«Исконно русская» земля Сибирь - Алексей Бычков

В начале XVII века эуштинский князец Тоян приехал в Москву и обратился с просьбой к правительству Бориса Годунова взять под защиту Русского государства селения томских татар в нижнем Притомье и поставить в их земле русскую крепость. Со своей стороны Тоян обязался помогать царской администрации нового города в обложении ясаком соседних с томскими татарами тюркоязычных групп.

В марте 1604 года в Москве окончательно было принято решение о строительстве города на берегу реки Томи. Воеводы сибирских городов получили указания о комплектовании экспедиционного отряда под начальством Г И. Писемского и В. Ф. Тыркова. Формирование отряда происходило в Сургуте. В него были включены тобольские и тюменские служилые люди, пелымские стрельцы, тобольские татары и кодские ханты. С началом навигации 1604 года отряд отправился из Сургута на судах вверх по Оби до устья реки Томи и далее вверх по Томи до земель томских татар князца Тояна. Местом для сооружения укрепленного пункта был избран высокий мыс горы на правом берегу Томи у впадения в Томь речки Ушайки против Тоянова городка, расположенного на левом берегу Томи. К концу сентября 1604 года строительные работы по сооружению Томского города в основном окончились.

Часть прибывших с экспедиционным отрядом людей была отправлена к прежнему месту службы, другая оставлена в новой крепости на постоянное жительство. Вслед за ратными людьми в Томске, как и в других сибирских городах, появились русские крестьяне и ремесленники. В начале XVII века Томск был самым восточным городом Русского государства. Прилегающий к нему район нижнего течения Томи, средней Оби и Причулымья вошел в состав Томского уезда.

В 1618 году служилые люди Томского города, собирая ясак с тюркоязычного населения Притомья, заложили в верхнем течении Томи новое укрепление — Кузнецкий острог. В бассейне правого притока Оби реки Чулым были поставлены небольшие острожки — Мелесский и Ачинский. В острожках находились казаки и стрельцы, выполнявшие военно-караульную службу и оберегавшие местных жителей от вторжений киргизских князьков и монгольских алтын-ханов.

Как на Иртыше, так и в Приобье продвижение в степи Южной Сибири и предгорья Алтая столкнулось со встречным движением кочевников. Здесь шла упорная борьба отдельных ойратских объединений и союзов как между собой, так и с монгольскими алтын-ханами и казахскими жузами за пастбищные угодья и зависимых данников.

Из сообщений иностранцев следует, что русские люди хорошо знали и морской путь от Архангельска и Печоры в Обскую губу и устье Енисея по крайней мере уже с начала XVI века. Поэтому вполне естественно в беседе с английским послом Е. Боусом 24 октября 1583 года царь Иван Грозный упоминал об Оби и Енисее: «а те места в нашей земле от Двинского устья от морского пристанища с три тысячи верст».

На Енисее русские встретили кетоязычные племена, кыргыз и тунгусов. Кеты, котты, асаны, яринцы и байкотовцы говорили на языках близкородственных, но в корне отличных от остальных сибирских наречий. Лингвисты считают их языки близкими к древнекитайскому, а не к самодийским или тюркским. На 1926 год кетоговорящего населения насчитывалось всего 1225 человек.

Подробнее же здесь мы остановимся на кыргызах и тунгусах — племенах более многочисленных и широко распространенных в Сибири. Несомненный интерес в этом плане представляет статья С. В. Киселева «Письменность енисейских кыргыз», которая далее приводится целиком.

Письменность енисейских кыргыз[37] (по С. В. Киселеву)

«Высокому уровню хозяйства и сложному общественному и государственному устройству кыргыз вполне соответствовало их культурное развитие. Его высота наиболее ярко проявилась в письменности.

Относительно ее возникновения существует несколько точек зрения.

После работ О. Доннера и В. Томсена большинство исследователей признали, что в основе орхонского алфавита лежит арамейский. Помимо этого, О. Доннер убедительно доказывал, что знаки енисейско-орхонского алфавита ближе всего к знакам, выбитым на аршакидских монетах II—III веков. В связи с этим П. Мелиоранский считал возможным предполагать, что на востоке арамейско-аршакидский алфавит держался и позднее III века. В настоящее время его предположение нашло себе вескую поддержку в исследовании С. П. Толстовым хорезмийского алфавита по надписям на монетах шахов Хорезма. Выяснилось, что хорезмийский алфавит восходит к III—IV векам, причем древнейшие «его знаки целиком укладываются в вариации арамейского шрифта, как такового». Однако и позднее, вплоть до VIII века, хорезмийский шрифт «сохраняет крайне архаический облик, во многом сближающий его с арамейскими шрифтами парфянского и даже ахеменидского времени». Такое наблюдение над хорезмийской письменностью, подтверждая устойчивость архаических арамейских черт в алфавитах Средней Азии, еще более подкрепляет гипотезу В. Томсена о проникновении арамейского письма дальше к Востоку, на Енисей и Орхон, через посредство пехлевийского, согдийского и хорезмийского. Глубоко знающий орхоно-енисейскуто эпиграфику, С. П. Толстов именно так и ставит вопрос.

Однако едва ли он прав, когда относит это к сравнительно позднему времени, ссылаясь на широкое распространение тюркского рунического алфавита лишь к VIII веку н. э.

Как известно, орхонские эпитафии были высечены в 30-х годах VIII века. Но уже в то время орхонский «классический» стиль был близок к изменению. Оно выразилось в сложении нового рунического «устава» второй половины VIII века, образцом которого являются письмена Селенгинского камня. Подобная перемена совершалась на далеком северо-востоке, но охватила и западные области тюркского рунического письма. В этом убеждают рукописные рунические тексты начала IX века из Китайского Туркестана, изданные В. Томсеном. В том же позднейшем варианте руническое письмо помнили и писцы Дун-Хуана в XI— XII веках. А.Н. Бернштам совершенно правильно отметил близость их начертаний к «уставу» Селенгинского камня.

Все изложенное не позволяет считать VIII век временем, близким к возникновению тюркского рунического письма. Предположение П. Мелиоранского, реализованное исследованиями С. Толстова, лишь снимает с нас необходимость подтягивать время зарождения тюркской руники обязательно к III—IV векам до н. э. и тем самым становиться на путь Е. Блоше, предполагавшего, что руника была заимствована тугю через посредство жуан-жуан у хуннов, которые в свою очередь заимствовали свою письменность из какого-нибудь арамейского алфавита III века до н. э. При всей заманчивости такой гипотезы она не имеет пока надежных оснований.

Однако остается в силе высказанное еще В. Радловым и поддержанное П. Мелиоранским наблюдение о значительно большей древности енисейских рунических письмен сравнительно с орхонскими. В. Радлов относил их к VII веку, а П. Мелиоранский нашел возможным «отнести их вообще к VII, а может и к VI веку». В 1926 году эту же точку зрения поддержал С. Малое. В докладе на Туркологическом съезде в Баку он высказал мнение, что енисейские памятники «датируются даже двумя-тремя столетиями раньше орхоно-селенгинских», т. е. тем же VI веком.

В этой связи следует вспомнить важное указание В. Радлова на то, «что между Хануем и Танну-Ола мы не находим никаких следов надписей». По его мнению, это также не позволяет считать, что древнетюркское письмо достигло истоков Енисея, распространяясь от Орхона на Запад. Вместо этого В. Радлов предполагал другой путь проникновения письма тугю к кыргызам. На Кемчике много рунических надписей. В VI веке «орда тюркских князей» могла находиться на Черном Иртыше. От Черного Иртыша сравнительно близко до Кемчика. Поэтому, по В. Радлову, именно оттуда и проникла к кыргызам на Кемчик руника тугю. Но едва ли такое построение правильно. Прежде всего, оно не снимает вопроса, откуда появилось руническое письмо на Черном Иртыше, — ведь известно, что на Южном Алтае нет образцов его раннего развития. Затем, правильно придавая значение отсутствию рунических надписей между рекой Хануем и областями современной Тувинской автономной области, следовало бы отметить и полное отсутствие сведений о наличии надписей на всем протяжении от Кемчика до Черного Иртыша и на самом Черном Иртыше. Локализация «орды тюркских князей», т. е. центра державы тугю в VI веке, на Черном Иртыше также пока не подтверждается источниками. Наоборот, Кошо-Цайдамские тексты и памятник Тоньюкука традиционным центром на Востоке считают реку Орхон. Что же касается Запада, то уже в VI веке опорой тюркской экспансии являлось там Семиречье. Считают также, что около Кульджи, под горою Ак-таг находилась в 568 году ставка западнотюркского хана Дизабула.

Однако, если гипотеза В. Радлова о роли предполагаемых тюркских кочевий по Черному Иртышу в передаче кыргызам рунической письменности и не может быть принята, все же это не снимает вопроса о проникновении руники к кыргызам от западных тюрок. Ведь рядом с их центрами в Семиречье на реке Таласе и на Иссык-Куле были открыты рунические надписи. Напомним эти находки.