Али и Нино - Курбан Саид

— В Кисловодск, на воды. Двое слуг сопровождают меня.

— Вот оно как! — засмеялся я.

Он ответил мне невиннейшей улыбкой.

— Скажите мне тогда, Арслан ага, почему же вы не поехали прямо поездом?

— Клянусь Аллахом, хотелось немного подышать горным воздухом. Поэтому я в Махачкале сошел с поезда и направился прямиком в Кисловодск.

— Но, кажется, дорога на Кисловодск в трех днях пути отсюда?

Арслан ага с притворным огорчением посмотрел на меня.

— В самом деле? Эх, значит, меня неверно информировали? Но я все равно рад, хоть вас навестил.

Этот дурачок проделал такую дорогу, чтобы увидеть меня и рассказать потом об этом дома. Если это действительно так, значит, я стал в Баку очень популярной личностью.

Я налил ему вина. Он большими, жадными глотками осушил бокал, а потом простодушно спросил:

— А скажите, Али хан, за это время вы никого больше не убили? Прошу, умоляю вас, скажите правду. Клянусь Аллахом, я никому не расскажу.

— Как это не убил? Убил, человек двадцать-тридцать.

— Нет, ради Аллаха, скажите правду!

Он пил, а я все подливал ему, подливал.

— А вы женитесь на Нино? В городе все только об этом и говорят. Говорят, вы все еще любите ее?

Он от всего сердца расхохотался и снова потянулся к бокалу.

— Знаете, мы все так удивились. Целыми днями только об этом и говорили.

— Не может быть! А что в Баку нового?

— В Баку? Ничего. Начали издавать новую газету. Рабочие бастуют. Учителя в гимназии говорили, что вы всегда были таким жестоким. Но скажите, как вы узнали обо всем?

— Дорогой Арслан, друг мой, довольно вопросов. Теперь моя очередь. Вы видели Нино? А кого-нибудь из Нахарарянов? Что делают Кипиани?

Бедняга чуть не подавился куском мяса.

— Клянусь Аллахом, не знаю, ничего не знаю. Я никого не видел. Потому, что очень редко выходил на улицу.

— Почему, друг мой? Вы болели?

— Да, да, — радостно подтвердил он. — Болел. Причем очень сильно. Я заразился дифтерией. Представьте себе, мне делали по пять уколов в день.

— Против дифтерии?

— Да.

— Пейте, Арслан ага. Вино полезно для здоровья.

Он выпил.

— Друг мой, — проговорил я, склоняясь над ним, — скажите, когда вы в последний раз говорили правду?

Он поднял на меня прозрачно-невинный взгляд.

— В гимназии, — совершенно искренне сознался вдруг он, — когда отвечал, сколько будет трижды три.

Этот простак был пьян в стельку. Я решил воспользоваться этим и устроил ему форменный допрос. Вино было сладким, Арслан ага — еще очень молодым, и мне ничего не стоило выпытать у него, что приехал он ко мне из любопытства, что никогда дифтерией не болел и в курсе всех бакинских сплетен.

— Нахараряны хотят убить тебя, но выжидают удобного случая. Они не спешат… Я иногда заходил к Кипиани. Нино долго болела. Потом ее возили в Тифлис. Сейчас она вернулась. Я видел ее на балу у губернатора. Знаешь, она пила вино, как воду, и беспрерывно смеялась. А танцевала только с русскими. Родители хотят отправить ее в Москву, а она не хочет. Каждый день гуляет по городу, и все русские влюблены в нее… Ильяс бек награжден орденом. Мухаммед Гейдар тоже ранен… У Нахарарянов сгорела вилла. Ходили слухи, будто ее подожгли твои друзья… Да, еще… Нино купила собаку и каждый день беспощадно избивает ее. Никто не знает, как она назвала эту собаку. Одни говорят — Али хан, другие — Нахарарян. А мне кажется, что она зовет собаку Сеид Мустафа… Видел и твоего отца. Он сказал, что изобьет меня, если я буду продолжать сплетничать… Кипиани купили дом в Тифлисе. Может быть, переселятся туда насовсем.

Я с сожалением посмотрел на него.

— Что же из тебя выйдет, Арслан ага?

Он пьяно взглянул на меня и ответил:

— Падишах.

— Что?

— Я хочу стать падишахом в какой-нибудь прекрасной стране. Хочу, чтоб у меня было много солдат.

— А потом?

— Потом хочу умереть.

— Почему?

— Хочу уничтожить свое царство и умереть!

Я засмеялся, и это, кажется, его обидело.

— Подлецы, засадили меня на три дня в карцер.

— Где? В гимназии?

— Да, и знаешь, за что? За то, что я написал статью в новую газету. А статья была о жестоком обращении с учениками в гимназии. Клянусь Аллахом, такой поднялся переполох!

— Эх, Арслан ага, разве станет порядочный человек писать статьи в газетах?

— Станет. Увидишь, я вернусь и напишу статью о тебе. Только имени не назову, потому что, во-первых, не люблю называть имен, а во-вторых, я твой друг. А статью назову так: «Бегство от кровного врага, или о Достойных сожаления обычаях в нашей стране».

Он допил бутылку, а потом повалился на тюфяк и тут же уснул мертвым сном. В комнату вошел его слуга и укоризненно посмотрел на меня. Его взгляд словно говорил: «Ну, не стыдно ли, Али хан, спаивать такого благовоспитанного мальчика?»

Я вышел из комнаты. До чего же омерзителен этот Арслан ага! Во всяком случае, половина из того, что он мне наговорил, — наглая ложь. С чего бы это Нино стала избивать бедную собаку? Интересно, как же она ее назвала?

Спустившись по сельской дороге, вниз, я присел на камень. Со всех сторон меня окружали угрюмо, нависавшие скалы. Что хранят они в своих морщинах? Прошлое? Людские страсти? Звезды в ночном небе напоминали огни Баку. В моих зрачках отражались тысячи лучей, идущих из бесконечности. Час ли, два ли просидел я так, устремив взгляд в небеса.

«Значит, она танцует с русскими?!»

И вдруг во мне проснулось острое желание вернуться в город и завершить кошмар той роковой ночи.

Мимо с шуршанием пробежала ящерица. Я поймал ее и ощутил, как бьется в моей ладони ее охваченное ужасом смерти сердце. Я осторожно погладил ее холодную кожу. Поднес к лицу и вгляделся в выпученные от страха глазки. Древний зверек с огрубевшей от старости кожей походил на оживший вдруг камень.

— Избить тебя, Нино? — спросил я, обращаясь к ящерице, и вспомнил рассказ Арслана ага о собаке Нино. — Только… как же может человек избить ящерицу?

Вдруг зверек на мгновение открыл пасть. Оттуда высунулся и тут же снова исчез раздвоенный язычок. Я засмеялся. Язычок был нежный и тонкий. Я разжал ладонь, и ящерица мгновенно исчезла во тьме между камнями.

Когда я вернулся домой, Арслан ага еще спал. Голова его покоилась на коленях заботливого слуги.

Я поднялся на крышу и до самого утреннего намаза курил анашу.

Глава 20

Не знаю, как это произошло, но в один прекрасный день я проснулся и увидел стоящую передо мной Нино.

— Однако ты здесь обленился, Али хан, — сказала она, присаживаясь на край тюфяка, — к тому же храпишь во сне, это тебе не идет.

— Это из-за анаши, — хмуро ответил я, еще плохо соображая, что происходит.

Нино покачала головой.

— Тогда прекрати курить ее.

— Как ты можешь избивать свою собаку, бессердечная?

— Собаку? А! Я держу ее за хвост левой рукой, а правой так хлещу, что…

— А как ты называешь ее при этом?

— Килиманджаро, — спокойно ответила Нино.

Я протер глаза, и вдруг все отчетливо предстало передо мной: Нахарарян, карабахский гнедой, залитая лунным светом мардакянская дорога, сидящая на коне Сеида Нино.

Нино! Только теперь я окончательно проснулся.

— Нино! — воскликнул я и вскочил на ноги. — Как ты здесь очутилась?

— Арслан ага рассказывает по всему городу, что ты хочешь убить меня. Я услышала это и тут же приехала сюда.

В ее глазах стояли слезы.

— Если б ты знал, как я соскучилась по тебе, Али хан.

Мои пальцы тонули в ее густых волосах, губы приникли к ее губам, они дрогнули, раскрылись, одурманивая, лишая рассудка.

Я бросил ее на постель, одним движением сорвав с нее платье, бесконечно долго ласкал ее, упиваясь нежностью и ароматом ее кожи. Нино взволнованно дышала, глядя мне в глаза. Ее маленькие груди трепетали в моих ладонях. Я крепко сжал Нино в объятиях. Она обвила мою шею тонкими руками и застонала. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, и я ощущал каждое ребрышко ее худенького тела.

— Нино! — прошептал я, пряча лицо на ее груди.

Казалось, какая-то таинственная, непостижимая сила заключалась в этом слове. Стоило мне произнести его и реальность куда-то отступила, остались лишь большие грузинские глаза, полные слез, и все — страх, радость, любопытство и мгновенная острая боль — отразилось в них.

Нино не заплакала. Лишь, будто устыдившись своей наготы, натянула на себя одеяло, прижалась ко мне лицом. Осторожно, словно боясь испугать ее, я поднял одеяло и лег рядом. Нино порывисто прижалась ко мне, и была в этом порыве жажда земли, истосковавшейся по дождю.

…Время остановилось…

…Мы лежали друг подле друга, измученные и счастливые.

— Теперь я возвращаюсь домой, — сказала вдруг Нино, — потому что вижу, ты совсем не собираешься убивать меня.