Дело возбуждено... (сборник) - Октем Эминов

Бекназар не поспевал за ней и не сразу втолковал, зачем пришел сюда.

— Дом Мегерем-джана? Этот дом у меня перед глазами как наяву. Вон ту мою внучку видите? Она родилась, в понедельник на рассвете, а дядя Мегерем ломал свой дом в тот же день утром.

— Девочке, наверное, пять лет?

— После Нового года будет шесть.

— Новый год недавно праздновали…

— Мусульманский Новый год еще впереди. Если вы этого не знаете, какой же вы милиционер.

Бекназар пропустил шпильку мимо ушей и стал расспрашивать о доме Мегерема, почему его сломали.

— Не знаю, не знаю почему. Может, им тесно было? Очень много гостей бывало. А жили хорошо. Ой, как хорошо!

— А кто помогал ломать дом?

— Помогали, помогали! До обеда уже и горсточки пыли на дворе не осталось. Мой сын помогал. Соседский сын на экскаваторе работал — пятьдесят рублей получил, шофер — он мусор увозил — столько же заработал…

Выпив пиалу чая, Бекназар попрощался со старухой.

В соседнем дворе его встретил суровый старик, опиравшийся на трость.

— Сын пошел к врачу, сейчас вернется. Ты с ним вместе работаешь?

— Нет.

— Друг?

— Нет.

— Знакомый?

— Нет, яшулы.

— Кто же ты?

Таких неприятных людей Бекназар встретил, пожалуй, впервые. Конечно, хозяин имеет право спрашивать о тебе, может и в дом не пригласить, но вести себя так враждебно…

— Я инспектор уголовного розыска, старший лейтенант милиции Хайдаров. Вашего сына не знаю и другом его не был никогда. Но вы мне знакомы, Халлы Сеидов.

Старик отвел глаза, бросил на землю недокуренную папиросу, долго крутил ее носком сапога, словно наступил на голову змее. Так же мрачно бросил Бекназару:

— Что? Добрались до меня?

«О чем он? Когда-то он всем был хорошо известен, не только милиции. Маклер. Скупщик кожи. Снова занялся тем же самым? Зачем это ему на старости лет?» — так думал Бекназар, а вслух сказал другое:

— У меня разговор к вашему сыну, совсем о другом человеке, не о вас.

Глаза старика впились в Бекназара, и неизвестно, какой дальше был бы разговор у него с инспектором, если бы в эту минуту не появился Семендер, сын Халлы Сеидова. Старик сурово в последний раз посмотрел на Бекназара, отвернулся и пошел в дом, волоча за собой трость.

Бекназар начал сразу с того, что рассказала ему свидетельница сноса дома. Семендер подтвердил:

— Все так и было, кроме одного — денег я не взял с Мегерема. Он же сосед — сегодня я ему помогу, а завтра он мне. Правда, что предлагал пятьдесят рублей, но остальное люди придумали.

Инспектор пошел к еще одному соседу Мегерема и Акбасовой. Шофер Зульпикаров как раз собирался уходить, и Бекназару пришлось выйти с ним на улицу. Зульпикаров сказал, что в чужие дела не вмешивается.

— Странная позиция…

— Нормальная, инспектор. Человеку одному лучше, это каждый скажет. Ни друзей, ни врагов у меня нет, и это хорошо.

— Разве можно жить без друзей?

— Не обманывай себя, инспектор… И у тебя ведь нет настоящих друзей. Друзья — это жена и дети, пока они не выросли. А остальные так, пока рука руку моет — друзья.

Бекназар хотел поговорить с ним по душам, он готов был привести множество примеров бескорыстной дружбы, но Зульпикаров повернулся и ушел.

Раздосадованный неудачей, Бекназар решил дождаться возвращения Меджи, сына разговорчивой старой женщины. Покружив по городу, ближе к вечеру снова постучал в тот дом. Меджи пришел с работы. Он мало что мог рассказать… Да, ломали вместе, закончили работу быстро. Потом Мегерем выставил угощение… Готовил сам Мегерем, который, помнится, жаловался на жену: «Нашла время уехать…»

— Куда она уезжала?

— Не знаю… Помню, что ее не было.

На следующий день Бекназар полдня провел за изучением заводской документации. Как драгоценность, он извлек оттуда приказ о командировке в Ашхабад замдиректора Акбасовой — тогда она еще не была директором — и главного бухгалтера. Ее здесь быть не могло, когда Мегерем сломал свой старый дом.

Все увиденное и услышанное у овощной базы не выходило из головы Хаиткулы, но предстоящий разговор с Ханум Акбасовой представлялся ему не менее важным. Когда бывшая директор винозавода села перед ним, он спросил:

— Вы все еще придерживаетесь своих старых показаний относительно найденных у вас монет или можете сообщить что-нибудь новое?

— Ничего нового. Сколько можно повторять одно и то же?

— Рассказывайте… В последний раз.

Ханум повторила свою версию нахождения монет слово в слово. Хаиткулы следил по стенограмме.

— Отлично. Но на последнем допросе вы еще говорили, что двор очистили в течение двух-трех дней.

— Да, говорила.

— И все-таки вспомните: за два или за три дня убрали?

— Последнюю уборку сделали на третий день — вымели двор и полили его. Что вас еще интересует?

— Вспомните, когда вы нашли кувшин — в первый или во второй день?

— На второй день после того, как сломали дом… К вечеру. Мегерем ушел в магазин за хлебом, я тогда и нашла… Гражданин капитан, у вас сегодня, вижу, хорошее настроение, вы так долго не отпускаете меня.

Хаиткулы посмотрел на нее и кивнул головой, как бы соглашаясь.

— Да, разговор, похоже, затягивается. Вот заключение экспертизы. — Он протянул ей лист. — В нем говорится, что эти монеты никогда не лежали в земле. Это первое…

Ханум смотрела в бумагу, но читать не могла, буквы прыгали перед глазами.

— А второе: в тот же день, когда дом был сломан, весь мусор вывезли со двора. Вот, можете об этом прочитать здесь. — Хаиткулы протянул ей еще одну бумагу. — Это показания двух свидетелей. Вас в тот день в городе не было вообще. За два дня до этого вы уехали в Ашхабад. Вернулись тоже через два дня, когда двор уже был чист. Вот выписка из приказа по заводу о вашей командировке. Может быть, поездка не состоялась? Нет, Вы жили в гостинице «Туркменистан», в «люксе» на первом этаже.

Ханум ничего не отвечала.

— Хотите воды? — спросил Хаиткулы.

— Нет.

— Идите отдохните и обдумайте все, что я вам сказал.

Но подследственная не захотела идти: не меняя позы, глухо сказала:

— Дайте бумагу и ручку.

После допроса Акбасовой Хаиткулы вернулся к месту происшествия.

Участковый милиционер не мог опознать убитого:

— Нездешний парень!

Хаиткулы подошел к стене с окнами, чтобы попытаться воссоздать трагическую ситуацию, которая была здесь несколько часов назад. Стал к окнам спиной… Вот машина наезжает на него… Снег истоптан вдоль стены. Значит, пытался найти выход из ловушки… Не дали, прижали машиной, или кто-то был рядом, сбоку отрезал путь… Ослепленный фарами мальчик прижался к стене, вытянул вперед руки… Хаиткулы чуть-чуть присел. Руками стал хватать снег, представляя конвульсивные движения жертвы.

— Не теряйте времени, капитан!

Он вздрогнул от неожиданного окрика криминалиста, но не прореагировал. Как актер, он уже вжился в роль того, кто ночью искал возможность спасения. Он шарил по истоптанному снегу и вздрогнул еще раз — теперь от боли в ладони. Снег окрасился его кровью, рука напоролась на осколки стекла. Он поднял кусок толстого стекла, очистил от снега, повертел перед глазами. Поднялся, позвал:

— Мартирос Газгетдинович!

— Вот это другой разговор, — криминалист внимательно стал разглядывать осколок. — От автомобильной фары… Возможно, от той самой.

Хаиткулы, комком снега пытаясь остановить кровь, не менее уверенно, чем криминалист, сказал:

— Только от той машины. Во-первых, осколок лежал в снегу, значит, попал сюда недавно. Во-вторых, у жителей этих мест нет своих машин. В-третьих, в этом доме нет детей, которые могли бы притащить сюда такую игрушку. В-четвертых, осколок лежит на том месте, где задавили парня.

— Но машина не могла фарой стукнуть об стену. Даже если бы смялся буфер, с фарой ничего бы не случилось.

— Давайте разыграем всю сцену вдвоем. Я — этот парень, а вы — наезжающая на меня машина.

Криминалист Тамакаев стал против него.

— Я от вас ничего хорошего не жду, мне страшно… Идите, идите на меня… Что я могу сделать в эти последние секунды?

Тамакаев надвигался на него, а Хаиткулы прижимался теснее и теснее к стене. Он было поскользнулся, но каблук наехал на что-то твердое. Тут же нагнулся и вытащил из-под снега кусок кирпича. Полсекунды смотрел на него, потом замахнулся, целясь в Тамакаева.

— Ты что, капитан? — тот отпрянул в сторону, нахмурился.

— А вот что… Откуда этот кирпич? Давайте искать, откуда он свалился. Убежден, что он имеет отношение к разбитой фаре.

Они стали ходить вдоль стены, исследуя каждый сантиметр ее.

— Вот оно! — Хаиткулы сунул руку в выбоину, в которую уже намело снегу. Выбросил снег из ниши, кирпич сунул в нее. — Отсюда!