Ричард Блейд, странник - Джеффри Лорд

Но никакая культура не может развиваться без огня, и карвары не составляли исключения. Они питались сырым мясом и вполне бы обошлись без кухонь, глиняных горшков, стеклянной посуды, свечей, золотых украшений и фейерверков, но им был нужен металл — для оружия и прочих вещей, которые должны иметь надлежащую прочность, долговечность и остроту. И они решили эту проблему самым рациональным и естественным путем — с их точки зрения, разумеется: отвоевали несколько частиц Раннара, населив их подневольными существами, которые умели обращаться с огнем. Поскольку же со временем можно привыкнуть ко всему — даже к тому, что еще вчера казалось таинственным и ужасным, — то Блейд не сомневался, что кое-кто из безносых уже относится к огню вполне терпимо. Например, тот же Тосс’от, надсмотрщик Коготь, который первым приветствовал его и Ханка в Акка’Ранзоре! Этот карвар с алым крючком на груди, надзиравший над всеми узниками, не боялся огня, а значит, мог при случае натянуть арбалет и послать в любой из городов Среднего Мира стрелу с пылающим пучком пакли на острие. Так что опасения Ханка и капитана Ронтара отнюдь не являлись игрой воображения.

Иногда Блейд, раз за разом обрушивая молот на раскаленные полосы железа, пытался обнаружить корни своей иррациональной ненависти к карварам. Странно! До сих пор он был уверен, что не страдает антропоцентризмом! Четырехрукие катразские хадры не являлись людьми, но он относился к ним с симпатией… как и к примитивным племенам, встреченным в Уркхе и в Брегге… Пожалуй, лишь гобуины, чудовищные стражи Джедда, вызывали у него неприязнь, поскольку были такими же отвратительными и жестокими, как карвары. Неприязнь, но не ненависть! Они были слишком глупы, чтобы их ненавидеть!

Возможно, в этом-то и кроется причина? В том, что он видит в карварах равный человеческому, но злонамеренный разум? Или же его чувства подогревают их гастрономические пристрастия? Они и в самом деле использовали людей как скотину, которую можно заставить работать, а можно и пустить на убой…

Блейду, однако, казалось, что существует какой-то иной повод для столь активного неприятия карваров. Рядом с ними он ощущал какое-то странное напряжение, какое-то давление, возникающее где-то в глубине — в разуме?.. в душе?.. в сердце?.. — заставлявшее его едва ли не передергиваться всем телом. Припомнив свои ощущения от прежних встреч с зеленокожими, он решил, что именно это послужило причиной ярости, с которой он дрался в Урпате и в сарпатском форту. Не исключалось, что в последнем случае виновны и чары старца Ирнота, но на него, на Ричарда Блейда, они подействовали сильнее, чем на прочих бойцов Арколы. Странно! Странно и то, что во время первого контакта с безносыми — месяц назад, на плоту — он не испытывал к ним особой ненависти. По крайней мере поначалу, уточнил Блейд. Они были противниками, обычными противниками, с которыми он сражался и которых убил — но сделал это с холодным сердцем. Во всяком случае, гнев не помешал ему точно рассчитать все свои действия во время той схватки…

Наконец, после долгих размышлений, Блейду стало казаться, что ненависть его сродни наведенному магнетизму: она слабела, когда он не видел безносых, и вновь вспыхивала яростным пламенем в их присутствии. Может быть, на самом деле карвары ненавидели людей, а его собственные ощущения являлись лишь отблеском тех черных чувств, которые нижняя раса питала к верхней? Он знал, что одарен ментальным талантом — не очень большим, но все же позволявшим работать с телепортатором и другими приборами с мысленным управлением; возможно, эта способность позволяет в какой-то степени улавливать мысли карваров? Даже не мысли, а эмоциональный настрой, эмпатические переживания?

Наверняка беседа по душам с одним из надсмотрщиков — с тем же Когтем, например, — прояснила бы многое, но на это рассчитывать не приходилось. К тому же такая беседа предполагала владение языком, а люди не знали наречия карваров. Понаблюдав за зеленокожими, Блейд начал сомневаться, что у них вообще существует развитый устный язык. Они обменивались жестами, испускали шипение, скрип, скрежет — звуки, совершенно недоступные для человеческого горла, и слишком краткие, чтобы их можно было счесть настоящей речью. И все же они отлично понимали друг друга! И Блейд, со скрежетом зубовным наблюдая за зеленокожими, начал догадываться, что эта раса владеет сверхчувственным даром, столь редким среди людей. Правда, у грубых воинов и надсмотрщиков ин проявлялся не слишком заметным образом.

Иногда эти наблюдения и раздумья Блейда прерывались другими мыслями. Он то горевал о вновь утраченном таллахском мече, то вспоминал лицо и жаркие объятия Дионы; ему хотелось бы вновь увидеть свою зеленоглазую подружку. Временами он вел долгие беседы с Ханком, стараясь поддержать в нем бодрость духа. Джарат страстно мечтал о побеге, Блейд же относился к такой возможности более спокойно, так как нераскрытые тайны Нижнего Мира влекли его не меньше, чем губы и тело Дионы. В конечном счете странник решил, что ему нечего жаловаться на судьбу: он хотел попасть в Акка’Ранзор, и он туда попал.

Однажды их с Ханком и еще десятком мужчин покрепче отправили наверх, в помощь грузчикам, перетаскивавшим забитый скот. Пастухи регулярно пригоняли десятки животных, овец и мелких таргальских коров; их резали, разделывали на крупные части и швыряли мясо в несколько глубоких колодцев, на дне которых мерцал голубоватый туман.

Попасть в пастухи считалось большой удачей. Они жили на поверхности, дышали чистым воздухом и каждый день могли видеть солнце и ясные небеса. Собственно, никто не запрещал мастеровым и ремесленникам выбираться наверх — в свободное время, разумеется. Однако долгий рабочий день выматывал все силы, и большинство подневольных тружеников не имело никакого желания любоваться солнечным закатом и яркими звездами.

Блейд с Ханком провели с пастухами и забойщиками два дня, и страннику вполне хватило этого времени, чтобы навести все необходимые справки и изучить местность. Теперь он понимал, почему карвары не ограничивают свободы передвижения рабов, интересуясь лишь результатами их труда. Бежать с Акка’Ранзора было некуда, и до сих пор это никому не удавалось; бирюзовый туман Римпады, окружавшей остров, держал пленников крепче цепей и решеток.

Собственно говоря, тут было два острова, весьма обширных, каждый не меньше тридцати миль в поперечнике. Люди находились на восточном — высоком безлесном плоскогорье, где выпасали скот. Его крутые обрывистые берега тянулись сплошной каменной стеной, уходившей в глубь голубоватой бездны, и на всем острове нельзя было сыскать ни одного ствола чикры, годного для плота. Несомненно, лес тут уничтожили еще в давние времена — чтобы предотвратить возможности побега и пожара. Все плоскогорье, поднимавшееся на пятьсот-шестьсот футов над уровнем Римпады, было изрыто ходами и тоннелями, шахтными выработками, гае добывали руду и уголь, спускными колодцами, что вели вниз, в пещерный город карваров. В этом огромном лабиринте находились литейные производства, кузницы и оружейные мастерские, душные вонючие камеры, в которых замачивали и мяли кожи, а также спальни, способные вместить тысячи рабов из всех таргальских земель. Узники Акка’Ранзора вволю ели и могли ходить где угодно — за исключением разве что двух-трех мест, хозяева требовали от них лишь работы. Тот, кто не хотел или не мог работать, шел на мясо, хотя обитатели Римпады явно предпочитали человеческой плоти скотину. Впрочем, они являлись существами рациональными и бережливыми все, что можно было использовать, шло в дело, в том числе — и мясо бунтовщиков.

Многие подземные ходы кончались лестницами, широкими и узкими, или пандусами, уходившими в чуть мерцающую голубоватую дымку. Оттуда поднимались карвары, сменяясь каждые три часа, туда уносили клинки и топоры, кожаную амуницию, оболочки для подъемных пузырей, тяжелые щиты с металлическими шипами, шлемы, похожие на перевернутые кастрюли с округлым дном, огромные бронзовые котлы и тазы — словом, все, что производили мастерские Акка’Ранзора. Груз обычно доставлялся рабами к лестнице, тонувшей в бирюзовом мареве, а дальше о нем заботились хозяева. Вероятно, где-то внизу были огромные склады, где хранилось все это имущество, но пробыть на тех подземных ярусах дольше десяти минут не смог бы ни один человек. Густой воздух Римпады отрезал все дороги, кроме небесных, а летать на Таргале еще не умели.

Второй остров, западный, был низменным и лесистым. Блейд отлично разглядел его с возвышенности — как и подвесной мост, перекинутый над пятисотфутовой пропастью, разделявшей два клочка суши. Эта переправа являлась одним из немногих мест, к которым было запрещено приближаться рабам, в находившейся рядом пещере дежурил караул зеленокожих меченосцев, бдительно следивших за дорогой и самим мостом.