нет, нет, конечно! Булыгин не тот человек, который прельстится какими-то государственными делами и станет отдалять свои деньги другим.

Лена ничего не понимала, даже засмеялась на крутом повороте, водитель такси едва справился с управлением, раздраженно посмотрел на нее. Она извинилась. А смеяться было над чем — рядом с ней два мужика, оба умные, решительные бизнесмены. И оба ведут себя совершенно непонятно!

На стоянке клуба «Геродот» она нашла свою «вольво» в целости и сохранности, дала пятьсот рублей охраннику клуба и поехала теперь уже прямиком в офис. Там минут пять сидела в кабинете, нервно кусая губы, а потом пошла в кабинет Самарина.

— Привет, Паша, — опустив глаза, сказала она. — Я должна извиниться за вчерашнее…

— Садись, Лена. Ты ни в чем не должна извиняться, более того, я надеюсь, извинишь меня за то, что… вел себя как бесчувственный чурбан.

Она села в кресло, уже более смело посмотрела на своего босса. Новая странность в его поведении просто поразила ее. Он, кажется, извинялся за свою невнимательность к ней? Прозрел наконец-то, или что?

— А почему ты вел себя странно, Паша?

— Ты очень красивая женщина, Лена… — с усмешкой качая головой, сказал он.

— Особенно в одних трусах, верно? Почему ты не снял их, Паша?

Она и сама не заметила, как от робких извинений перешла в наступление. Все это как-то само собой получилась. Извиниться нужно было, но обида-то жила в душе!

— Это сложный вопрос… Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе. А пока не спрашивай, ладно? Я прошу тебя — не спрашивай, пожалуйста.

А так хотелось спросить! И о портрете смуглой девушки, и о его отношениях с Булыгиным, и вообще!..

— Но я тебе понравилась? — спросила она.

— Очень. Ты и вправду красивая женщина, самая красивая после…

— После кого? Тон, чья фотография у тебя на столе стояла?

— Я же просил тебя, Лена…

Вот оно как отучилось… Не разозлился на нее, хотя очень боялась этого. Паша в гневе никогда не кричит, не ругается, но так поговорит с виновником провала, бывало и такое, что человек потом месяц переживает, он умеет объяснить сотруднику, что тот оказался полным дерьмом, тихим, спокойным голосом, да это все в «Центурионе» знали и опасались тихого разноса Самарина больше, чем вызова на ковер к самому боссу Булыгину. Паша своих сотрудников боссу не закладывал. Сам разбирался с ними. Иногда увольнял, и все знали, что он поступил правильно. Но чаще защищал и давал возможность исправиться.

А теперь даже не разозлился… Она вдруг увидела за столом уставшего человека, наверное, из-за нее он не выспался. Встала с кресла, подошла к нему, нежно погладила ладонью щеку.

— Паш, я с тобой. Всегда и во всем. Правда.

Женская солидарность дорогого стоит, Ленка, — с улыбкой ответил он. — Я ценю это. И запомни — ты очень красивая женщина, так я думаю. Все, иди занимайся делами.

Она наклонилась, поцеловала его в щеку. Сегодня он сказал куда больше, чем она ожидала услышать. Но тем приятнее были его неожиданные слона. И хотелось как-то ответить на это, а как может женщина ответить мужчине, который ей давно нравится? Но это было исключено. и Лена с улыбкой вышла из кабинета, чувствуя, что горит желанием принести новые выгодные контракты своему боссу.

Самолет из Барселоны вылетал в Москву и одиннадцать. до Барселоны езды на машине примерно час, значит, нужно выехать не позднее девяти, а лучше — в восемь. чтобы утрясти все формальности без нервотрепки. А он проснулся рано, чувствовал себя отвратительно и с семи утра сидел на кровати, поглядывая на дверь. Габриэла не приехала ни в половине восьмого. ни в восемь. А в половине девятого он бросил чемодан со своими вещами в арендованную «БМВ» и помчался но направлению к Корринто. Она же обещала приехать, отвезти его в аэропорт, сама хотела этого. И не приехала… Почему?!

Он проехал немного, километров пять всего, и резко затормозил. Шоссе было перегорожено полицейскими, на обочине стояла карета «скорой помощи», а чуть подальше, прямо на середине дороги, замерли сильно разбитая красная «рено» и грузовик с зеленым кузовом. Перед грузовиком на залитых кровью осколках стекла лежал труп. Несложно было понять, что это вчерашний его соперник Хосе вылетел из кабины при лобовом столкновении. А в салоне «рено», за кусками лобового стекла, торчавшими по краям, застыла девушка, опустив голову на рулевое колесо. Темные волосы слиплись от крови, белая курточка забрызгана страшными красными каплями…

Несколько минут он сидел неподвижно, глядя широко раскрытыми глазами на жуткую катастрофу. Еще не было в душе ни боли, ни отчаяния, только внутренний вопль: «Нет! Этого не может быть! Нет, нет!»

К машине подошел пожилой усатый полицейский, быстро заговорил, жестом показывая, что нужно разворачиваться и ехать другой дорогой. Но, заметив состояние водителя, наклонился, открыл дверцу машины, с сочувствием спросил:

— Еn, que puedo audarte?[8]

— No senor, — с трудом вспоминая простые испанские фразы? пробормотал он. — Se lo agradezco[9].