Ярмарка любовников. Психоз - Филипп Эриа

Во всяком случае, на будущее вам следует скрывать от Аулу, что вы хотите оказать на него благотворное влияние.

– Боже мой! – воскликнула Эме. Она подняла руки и тут же бессильно уронила их на колени.– Я так старалась не задевать его самолюбия! Если у меня не все так хорошо получалось, что вы хотите? Все потому, что мои добрые намерения всегда поневоле выходят наружу.

– Так вот, если Лулу к вам вернется, постарайтесь на время забыть о добрых намерениях. Постарайтееь… не все время думать о том, как ему угодить.

– О! – воскликнула Эме.– Как мне придется нелегко!

XII

Реми нажал на клаксон. Минуту спустя появился привратник с чемоданами в руках. Но Лулу не спешил выходить из дома. Между съемками двух фильмов у него выдалась свободная неделя, чтобы съездить в Париж. По возвращении из Берлина он удосужился позвонить Реми лишь посредине своего краткого пребывания в столице, сославшись на многочисленные дела. Он три раза подряд назначал встречу и так на нее и не явился. И вот утром он позвонил, чтобы сказать:

– Мики, я сегодня уезжаю. Но мне бы хотелось с тобой немного поболтать. К несчастью, я буду весь день занят. У тебя машина на ходу? Тогда заезжай за мной пятнадцать минут шестого. Мы поговорим по дороге на вокзал.

Зная, что его друг может опять опоздать, Реми снова нажал на клаксон. Пекер вышел, когда Реми уже отчаялся его увидеть. В ответ на замечание Реми он воскликнул:

– Не говори мне ничего! Со дня приезда в Париж я не пропустил ни одной пирушки. Я наверстываю упущенное: в Берлине жуткая еда! Знаешь, когда я вернусь туда, у меня будут большие неприятности с представителями компании «Сигма». Представляешь, мне придется играть роль начинающего и вечно голодного музыканта.

Некоторое время они ехали молча. Улицы были запружены машинами, и еще было светло. Стоял июнь, и парижские деревья радовали глаз своей густой листвой. Реми вспомнилось, как к нему впервые пришла Эме, держа в руках в знак дружеского расположения букет гвоздик.

Без определенной цели, словно для очистки совести, он спросил:

– Ты встречался с Меме?

– Нет, – ответил Пекер.

Реми так и думал. Он не раз звонил Эме и вместе с ней выходил в свет, но за последнюю неделю она ни словом не обмолвилась о Аулу. Видимо, она Даже не подозревала о его пребывании в Париже. Пекер продолжал:

– Прежде чем с ней встретиться, я хотел поговорить с тобой.

– Ты же уезжаешь, когда же ты с ней мог бы увидеться?

– Я знаю. В следующий приезд. У меня в Париже так много дел!

Реми больше не настаивал. По неизвестной ему причине он был скорее рад, что Лулу уезжает, так и не повидавшись с Эме. И что хорошего сулило бы такое, прежде всего маловероятное и в любом случае короткое примирение, за которым бы последовала новая разлука? Нет, безусловно, ничего, по крайней мере, для Меме. Реми прежде всего подумал о Меме: Лулу был уже достаточно взрослым человеком, чтобы постоять за себя.

– Почему же ты не летишь самолетом? – спросил Реми, когда они подъезжали к вокзалу.– Неужели тебе хочется в такую погоду целый день трястись в душном купе?

– Подумаешь! – ответил Пекер.– Я обожаю спальные вагоны. Вот где я полностью раскрепощаюсь. А подцепить кого-то я могу в вагоне-ресторане. И ночью в купе вагона я чувствую себя лучше, чем у себя дома! Особенно в «Северном экспрессе» – он этим и знаменит. Там вышколенный персонал. Даже проводники не брезгуют торговать собой. Мне об этом говорила Шомберг: она не раз прибегала к их услугам.

– Кстати, – спросил Реми, – как она поживает?

– Кто? Шомберг? Понятия не имею.

– Как это? Разве ты с ней не виделся в Париже?

– Нет, уже месяц, как между нами все кончено. А ты не знал? Вот доказательство, что ей нечем похвалиться. Представь, она явилась за мной в Берлин. В то время я весь был в работе, а ей это не понравилось. Ты знаешь ее запросы! Если ей приспичит, то вынь да положь во что бы то ни стало! И не лишь бы как, спустя рукава! Мадам упрекнула меня в малодушии. И тогда я вежливо с ней распрощался. Сказав, что уезжаю на натурные съемки, я переехал в другую гостиницу рядом со студией. Все прошло без сучка и задоринки. Зачем устраивать скандал? Я всегда остаюсь в хороших отношениях с женщинами, с которыми порываю. Правда, я оставляю им надежду на примирение. Время от времени я напоминаю им о себе. Я продолжаю поддерживать в них надежду…. Таков мой стиль. Но я никому об этом не рассказываю. Не надо, чтобы женщины знали, что таков мой принцип. Напротив, каждая думает, что я продолжаю встречаться только с ней одной, и очень этим гордится. И когда я снова возобновляю отношения с той или другой бывшей возлюбленной, она пребывает в полной уверенности, что наставляет рога моей новой подруге. А! Ты говоришь о системе! Я могу с тобой поделиться опытом. Тем более что ты с самым невинным видом поступаешь примерно так же, как и я. Ну да, разве не так? Разве ты не остался в хороших отношениях с Кароль? Оникс? С мамашей Вейль-Видаль? Ну? Вот видишь! Я тебе говорю, что тебе тоже есть чем похвастаться!

Они прошлись по перрону вдоль состава.

– Я возобновил контракт с «Сигма», – молвил Лулу.– Знаешь, мне грех жаловаться: они мне платят восемнадцать тысяч в неделю. Скажу тебе, что сплю с крошкой Рошлинг, женой одного из продюсеров. Впрочем, она очень мила.

Реми слушал его краешком уха. Он повторял про себя, что ему не стоит затевать разговор об Эме. Несмотря на то что Пекер и объявил о своем разрыве с Шомберг, он уже связался с немкой. И, вопреки прогнозам Эме, это означало, что Лулу не собирался к ней возвращаться. Вопрос был закрыт, и, несомненно, так было лучше для самой Эме.

Между тем, возможно, он ошибался. Быть может, Лулу только и ждал какого-то знака или каких-то слов. Реми был обязан ему сказать. Время шло. Появились фотографы и репортеры и окружили Пекера. Реми отвел его в сторонку.

– Ты ничего не хочешь передать Меме? – спросил он.

– Нет…– ответил Пекер.

Ни своим тоном, казавшимся искренним, ни выражением лица, будто он раздумывал, как ему подобрать нужные слова, он не был похож на человека, который пытался скрыть правду. Однако Реми настаивал:

– Думаю, что тебя не