Предпоследняя правда - Филип Дик

— Мы готовы дать вам некоторое время, чтобы вы смогли собраться с мыслями, — сказала неповрежденная жестянка. — Однако мы настаиваем на том, чтобы вы ответили, — она шагнула к нему с каким-то прибором в «руке». — Нам хотелось бы проверить ваши высказывания на детекторе лжи, сэр. Иными словами, с помощью независимой чувствительной системы, которая поможет установить правдивость ваших ответов. Не сочтите за оскорбление, это стандартная процедура, сэр.

Прежде, чем Николас успел что-то понять, детектор лжи был закреплен у него на запястье.

— Итак, сэр… — продолжала жестянка, — Какие сведения о положении дел на поверхности Земли вы передали своим товарищам по убежищу при помощи устройства связи, дальнейшее использование которого мы только что сделали невозможным? Будьте любезны, сообщите нам все необходимые подробности.

— Я… я не знаю, — ответил он, запинаясь.

— Спрашивать не имеет смысла, — обратился к напарнику покалеченный робот. — Мне удалось записать их разговор с близкого расстояния.

— Воспроизведи, пожалуйста, — ответил невредимый.

Это было ужасно и отвратительно. Из металлической глотки подбитой жестяной девы раздались знакомые голоса — весь его разговор с теми, кто остался внизу, был записан. Слова, которые выходили изо рта жестянки, сопровождались скрипами и звучали невыразительно, но ясно, словно она передразнивала людей.

— Эй, президент Сент-Джеймс! Вы уже снаружи?

Потом его собственный голос — кажется, немного ускоренный:

— Да, выбрался.

— Давайте рассказывайте, что там. Что вы видите?

— Ну, для начала… небо серое из-за пылевой взвеси.

Он был вынужден стоять перед этой парой и слушать все, что говорил только что, от начала и до конца. И все это время он спрашивал себя снова и снова: что происходит?

Наконец прослушивание записи закончилось, и жестянки стали совещаться.

— Он не сообщил им ничего важного, — объявила целая.

— Именно так, — кивнула покалеченная. — Спроси его еще раз, собираются ли они подниматься на поверхность.

Металлические головы повернулись к Николасу и сосредоточенно уставились на него.

— Мистер Сент-Джеймс, собирался ли кто-нибудь еще последовать за вами сейчас или позже?

— Нет, — хрипло отозвался он.

— Мой самописец показывает, что он говорит правду, — заметила пострадавшая машина. — Теперь еще несколько вопросов, мистер Сент-Джеймс. Расскажите, пожалуйста, о цели вашего выхода на поверхность. Не сочтите за неуважение, сэр, но я настаиваю: вы должны рассказать нам, зачем вы здесь.

— Нет, — ответил он.

— Свяжись с мистером Лантано, — сказала покалеченная, — и спроси, убить нам мистера Сент-Джеймса или передать в организацию Рансибла или берлинским психиатрам. Твой передатчик действует, а мой уничтожен оружием мистера Сент-Джеймса.

После недолгой паузы уцелевшая жестянка объявила:

— Мистера Лантано на вилле нет. Персонал сообщает, что он в Нью-Йорке, в Агентстве.

— Могут ли они с ним связаться?

Долгая — очень долгая — пауза. Наконец неповрежденная «жестяная дева» сообщила:

— Они связались с Агентством по видфону. Мистер Лантано действительно был там, работал с «ваком», потом куда-то ушел, и никто в Агентстве не знает, вернется ли он, и если вернется, то когда именно. Поэтому, — добавила она, — мы должны принять решение самостоятельно.

— Выражаю несогласие, — возразила ее напарница. — В отсутствие мистера Лантано мы должны связаться с ближайшим янсменом и руководствоваться его решением, но не своим собственным. На вилле есть видфон. Возможно, мы сможем связаться с мистером Артуром Б. Таубером, который находится восточнее, в своем поместье. Если не с ним, то с кем-нибудь из Агентства в Нью-Йорке. Фактически мистер Сент-Джеймс не сообщил никому из своих товарищей в убежище ничего существенного по поводу условий на поверхности. Следовательно, они сочтут его смерть обычным следствием военных действий. Это объяснение их удовлетворит.

— Твой последний довод очень убедителен, — сказала невредимая жестянка. — Думаю, мы должны принять решение сами и убить его, а не беспокоить янсмена мистера Артура Б. Таубера, который сейчас может также находиться в Агентстве, и к тому времени, как мы…

— Принимаю.

Из покалеченной машины выдвинулось какое-то устройство, похожее на короткую трубку. Николас понял, что именно это отправит его в мир иной. Так оно и будет, и обсуждать больше нечего — совещание двух «жестяных дев» было недолгим. И лишь одна мысль вертелась у него в голове: это мы сделали их, сделали своими руками, в наших мастерских; ведь это — творения наших рук. Но разговор был закончен, решение принято.

— Погодите, — сказал он.

Обе жестянки замерли в ожидании — словно правила хорошего тона не позволяли убить его в такой момент.

— Скажите, — спросил он, — ведь вы из Зап-Дема, а не Нар-Дема, — я точно это знаю, я вижу, на каком языке сделаны надписи у вас на корпусах. Почему вы должны меня убить?

Он взывал к их невероятно восприимчивым и рациональным искусственным мозгам, к их высокоорганизованным мыслительным устройствам, которыми снабжали «тип VI».

— Я поднялся на поверхность, — продолжал он, — чтобы приобрести искусственную поджелудочную железу — иначе мы не сможем выполнить производственный план. Артифорг, понимаете? Для нашего главного механика. Для нужд оборонной промышленности.

Но с чего он взял, что война продолжается? Он видит только следы, остаточные признаки того, что здесь шла война… Руины? Их нельзя назвать свежими, пейзаж существует в таком виде не первый год, если судить по деревьям. Они выглядели молодыми и совершенно здоровыми. Так вот чем дело, подумал он. Война давно закончилась. То ли в ней победила одна из сторон, то ли военные действия прекратились, и теперь эти жестянки не принадлежат Зап-Дему, не являются бойцами правительственной армии, а частная собственность человека, чье имя на них указано, — некоего Дэвида Лантано. И именно от него они получают приказы… когда могут найти его. Но в настоящий момент рядом нет никого, к кому можно обратиться. И из-за этого мне придется умереть.

— Мой самописец, — заметила покалеченная жестянка, — регистрирует сильную активизацию мыслительной активности мистера Сент-Джеймса. Думаю, было бы гуманно сообщить ему…

И смолка. Потому что просто развалилась. Там, где она только что стояла, возвышалось нагромождение разъединенных элементов — вертикальная колонна, которая качнулась, потом рухнула и рассыпалась. Вторая жестянка начала разворачиваться вокруг своей оси, точно шпиль из цельного металла. Она действовала, как опытный боец, — искала, откуда пришел удар, уничтоживший ее напарника. Но не успела. Тот же смертоносный луч угодил в нее, оборвав вращение. Жестяная дева распалась и осела грудой деталей. И Николас обнаружил, что остался в полном одиночестве. Рядом не было никого живого, никого, кто мыслил и разговаривал, — даже этих искусственных созданий. Только что здесь суетились жестянки, готовые отправить его на тот свет— теперь наступила тишина. Он был рад этому, он ощущал сильное и глубокое облегчение, хотя и не понимал, что их уничтожило. Николас растерянно оглядывался вокруг, как только что оглядывалась «жестяная дева», и, как и она, не замечал ничего особенного. Валуны, пучки травы и вдали, у горизонта, — развалины Шайенна.