Война Кланов. Медведь 2 - Алексей Владимирович Калинин

пополам с костями, то в ответ покрутил бы пальцем у виска и отошел от сумасшедшего подальше. Пути судьбы неисповедимы, хотя один мудрый дядька по фамилии Ницше и сказал в своё время: «Нет судьбы, кроме той, которую делаем мы сами». Неужели я сам захотел стать берендеем? Вряд ли.

– Мы дошли до дома, но там никого не оказалось, – продолжает Александр, когда мы отъехали от магазина. – Всё облазили, обыскали. Вещи есть, кроватка стоит, коляска и та в сенцах, а никого. Мы подождали, поужинали, поспали. Ещё сутки погуляли, но никого. Утром тоже никто не пришел, и я услышал Зов. Твой Зов.

– Да, у нас та ночка прошла более волнующе. Два берендея перекинулись к перевертням, и пришлось задержаться, – спокойным голосом говорит охотница. – Дальше была неизвестность, поэтому и позвала тебя.

Её спокойствию могли позавидовать хмурые горы. Я же вспоминаю падающую «Ниву», трех перевертней, падающих берендеев. Моего первого убитого врага. Врага – потому что я был за охотников. А если бы был за перевертней? Если прав Владимир и оборотни должны иметь своего вожака, и мы можем все вместе объединиться? Я глубже вгрызся в сочное мясо, стараясь прогнать эти мысли прочь.

– Мы вернулись в «Волчье». Прикольно получается – я в «Медвежьем» живу, тот охотник в «Волчьем», – хохочет Вячеслав.

– Какой охотник? – настороженно спрашивает охотница.

– Платонов, – отвечает Александр. – Берендеи как-то о нем упоминали, вот мы и решили к нему в гости наведаться.

– Алексеич? Так он ещё жив? Старый пройдоха, не мало мы с ним в своё время пошалили.

– Жив, посидели у него, поговорили, да он нам машину и дал, чтобы встретить вас. А потом Зов пропал, и мы остановились на ночлег, – говорит Александр.

– Вот так спокойно и остановились? – язвительно замечает охотница. – А если бы нас с Женькой скушали под соусом ткемали?

Я тоже перестаю жевать. Как так? Почему же они не поехали дальше? Возможно, тогда бы остались живы Андрей с Максимом. Мягкая улыбка Светланы ещё долго снилась мне укором в том, что подставил её мужа под удар.

Поднимаю голову от пакета и вижу, как Вячеслав закатал рукав. На мощном предплечье отпечатался укус, такой бывает, когда руку стискивает английский дог. Розовая кожа на месте дырочек напоминает укусы на моих плечах. Значит, ребятам тоже пришлось нелегко.

– Были обстоятельства. Встретились четыре перевертня, пришлось задержаться на ночь, – отвечает Вячеслав.

На моем счету только один убитый враг, и я по нему загоняюсь, а тут кладут десятками и спокойно об этом разговаривают. Мда-а… Я почувствовал, как сытость разливается по телу, и веки тяжелеют. Разговор начинает доноситься сквозь беруши, голоса удаляются.

– Сколько ты ему положил? – доносится голосок охотницы.

– Пять, так что часов семь точно проспит, – ухает басок Вячеслава.

Кому положили? Чего положили? Я не могу спросить, язык оказывается таким неповоротливым. Последнее, что я помню, как пакет с обгрызенной костью шлепается на пол.

Вроде бы и не спал, а дремал. А может и не дремал… Но приснилась мне такая чушь неимоверная, что ребята потом рассказывали, как пытались успокоить, а я всё рвался куда-то убежать и кого-то спасти.

От своего же возгласа я вырываюсь из пурги сна и ещё секунд пять пытаюсь понять, где нахожусь и почему кругом буйная зелень. Мохнатые ели, нежные березки, высокие сосны и яркий огонь впереди…

Машина останавливается в нескольких десятках метров от полыхающего дома. Я всё также укрыт одеялом и лежу на сидении.

Как мы здесь оказались? Я не полностью вынырнул из сна. Часть меня кружит возле троих существ в заворотах вьюги, а другая часть наблюдает за всполохами яркого огня среди молодой зелени. Горит приземистый дом, горят две постройки, в одной я угадываю баню – вот тебе и с легким паром.

Охотники и берендей выходят из машины и смотрят на бушующую стихию. В ветвях истошно кричат птицы, их визгливые голоса рвут барабанные перепонки. Я опускаю стекло и высовываюсь наружу. Горький дым от горящих тряпок и сухого дерева бьет по обонятельным рецепторам. Я кашляю.

На кашель оборачивается Александр.

– Ого, так быстро очухался? Мы тебя не раньше завтрашнего утра ждали.

– Де мы? – спрашиваю я, язык кажется неповоротливым поленом.

Женщина оценивающе смотрит на меня, словно приценивается к куску мяса на прилавке. Перед глазами снова возникла занесенная снегом троица. Приходится тряхнуть головой, чтобы прогнать видение прочь.

– Вот и спящий птенчик проснулся. Как себя чувствуешь? Тебе Вячеслав столько снотворного вложил в мясо, что хватило бы слона в зимнюю спячку уложить.

– Хоофо! Де мы? – язык всё также отказывается повиноваться.

– Не буду отвечать в рифму, но примерное направление ты можешь прочувствовать! – хмыкает Вячеслав. – Поехали к Семену, здесь ловить нечего?

Троица залезает в машину. Александр с сожалением смотрит на полыхающий дом. Вдруг он хлопает себя по лбу и выскакивает наружу. Вячеслав переглядывается с охотницей. Та отвечает недоуменным взглядом. Я вижу, как Александр подскакивает к поленнице дров и что-то поднимает почти у самой границы полыхающего пламени. Бегом он возвращается к нам, отряхивая на ходу свою находку.

– Заначку прошлый раз там оставил? – криво усмехается Вячеслав.

– Почти угадал, – отвечает усевшийся Александр. – Я знаю, зачем сожгли дом.

Дом! Так здесь жили Владимир с Геннадием, когда защищали Людмилу и Ульяну? С ними же ещё должен был быть старый берендей… Неужели они все сгорели? Нет! Ребята же говорили, что дома никого не осталось.

Мысли катаются тяжелыми асфальтоукладчиками по пустой полости головы. Тело не болит, но страшная усталость смыкает веки. Кажется, что явись сейчас передо мной вся рать перевертней – я только зевну и свернусь калачиком. Ой, что-то говорят…

– И зачем же? – раздается голос Вячеслава.

– Чтобы не осталось вещей от Людмилы и… дочки, – запинается Александр.

Сквозь полуопущенные веки я замечаю, как тень бежит по лицу Вячеслава. Или это отблеск от пожара?

– Логично, – заключает охотница. – А ты зачем бегал к поленнице?

– Я прошлый раз нашел, да так там и оставил. Теперь будет чем сделать Вызов. Никогда не думал, что буду охотиться на свою дочь.

Последнее, что я вижу, так это соска-пустышка. Обычная детская пустышка. Такая была и у меня в свое время. Головы охотников склоняются над синеватой пластмассовой пластинкой, из которой торчит покусанная резиновая соска.

Веки слипаются, и я проваливаюсь в сон. На сей раз без сновидений. Лишь сплошная темнота. Сквозь неё ощущаю, как меня куда-то несут. Укрывают теплым одеялом. А может это только приснилось? Приснилось, что разжимают челюсти и вливают какой-то горький настой. Приснилось, что твердые руки не дают