Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

— Да как же, Матвей Иванович! Является ко мне Павел Иловайский…

Ладно. Отвел Денисова в сторонку:

— Это воля Потемкина. Я тут ничего сделать не могу.

— А я как же?

— Воля князя, чтоб ты шел волонтером, — сказал Платов, проклиная все на свете.

Денисов, сдерживая нервную дрожь и клацая зубами, ответил:

— Полк можно у меня взять, но принудить благородного человека влачиться по степям — не думаю, чтоб захотели, а потому я еду домой и буду учиться пахать и жить своими трудами. Так Потемкину и передай!..

Поехал в Елисаветград не то управу искать, не то жаловаться, рассказывал о своем горе князю Юрию Владимировичу Долгорукову, бригадиру Горичу, кабардинцу, Попову, правителю потемкинской канцелярии, те Денисова жалели и «накручивали» еще больше. С горя он заболел и уехал в Кинбурн, в полк Орлова, лечиться. Оно и понятно — Василий Орлов на дочке Федора Денисова женат.

Потемкин, командуя целой армией, подрастерялся, как приметил Платов. Армия его, Екатеринославская, стояла один на один с турками. Румянцев с Украинской армией прикрывал Потемкина со стороны вражеской Польши. Потемкин, растерявшись, перед Румянцевым заискивал, прогибался.

Румянцев, зная слабость и распри поляков, двинул войска с польской границы, огибая потемкинскую армию, и занял Молдавию. Тогда наконец и Потемкин собрался, пошел на Очаков.

Оставив с облегчением дрязги, отправился Матвей Платов на войну. Новонабранное войско двинулось авангардом, так и назвали его — Корпус передовой стражи Екатеринославских регулярных казаков. Погнали, помели турецкую конницу, загнали в Очаков, и Платов красовался перед созданными им полками. За славой и чинами слетелись к нему многие потемкинские птенцы.

Писали потом долгие годы писаки по разному поводу трафаретную фразу: «Лихие казаки молодецким ударом…» А как иначе? Так и говорили в древние времена: мол, бегут самодурью в степь в молодечество. А молодцы и бьют молодецки.

К 1 июля подошел с армией Потемкин и обложил город Очаков по всем правилам. Началась осада, которую благородный Румянцев, не выдержав, назвал «осадой Трои».

Правым крылом русских войск командовал генерал-аншеф Меллер, положивший начало славному баронскому роду вояк Меллеров-Закомельских, центром — князь Николай Васильевич Репнин, а левым флангом — прибывший из Кинбурга с войсками Суворов. Этот все подбивал начальство на штурм: «Я б этот Очаков еще в апреле взял…» Душу отводил с казаками на шермициях. Изощрялись казаки и мамелюки в лихости. Кто — кого?.. Выскакивали турки из крепости, все норовили Суворова захватить, а тот казаками загораживался. Видят раз: вьется перед русскими рядами бусурман, и не конь под ним, а сам сатана. Суворов — сейчас же: «Братцы, продайте мне этого конишку», и за кошелек. Казаки, не торгуясь, кинулись — приводят коня: «Пожалте деньги!» Озлели мамелюки, налетели. Один было прорвался, но успели, подняли его с седла на пики. Суворов ему, умирающему, из-за казачьих спин — ручкой: «Что, брат? Взяли?»

Потемкин не спешил, ждал, что турки, потеряв флот, сами ему город сдадут. Съехались в лагерь знатные господа и обольстительнейшие женщины, вроде как на пикник. Музыка гремела. Праздники устраивали под сенью крыл Амура — смертельная опасность от турецких ядер, постоянные сцены гибели и страданий обостряли инстинкты. Помимо турецкой крепости Потемкин не менее рьяно осадил некую графиню, которая из-за присутствия мужа, человека, по мнению всех, ничтожного, светлейшему князю не давалась. Раззадоренный Потемкин обещал в хмельном образе ближним своим, в том числе и Матвею Платову: «Я эту фортецию возьму и в честь удачного приступа салют устроим. Будьте наготове!»

Раз завлек он бедную графиню в палатку, где и пала она жертвой его низких домогательств, а обделав дело, дернул светлейший особый шнурок, предупрежденные сообщники дали знак, и пушкари, с утра стоявшие наизготовку у батареи, отсалютовали на весь лагерь орудийным громом.

Муж несчастной (а может, и счастливой, — кто их, женщин, разберет?) графини, человек острый и безнравственный, лишь пожал плечами и усмехнулся: «Экое „ку-ка-ре-ку!“»

Однако турецкая крепость еще держалась. Более того, осаждавшие несли потери. В августе пуля чуть не до смерти убила Мишеньку Кутузова, на то время генерал-майора, попала ему в щеку и вылетела в затылок. А там Суворов чуть не погиб. Сбили турки пикет Бугского полка, напали на фанагорийцев. Сцепились, задрались. Стали русские одолевать. Суворов, тут как тут, решил на плечах турок в Очаков ворваться.

Выскочил он тогда перед казачьей лавой:

— Ребята, дело смертельное. Кто не виноват чужою женою — ступай за мной!

Из полка шестнадцать человек и сам полковник за ними поскакали. Дело и вправду страшное вышло. Суворова увезли, в шею раненного. Казаки, однако ж, все целы вернулись.

Простояли под Очаковом до зимы. И батареи уже возвели, и Березань запорожцы захватили[65]… Снедаемый любовью, честолюбием и страхом князь Потемкин беседовал с музами, переводил «церковную историю» аббата Флери. Заносимые снегом, обмороженные войска рвались на штурм, чтоб хоть какой-то конец…

Лошади казачьи ходили в степи и гибли, провианта не было, подвоз прекратился — лошади слабы и снег глубокий. В обшитых камышом землянках валялись тысячи заболевших. Среди них — Адриан Денисов, сыпь пошла по всему телу и язвы на ногах… 4 декабря Василий Орлов стал скликать людей в команду сходить к Бендерам, взять языка, а, может, и из еды чего найдется. Денисов поднялся:

— Я готов. Где-либо умирать надо.

Двести казаков собрались, повел их капитан Краснов. Побрели кони по снегам, а на высотах, где снег сдуло ветром, шли казаки пешие от великого холода…

На 6-е, Николин день, назначил все же Потемкин штурм.

До свету слушали молебен, к 7 утра выстроились, готовые атаковать. Платов с полком — на правом фланге штурмовой колонны Палена. Тысяча спешенных казаков стояла напротив замка Гассан-паши и ретраншемента, двести конных — все, у кого кони уцелели, — маячили сзади, чтоб отбивать турок, если вылазка будет. Здесь же толпились неотличимые от других отрядов запорожцы, что остались верны России. Морозы и голод всех поравняли, все одинаково одеты были. Где-то на левом фланге также мерзли и нудились в нетерпении донцы из полков Машлыкина и Исаева.

Перед штурмом пришли к Платову проситься сверх комплекта Логгин Денисов, брат Адриана, и донской полковник Андрей Киреев из потемкинских конвойцев. Велел записать.

Предупреждены были войска, что колонна Палена ворвется в крепость первой и даст три ракеты: по первой снимать ранцы, по второй — полушубки, по третьей — не стрелять, а, полагаясь на штыки, бежать всем на штурм.