Чужой гость (СИ) - Васильев Ярослав

Глеб кивнул, по спине вдоль позвоночника поползли нехорошие мурашки. Объяснение и впрямь идиотское. Да, за «ужасом пустыни», как прозвали завроидов, охотились тщательно, особенно за кладками. Даже пустынники, обнаружив следы завроида, бросали любые дела и торопились сообщать в Город, а оттуда высылали группу зачистки. Не просто так последнего завроида видели больше десяти лет назад. Теоретически они могли мигрировать туда, где люди не ходят, заложить там кладки. Но двухсотый сектор уходил в сторону развалин Прайма, там пустыня до сих пор наверняка усеяна автономными ловушками против зверлингов. А завроиды хоть и звери, но полуразумные, они в такое опасное место не полезут и уж тем более не станут устраивать там кладку. Зато в Прайм собирался Гладов, а потом к Пустынному хану.

— Я вижу, вы знаете больше меня. Настаивать не буду. Я хочу, чтобы за Лисицыным присмотрел человек, способный, если что, выбраться и рассказать, что там случилось. Если окажется, что Лисицын и его пока неизвестный заказчик и в самом деле решили перейти грань дозволенного и нарушить наши договорённости с пустынниками… У меня тоже есть нужные связи, а мои партнёры не желают, чтобы в пустыню вернулось «у кого ствол, тот и прав». Это вредно для бизнеса. Вы меня понимаете? Давид у нас служит давно, после вчерашнего я суну вас в первую попавшуюся группу, которая уходит в рейд, чтобы не накалять обстановку на базе. Лисицын спорить не будет, ему молодой лопух, готовый в случае чего подтвердить его версию, пригодится. Взамен обещаю по возвращении устроить так, что вы уйдёте капитаном обратно в бригаду. Думаю, вместе с благодарностью Хана вы не пропадёте.

— Согласен. Но мне понадобится броня, лучше офицерский комплект. Причём так, чтобы её спрятали в моей машине.

— Договорились. И даже больше, я вам дам не просто офицерский комплект, а настоящий «призрак».

*****

Однообразно тянулись дни за днями рейда. Море песков под колёсами машин всё расширялось и расширялось. Маршрут проложили специально вдоль цепочки развалин, и неважно чьих — людей или керхеров. Вода в скважинах давно пропала, зато на время самого жаркого полуденного пекла они создавали хоть какую-то тень. А ещё постоянно давали о себе знать мучения жажды, особенно если катишься не в кузове машины, а на одиночном багги бокового охранения, как Глеб. Давно прошли времена, когда рейдеры были разведчиками и диверсантами и на вооружении у них поголовно стояли «призраки». Сейчас всей защиты от палящего солнца — это тагельмуст, длинный кусок ткани, который заматывался вокруг головы, оставляя открытыми только глаза с надетыми песчаными очками, да бурнус. Даже бронежилеты снимали, чтобы не свариться.

Нельзя сказать, чтобы зрелище песчаного моря было лишено какой-то таинственной прелести. Резко ограничивающие обрывы барханов синеватые и тёмно-фиолетовые тени, золотистые дюны, иногда попадались, красноватые, охристые, коричневые, белые или серые обнажения камня, глины и известняка. Всё это на пепельно-голубом прозрачном фоне неба, залитого яркими лучами света. И тишина, которую лишь иногда ломал треск лопнувшего на солнце камня. Но рейдерам эта мёртвая красота казалась скорее пугающей. От страшного света и жары кожа рук и лица, несмотря на разнообразные крема и вроде бы привычку, обгорела, стала бронзово-красного цвета, губы потрескались. Лёгкая зудящая сыпь от попадавших внутрь одежды мелких песчинок не переставала терзать спину, плечи и бока. Стоило коснуться металла не через одежду и не там, где его защищало пластиковое покрытие, как легко можно обжечься. И заживать такой волдырь будет долго. Но тяжелее всего давался полдень, когда солнце палило огнём, а грудь не желала посылать в лёгкие раскалённый воздух.

Каким бы Лисицын ни был человеком, рейдером и командиром он был хорошим. Всю дорогу выдерживал ровно такой темп, чтобы выйти в нужный квадрат как можно быстрее, но и люди не вымотались лишнего. И всё равно оазис показался кусочком рая, свалившимся с небес на землю. Котловину, на дне которой вмещалось небольшое озерцо и рощица местных деревьев, напоминавших толстую липу с кожистыми пальмовыми листьями, окружали высокие дюны десятки метров высоты. Эти песчаные громады хорошо скрывали подступ к оазису и одновременно хранили его от самумов.

Озеро было естественное, берега заросли чем-то вроде тростника, кишевшего живностью. Парочку плосконосых обитателей немедленно поймали разнообразить меню в честь торжественного ужина, но сделали это в первый и последний раз. Нельзя нарушать хрупкое равновесие оазиса, каждый знал — тогда пустыня проклянёт и отнимет удачу. Желающих проверить это поверье не находилось. Возле воды разбили базовый лагерь, откуда пешком или на лёгких машинах будут уходить группы разведчиков. Глеба, конечно же, как новичка, оставили в лагере. А ещё в лагере пока оставался со своей группой Лисицын, а также вторая группа, которой руководил его самый доверенный человек и давний приятель. И то, что в разведку в основном ходили пешком, а не на машинах, при этом уже третий день в лагере отсиживались самые опытные люди, всё больше укрепляло Глеба в мысли: весь рейд прикрытие задачи помешать Гладову встретиться с людьми Пустынного хана.

На четвёртый день в раскалённом воздухе отовсюду послышались высокие чарующие звуки с сильным металлическим привкусом, заставляя против воли дрожать. Звуки летели и таяли в раскалённой атмосфере полудня. То весёлые, то жалостные, то резкие и крикливые, то нежные и приятные уху, эти звуки казались криками живых существ, но не голосом мёртвой пустыни. Лагерь мгновенно, несмотря на жару, зашевелился. Если песок начинал петь, он сначала звал ветер, а следом прилетала смерть. Песчаная буря. И пусть высокие дюны защищали оазис, в пустыне всегда надо ждать худшего. Животные, чувствуя приближение бури, спешили скрыться в норки. И вот вершина огромной дюны, секунду назад мёртвая и неподвижная, зашевелилась. Пока почти невидимым облачком над ней закурился летучий песок, подхваченный струёй горячего ветра. И тут же закурились остальные дюны, небо померкло, словно упало на землю. Воздух заволокла буро-жёлтая мгла, клубы пыли по всему периметру оазиса закрыли солнце, на него стало возможно смотреть как на тусклый огненный шар. Даже здесь, внизу, стало душно, а наверху сейчас невозможно дышать. И вот уже всё захватил рёв, несущийся отовсюду.

Из-за самума Глеб и упустил, как и куда ушёл Лисицын. Ветер ещё ревел, хотя и пошёл на спад, когда рейдеры покинули лагерь, поэтому их следы замело. Но машины остались все на месте, значит, ушли пешком. Что их не ждала машина одной из прежних групп, это подтверждал и подброшенный командиру маяк. Через несколько часов из лагеря, уже открыто и на двух багги, уехали ещё четверо из второй группы. Глеб выждал час до начала сумерек, пока не решил — и ему пора. Конечно, по возвращении придётся объясняться… Но, имея на руках доказательства измены Лисицына, можно козырнуть и особыми полномочиями за подписью командира полка: заместитель, усмехнувшись, вместе с бронёй выдал ему не только заполненный ордер, но и пару пустых подписанных бланков. Даже если остальные в роте замазаны, без руководства Лисицына совершать самоубийство и открыто выступать на стороне изменника никто не решится. Особенно если намекнуть, что есть возможность выйти из дела чистыми.

Глеб как раз собирался достать бронескафандр. Резко обернулся, уже понимая — опоздал.

— Куда это ты, мальчик?

На него смотрел зрачок пистолета. Казимир, ещё один подручный Лисицына. Сделал как сопляка-новика, подобрался, несмотря на все имплантаты и то, что Глеб внимательно следил за местностью. Вот что значит опыт. Но и стрелять сразу Казимир опасался: останутся следы, а люди в роте опытные, восстановят картину без труда. Мало ли зачем рейдер пошёл проверять свою машину, особенно после самума? Могут возникнуть вопросы, пусть и не сейчас, потом — дома кто-то да неизбежно проболтается.

— Предлагаю разойтись миром, — еле заметный шажок. Противник наверняка движение видит, но рассчитывает на обычного человека. — Ты уходишь, я потом забываю, что вообще тебя здесь видел.