Пальмы, солнце, алый снег - Анна Литвиновы

– Ой, Андрей Степанович? А вы разве не на тренинге?.. Ах, ну да: тренинг же сегодня отменили…

– Н-нет. Я… я… в общем, мне не до того.

Теперь подбавить сочувствия. Но не переборщить. Она сейчас играет стерву, а им сочувствие неведомо.

– Я могу вам помочь?

Голос должен быть достаточно равнодушным. А глаза – наоборот. Многообещающими. Призывными.

– П-помочь? Нет. П-помогать мне не надо. Но, может быть…

Ура! Он волнуется!

– …в-вы не откажетесь с-составить мне к-компанию?

– Вообще-то, я сейчас ухожу. У меня через полчаса массаж.

И теперь надо положить на стойку два стольника – за «Мохито».

– Т-тося, п-пожалуйста…

Теперь можно и осуждения в голос добавить:

– Да вы, Андрей Степанович, пьяны!

Вот и бармен прискакал. Прибрал две сотни (о полтиннике сдачи и не подумал), услужливо предложил:

– Что-нибудь еще, мадемуазель?

– Д-да, – тут же встрял Андрей Степанович. – Ккоктейль для дамы. И к-коньяку – мне.

«А бармен-то, сопляк, меня осуждает! Ну, еще бы: Степановичу – под пятьдесят, мне – особенно с виду – немного за двадцать. Эх, и не объяснишь ведь, что я на работе…»

И Тося, загадочно улыбаясь, обратилась к собеседнику:

– Ну, ладно, Андрей Степанович. Уговорили. Я выпью с вами коктейль. Но только один.

Алена, молодой специалист, 217-й день

Заметка, которую я обнаружила в бульварной газете «Экспресс», оказалась совсем короткой.

Оксана П., ученица десятого класса московской школы, переживала первое в своей жизни большое несчастье. Ее только что бросил молодой человек – возлюбленный классом старше.

Девушка похудела, потеряла интерес к учебе, целыми днями сидела дома в своей комнате и бездумно смотрела в окно. Родители, тоже тяжело переживавшие за дочь, перепробовали все возможные средства, чтобы развеять сердечную тоску дочери. Оксану отправляли за границу, ей покупали дорогие вещи, развлекали, однако девушка оставалась безутешной. И тогда мама записала ее на тренинг к известному психологу Якову Г-ну: «Как пережить неприятности – и остаться человеком».

На первое занятие Оксану пришлось тащить едва ли не силком. На второе она уже отправилась сама. Третьего ждала с нетерпением. После четвертого начала улыбаться. Родители были счастливы.

Но когда девушка посетила пятое, итоговое, занятие – она пришла домой, навела в своей комнате порядок, написала родителям ласковую записку… и – выбросилась из окна.

Уголовное дело, открытое по факту самоубийства, приостановлено. Однако родители девушки не сомневаются: к ее смерти, безусловно, причастен известный психолог Яков Г-н.

Я – лицо довольное-предовольное! – откинулась от монитора. Вот так вам, господин чертов психолог! Я очень надеялась: Яков Г-н – это наш бородач и есть. Не первый, значит, раз замешан в некрасивые истории. Что, интересно, скажет Ярослава, когда я покажу ей эту заметочку?.. Насторожится? Начнет развеивать ореол, которым окружила своего свет-психолога?

Хотя… Ярослава – она женщина конкретная. И упертая. Так что заметка – тем более в бульварной газете, да еще и без полной фамилии – ее вряд ли убедит. И что же мне делать? Звонить в газету «Экспресс» и требовать полную фамилию психолога Якова Г-на? Но меня просто пошлют – и будут правы…

Я – хотя беременным женщинам ворочать мозгами вроде и не положено – глубоко задумалась. И просветление – вот странно! – снизошло очень быстро. Позвоню-ка я своей однокласснице Натке Нарышкиной! Она закончила журфак, работает в «Молодежных вестях» и, как говорила на последней встрече одноклассников, просто мечтает найти свою тему и поскорее прославиться. Но пока ей приходится про конкурсы красоты да про совещания в московской мэрии писать. Ну а я ей расскажу про заметку в газете «Экспресс». И главное, про два, друг за другом, самоубийства в нашем отеле. Вот пусть Наташка землю и роет! Вдруг у нее получится заветная «статья века», а у меня, ее руками, появится нужная информация?

«Да. Не так уж я при своей беременности и поглупела!» – порадовалась я.

И тут же, прямо в интернет-кафе, отщелкала Наташкин номер.

Глава 8

Ярослава, хозяйка косметических салонов

Она привыкла быть сильной. Безапелляционной. Жесткой. Иногда даже агрессивной. В Москве – и в большом бизнесе – по-другому нельзя. Иначе заклюют.

Подчиненные за глаза называли ее так же, как в свое время именовали Маргарет Тэтчер, – Железной Леди. И Ярослава (о тайном прозвище она, конечно, знала) очень этим титулом гордилась. Ей доставляло почти физическое удовольствие, когда проштрафившийся сотрудник получал вызов в ее кабинет, «на ковер» – и нервно, в ожидании аудиенции, мерил шагами приемную. Подлизывался к секретарше. А когда наконец получал позволение войти – шел к ее начальственному столу, словно овен на заклание, печально и обреченно…

«Так с ними со всеми и надо, – никогда не сомневалась Ярослава. – А то однажды дашь слабину – и они тебе тут же взгромоздятся на шею».

Нет, она никогда не жалела о том, что создала себе репутацию человека без нервов. Что собственными руками вознесла себя высоко на облака. И, как и положено небожителю, правит миром железной рукой и в полном одиночестве.

Но иногда, в редкие дни досуга, на нее накатывала такая тоска…

Как, например, сегодня.

В ресторане, за завтраком, Яков Анатольевич объявил: тренинга не будет. По крайней мере, до обеда.

Выглядел психолог плохо – бледный, глаза оттенены синевой, черный галстук сбился набок. И главное, взгляд. Потерянный, несчастный – против обычного уверенного и безмятежного. А ведь Ярослава настолько привыкла, что Яков Анатольевич – что-то вроде самой крепкой стены, самого верного утешителя… И ей так хотелось сегодня – хоть до тренинга, хоть после него – поговорить с Гвоздициным. Попросить, чтобы успокоил. Поддержал. Напитаться его энергией. В конце концов, и он тоже очень виноват в том, что ее жизнь пошла именно так, как пошла…

Но из-за самоубийства рыжей Сашки все понеслось кувырком. Якова Анатольевича – как он, пряча глаза, объяснил своим ученикам – опять требовали к себе менты. И допрос грозил растянуться на многие часы…

Ярослава была возмущена. Почему из-за смерти Александры столько шума? Она – дура. Как жила по-дурацки – так и умерла. Нелепо, глупо. Сидит небось сейчас в аду и локти себе кусает. Но почему тренинг-то нужно отменять?..

– Если получится, Ярослава, мы проведем наше занятие после обеда, – мягко сказал ей Яков Анатольевич. И обратился к сидящей рядом Тосе: – Вы придете, Анастасия?

В глазах крошки заплескалось недовольство.

Ярославе вообще казалось, что девчушка, хоть и заплатила, как все они, немалые деньги, а на занятия ходит из-под палки. Однако Тося покорно ответила:

– Конечно, Яков Анатольевич. Я приду.

– А где, интересно, Андрей Степанович? – Психолог вопросительно посмотрел на обеих девушек.

– Понятия не имею. Может, на лыжах пошел, – пожала плечами Ярослава. Ее старый хрыч не интересовал абсолютно.

– Я тоже не знаю, – пискнула Тося.

И снова у Ярославы мелькнуло: «Опять врет. Но зачем?»

– Если встретите его, пожалуйста, передайте: я попробую освободиться к трем. И буду ждать вас всех в аудитории, – попросил Яков Анатольевич.

– Конечно, – верноподданнически кивнула Тося. – Я попробую его поискать…

А Ярослава лениво подумала: «Ты старичка, что ли, закадрить решила?.. Ну у тебя и вкус…»

Впрочем, плевать на Тосю. И тем более на Андрея Степановича. И даже смешная беременная Аленка – прежде Ярославу и веселившая, и развлекавшая – теперь начала раздражать. Странная она какая-то. Придумала себе манию , что Яков Анатольевич якобы полнейший злодей, и развлекается. В Интернете на него компромат ищет. Уже смешно.

Но, кроме шуток, деваться ей сегодня – именно в тот день, когда так хочется быть не одной, а с кем-то, – абсолютно некуда. Не в СПА-салон же идти! Или, еще смешней, не в лес же на лыжах. Ей сейчас не стандартные отельные развлечения нужны. Не бассейн, не массаж и даже не «Риоха Кюнэ» урожая 1999 года. Это все – чужое. А ей сегодня так хочется своего .

И – в тысячный, наверное, раз за свою жизнь – Ярослава подумала: «Ах, если бы тогда, четырнадцать лет назад, у меня была возможность поступить по-другому!»

Будь у нее тогда хоть сколько-то лишних денег! Или хотя бы каморка, хоть угол, но – собственный, не у чужих людей. Или мужчина, пусть старый, пусть никчемный, но который согласился бы ее в той ситуации поддержать!

Но нет – она оказалась перед своей бедой совершенно одна. И с тех пор так и идет по жизни в полном одиночестве…