Первая линия. Рассказы и истории разных лет - Макс Фрай

Впрочем, некоторым при таком раскладе вообще приходится учиться быть толстыми очкариками из пятого подъезда, и эта невеселая наука — почти наука умирать.

И с другими играми та же фигня, честно говоря. И не только с играми.

К счастью, тексты из цикла «Подвижные игры на свежем воздухе» получились совсем не об этом.

Как и в случае с «Проспектом Андерсена, 8», тут первоначально был задуман большой цикл рассказов, связанных одной идеей: в основе каждого сюжета лежит одна из множества игр, в которые все мы играли в детстве, ради которых спешили поскорее выйти во двор и безбожно опаздывали к обеду, как бы ни надрывались у распахнутых окон мамы и бабушки, призывая нас к столу.

Согласно замыслу, в эти игры должны были поочередно играть дети и разные мифические существа, причем в процессе детям предстояло вплотную соприкоснуться с потаенной изнанкой реальности, которую принято называть словом «чудесное», а мифическим существам, напротив, вконец очеловечиться, стать обидчивыми, капризными, своенравными, узнать, что такое страх, ощутить в равной степени горький вкус побед и поражений.

Однако, в итоге, мне удалось написать только три (настолько удачных, что я до сих пор удивляюсь, как они могли появиться еще в 2003–2004 годах) рассказа про детей и два (более чем посредственных) про Вия и бушменского бога-богомола Цагна. После долгих колебаний публикую здесь не только рассказы о детях, а все написанное, чтобы читатель мог получить хотя бы приблизительное представление о замысле, который я все еще (почти втайне от себя) надеюсь когда-нибудь реализовать.

МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ, РАЗ…

Это очень интересная игра. Надо только собрать большую компанию, чем больше — тем лучше. В одиночку не получается играть. И вдвоем скучно, и втроем. Даже вчетвером не очень интересно. Надо собрать человек десять, или даже двадцать, то есть, позвать всех, кого можно. Наш двор большой, нас тут много, поэтому всегда здорово выходит.

Я сейчас объясню как играть, я знаю, я умею, это у меня любимая игра, самая-самая. И тут не только правила надо помнить, тут все очень-очень важно.

Надо так. Надо, чтобы тебе только-только исполнилось восемь лет, и в холодильнике еще лежал последний черствый кусок именинного торта, но торта не хочется совсем, а хочется мороженого, потому что — ну, все-таки уже лето, его затем и придумали, чтобы мороженое есть.

А на улице уже совсем тепло, солнце светит, и третий день никакого дождя — и правильно, и не надо! Сирень уже отцветает понемногу, жасминовые кусты начали распускаться, а трава во дворе выросла густая, и это тоже важно для игры: вдруг падать придется? Так вот, падать надо на траву, чтобы мягко было и не больно, а только смешно. И еще надо, чтобы бабочки-капустницы, лимонницы и пожарницы всюду летали, и еще мелкие голубенькие, хорошие такие — не знаю, как они называются. Но это не важно, лишь бы летали, они очень нужны — не для дела, а для красоты.

И вот надо однажды проснуться субботним утром и обнаружить, что дома никого нет. И тут же вспомнить, что папа уехал на рыбалку, он аж в четыре утра вставал, чайник на кухне свистел, а мне потом приснилось, что большой пароход прямо от нашего забора отчаливает, и папа на этом пароходе капитан, а я ему из окна машу, хороший был сон… Ну вот, значит, папа на рыбалке. А мама ушла на работу, она по субботам работает иногда, раз в месяц примерно так бывает, у них в поликлинике, она говорила, какой-то скользкий график. Я немножко не понимаю, что это значит, потому что скользкий бывает лед, а график — это ведь просто картинка, схема, листочек бумаги на стене, у нас в классе такой график висит, чтобы было понятно, чья очередь доску вытирать и цветы поливать после уроков. Вот и у мамы на работе график, чтобы знали, кто когда на работу должен приходить, и не ссорились. Как он может быть скользким? Но мама говорит, значит так и есть, наверное…

Дома никого нет, а в кухне на столе под салфеткой стоит для меня завтрак: два бутерброда с сыром, четыре печенья и уши от шоколадного зайца, которого мне вчера мама с папой не разрешили доесть, сказали, нельзя много сладкого сразу, а сами, между прочим, коробку шоколадных конфет за вечер слопали вдвоем и еще полбутылки вишневой наливки выпили, а уж она такая сладкая, что аж горькая от сладости, и горло печет… Ну зато хоть зайца моего не доели, а мне оставили. И еще оставили чай в термосе, с сахаром и лимоном, как я люблю. Они думают, я не умею плиту включать, ну и пусть думают, так даже лучше, а то вот чай пришлось бы сейчас делать, а я даже не знаю, как, и вообще из термоса вкуснее получается, как будто в походе.

А перед завтраком нужно пойти проверить почту и взять из ящика папин журнал «Вокруг света», чтобы посмотреть его раньше папы — вот это повезло так повезло! Папа не жадный, просто он думает, мне такой журнал читать неинтересно, а мне неохота спорить и объяснять, поэтому я журнал смотрю, пока папа на работе, а потом, когда он относит журнал на балкон, где у нас копится макулатура, я картинки оттуда вырезаю: там корабли бывают, с парусами и без, бывают разные звери и диковинные жуки, и дядьки-дикари с копьями, а однажды даже была коричневая тетька в бусах и с голыми сиськами, мне за эту картинку Сережка из второго подъезда дал из пистолета пострелять и не забирал, пока мне не надоело, а картинку потом в школу приносил, хвастался. У него родители журнал «Вокруг света» не получают, и вообще ни у кого, только мой папа его выписывает.

Вот такое должно быть хорошее утро, если вы хотите поиграть в «Море волнуется, раз». И обязательно надо, чтобы попозже, примерно через час, когда чай выпит, печенье и уши от шоколадного зайца съедены, бутерброды скрошены голубям, а смотреть журнал уже немножко надоело, под окном объявились Ленка Олейниченко и Наташка Смолякова, чтобы позвали хором и сказали: выходи. И тут уж времени терять нельзя. Надо вскочить, метнуться к окну, крикнуть: сейчас, сейчас! Натянуть шорты, посуду — в раковину, ключ — под коврик и бегом во двор, пока они не передумали.

Ленка и Наташка большие, Ленка в третий класс перешла, а Наташка — вообще в пятый. Хорошо, когда они зовут, с ними интересно. Они меня часто зовут, а близнецов Светку и Димку, которые со мной в одном классе, — редко, а Ашота с первого этажа вообще никогда не зовут. Они говорят, я — молодец, со мной не надо возиться, как с малышней. Конечно не надо! Наташке это нравится. Она часто зовет меня на чердак, а там рассказывает страшные истории и случаи, которые были взаправду с ее бабушкой-ведьмой, которая где-то далеко в деревне живет, аж в Белоруссии. Наташка говорит, она и сама немножко ведьма, а потом, когда будет взрослая, вообще всему у бабушки научится и всех заколдует, вот какая! И еще она обещала мне привидение показать, когда меня выпустят во двор вечером. Меня, правда, вечером пока не выпускают, но я уже знаю, как можно убежать, а потом вернуться тихонько, чтобы не заметили. Мы на втором этаже живем, это не очень высоко, надо только срезать на чердаке бельевую веревку, так, чтобы тетя Шура не увидела, она всегда меня с чердака гоняет, а лестница скрипучая, мимо тетишуриной квартиры тихонько не прокрадешься. Хоть бы она в кино пошла! Все взрослые ходят вечером в кино в Дом офицеров, а тетя Шура дома сидит, скучает, чердак от меня сторожит. Но я все равно срежу веревку, ничего, придумаю что-нибудь…