Сын президента - Фэй Уэлдон

Я должна хоть что-то делать. Позвольте мне хотя бы быть полезной. Лоренс предлагает делать все эти вещи за меня, но я не хочу. Я держусь за разделение труда; в прошлом оно меня никак не устраивало, но то было раньше. Феминизм — роскошь, Мир делится на способных работать и неспособных, а не на мужчин и женщин.

Однажды в среду утром, когда я вынимала белье из стиральной машины и клала его в сушилку, Изабел рассказала мне, что она ходит к доктору Грегори. Она предложила мне помочь, но я отказалась. Мне нравится ощупывать белье, пока оно мокрое, я лучше его узнаю. Парикмахеры тоже предпочитают стричь мокрые волосы, а не сухие.

— Я говорю ему абсолютно все, — сказала Изабел. — Как ты думаешь, это разумно?

— Но ведь именно это ты и должна делать, верно? — сказала я.

— У меня так укоренилась привычка обманывать себя, — отозвалась Изабел, — что эти разговоры совершенно выводят меня из равновесия. Если я признаюсь в разных вещах ему, вскоре мне придется признаться в них и Хомеру. Я вижу, что дело идет к тому.

— В каких вещах? — спросила я.

— В весьма существенных, — ответила она осторожно.

И она рассказала мне о своей встрече и браке с Хомером. Встретила она его, сказала Изабел, случайно.

— Каждый встречает своего спутника жизни случайно, — заметила я.

На манжете хлопчатобумажной рубашки Лоренса не хватает пуговицы. Ну, не важно. Незрячие могут пришивать пуговицы.

Она встретила Хомера в самолете. Похоже, ей было суждено встречаться со своими мужчинами в воздухе. По правде сказать, это было не совсем делом случая. У. Хомера был билет на более поздний рейс, но, когда он увидел, как она, обезумевшая, но еще похорошевшая от страха, регистрирует билет, он сменил свой рейс, чтобы лететь с ней вместе. Он признался в этом только много лет спустя. У него не было обыкновения заводить с девушками знакомство, как он выразился… под влиянием момента. Однако он оказался здесь, рядом с ней, словно случайно, и она увидела, что, по ее собственным словам, с ним на редкость легко разговаривать. С большинством мужчин, утверждала Изабел, говорить трудно, обычно беседа бывает односторонней — с его стороны, не с ее — от нее требуется только подавать своевременную реплику партнеру, улыбаться, выглядеть заинтересованной или пораженной, или то и другое вместе. Не спорю, признала Изабел, на наивную домоседку рассказы человека житейского, повидавшего белый свет, производят большое впечатление, но, чем чаще сам покидаешь свою страну, чем больше разъезжаешь, тем менее интересными они кажутся. А она, Изабел, стала в полном смысле слова кругосветной путешественницей.

Однако Хомер был не похож на всех прочих. Он заговорил с ней в легкой доверительной манере, как со старым другом, и она ответила ему тем же. Он хотел знать, что она чувствует, что думает, где была, куда направляется. Он почти влюбился в нее с первого взгляда, боялся ей не понравиться и в то же время весьма галантно предъявлял на нее права; он был искренне ею заинтересован, и она поверила ему. Это было ничуть не похоже на ее любовь к Дэнди — всепоглощающее, не зависящее от нее чувство, наваждение. То, что она испытывала теперь, было по сравнению с ним таким обычным, цивилизованным и в данных обстоятельствах проливало на душу целительный бальзам.

Она не сказала Хомеру ни где она была, ни как сбежала оттуда, ни того, до какой степени ее терзает страх.

Большинство женщин, убегающих от любовника или из-под супружеского крова, обычно сильно напуганы. Они страшатся даже самых мирных возлюбленных и мужей, словно, отвергнув их, превращают тех в чудовищ. Беглянки боятся наказания, избиения: перерезанное горло — в худшем случае, переломанные кости и выбитые зубы — в лучшем. Побег от Дэнди вызвал в сердце Изабел смертельный ужас; прибавьте еще сюда Пита и Джо, и станет понятно, что ее захлестывал страх, а береженого Бог бережет.

Изабел сказала Хомеру, что собирала материал для статьи в Алабаме; местный автобус, в котором она ехала, загорелся. Она была на волосок от смерти, потеряла в огне весь свой багаж, была свидетельницей кошмарных сцен, сумела кое-что купить в гостинице и теперь, еле живая, возвращается домой — вернее, не домой, дома у нее нет — обратно к сравнительному здравомыслию, заурядности и добросердечию Англии.

Куда, по правде говоря, скрывался бегством и сам Хомер, по различным, но сугубо личным мотивам, связанным с благосклонностью английского общества к людям, следующим литературным и лингвистическим традициям.

Хомер предложил Изабел занять комнату в квартире, которую он снимал в Хэмпстеде, до тех пор, пока она встанет на ноги. Близкое соседство, симпатия, здравый смысл и взаимное доверие привели к тому, что некоторое время спустя они разделили между собой эту комнату. «Некоторое время спустя? — заметила я. — Сколько же вы повременили?» — «Целый день, — ответила Изабел. — Я должна была быть теперь куда осторожней, ведь мне было что терять. Почти сразу по приезде я пошла в клинику, и мне надели противозачаточный колпачок».

Сперва мне показалось странным, что Изабел об этом упомянула. «Я видела, что все это растянется на долгий срок, объяснила она не очень вразумительно. — Что Хомер не только любовник, но и друг. Он будет со мной всю жизнь, а я буду с ним, независимо от того, до какой степени близости мы дойдем. Ты не представляешь, как это успокаивало, каким было утешением».

— Муж, любовник, друг, отец — все в одном лице, — сказала я.

— Именно, — отозвалась Изабел.

Что удивляться, если все мы на Уинкастер-роу, из конца в конец, завидовали ей.

17

— Она свихнулась, — сказал Джо, изучая последние распечатки с ЭВМ. — Я тебе говорил.

— Этого могло и не быть, — сказал Пит.

— Нельзя доверять шлюхе, — возразил Джо. — И та, которая отдается даром, худшая из них.

— Она не шлюха, — сказал Пит, — она не брала денег.

— Еще как брала, — сказал Джо, — все выгребла из бумажника Дэнди.

— Мы же нарочно оставили его у нее под носом, — сказал Пит.

— Она была шлюха, — сказал Джо. — Она использовала Дэнди в своих интересах, как все шлюхи. Только и смотрела, что бы с него содрать.

Они пили «Вдову Клико» со льдом, празднуя победу Дэнди на предварительных выборах. Теперь он был единственным, истинным, то, что надо, кандидатом от демократической партии. Торжества продолжались много дней. До сих пор Джо и Пит не брали в рот спиртного. В то время, как остальные кричали «ура», пели, размахивали знаменами и транспарантами, выкрикивали лозунги и носили своего героя по улицам на плечах, Джо и Пит оставались верны своим револьверам, своему долгу и минеральной воде. Пиппа Ди тоже ничего не пила и каждый вечер рано ложилась спать, поскольку приближались важные состязания.