Растерзанное сердце - Питер Робинсон

— Когда в пятницу вы вернулись домой, чтобы проверить конфорку, вы не заметили чего-то необычного?

— Нет, — ответил Сомс. — По дороге мне попалась пара машин — это ж было как раз перед тем, как вырубили свет, — парочка, не больше. Погодка-то была та еще, и почти все, ежели был выбор, оставались, это, дома.

— Вы тогда не заметили никого возле коттеджа, где остановился Ник Барбер?

— Нет, но я, это, живу по другой дороге, так что я бы все равно не увидал.

— А вы, Келли? — обратился к ней Бэнкс.

— Я все время была в пабе, работала, — ответила Келли. — Ни разу не выходила. Можете спросить у КК.

— А какого мнения вы о Нике Барбере?

Конечно, он ступил на опасную почву, и Келли, похоже, еще больше разволновалась. Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Впрочем, Бэнкс за нее не беспокоился. Неизвестно, как пойдет их беседа, но вообще-то Бэнкс хотел, не выдавая секрета девушки, понаблюдать за Келвином: не проскользнет ли хотя бы намек на то, что тот знал о происходящем между его созревшей дочерью и Ником Барбером?

— Трудно так сразу-то сказать, — ответила Келли. — С виду он был приятный, вот и папа говорит. Он никогда особенно не болтал, вот и все. — Она изучала свои ногти.

— И никто из вас не знал, зачем он приехал?

— Видать, в отпуск, — предположил Келвин. — Только вот не пойму, зачем кому-то тащиться сюда в эдакую пору.

— Вас бы удивило, если бы вы узнали, что он — что-то вроде писателя?

— Сдается мне, я об этом никогда и не думал, — ответил Келвин.

— Мне кажется, он просто искал уединенное место для работы, — сказал Бэнкс, — но могли быть и другие причины, по которым он поехал сюда, а не куда-нибудь в Корнуолл или Норфолк. — Бэнкс заметил, что Келли напряглась сильнее. — Не знаю, что он писал, художественные вещи или исторические, но вполне вероятно, что он проводил какие-то изыскания и с этими местами мог быть сейчас или в прошлом связан какой-то человек, кто-то, кого он хотел увидеть, кого он искал. Есть у вас предположения, кто бы это мог быть?

Келвин покачал головой, и Келли последовала его примеру. Бэнкс изучающе смотрел на них. Он считал, что умеет судить о людях, и с удовлетворением отметил: судя по жестам и общей реакции, Келвин Сомс не знал, что его дочь спала с Ником Барбером, а значит, у него не было убедительного мотива для убийства. Во всяком случае, у него имелось не больше мотивов, чем у остальных. А вот был ли мотив у Келли, Бэнкс пока не решил. Да, во время убийства она работала в баре, но призналась, что днем виделась с Барбером, и, если врач ошибся насчет момента смерти, тогда, возможно, он был уже мертв, когда она от него ушла. Но зачем бы ей дубасить его кочергой? По словам Энни, они были знакомы всего несколько дней и оба получали удовольствие, не строя никаких планов на будущее.

Необходимо сохранять непредвзятость и возможность делать любые, даже самые невероятные допущения, подумал Бэнкс; впрочем, пока он мысленно перенесся в Лондон, размышляя о том, что они могут выяснить при осмотре квартиры Ника.

Просматривая в понедельник утром кипу фотографий с Бримлейского фестиваля, Чедвик испытал разочарование: все они, кроме нескольких явно постановочных кадров, были сделаны при свете дня. Этого следовало ожидать. Вспышка не помогает при больших расстояниях, а значит, она бесполезна, когда ночью снимаешь толпу зрителей или выступающие группы.

Тем не менее одному из фотографов все же удалось проникнуть за сцену, несколько кадров были сняты именно там, и они были вполне живые и непринужденные. На трех из них обнаружилась Линда Лофтхаус — в ниспадающем свободными складками белом платье с изящной вышивкой. На одном фото она стояла, дружески болтая с кучкой длинноволосых парней, на другом была с двумя мужчинами, которых он не знал, а на третьей сидела одна, глядя куда-то вдаль. Это был очень стильный снимок, Линда была снята в профиль — очевидно, объективом-телевиком. Она выглядела хрупкой и прекрасной, и на щеке у нее не было нарисовано никакого цветка.

— К вам пришли, ждут внизу, — доложила Кэрен, заглядывая в дверь и разрушая очарование минуты.

— Кто? — спросил Чедвик.

— Молодая пара. Сказали, что хотят видеть «главного по убийству на Бримлейском фестивале».

— Вот как? Тогда отправь их сюда.

Ожидая посетителей, Чедвик выглянул в окно, потягивая тепловатый кофе. Его окна выходили во двор и были расположены достаточно высоко, чтобы он мог, минуя взглядом Вестгейт, любоваться громадным куполом ратуши, потемневшей за этот промышленный век, как и другие строения. Непрерывный поток машин тек на запад, к внутренней кольцевой дороге.

Наконец в дверь постучали, и Кэрен ввела юную пару. Вид у них был немного оробевший, как у большинства людей, проникающих в святая святых управления полиции. Чедвик представился и попросил их присесть. Обоим было немногим за двадцать — молодому человеку в темном костюме, с аккуратной короткой стрижкой и девушке в белой блузке и черной мини-юбке; ее темные волосы были зачесаны назад и собраны в хвост, стянутый красной лентой. Рабочая одежда. Они назвались: Иэн Тилбрук и Джун Беттс.

— Вы сказали, что пришли по поводу убийства в Бримли, — начал Чедвик.

Глаза Иэна старательно избегали взгляда Чедвика, а Джун играла с сумочкой, лежащей у нее на коленях. Однако именно она заговорила первой.

— Да, — произнесла она, покосившись на Тилбрука. — Я понимаю, мы должны были обратиться к вам раньше. Мы там были.

— На фестивале?

— Да.

— Как и тысячи других людей. Вы что-то видели?

— Не то чтобы, — ответила Джун. Она бросила еще один взгляд на Тилбрука, внимательно изучавшего пейзаж за окном, набрала побольше воздуха и заговорила снова: — Кто-то украл наш спальный мешок.

— Так-так, — отозвался Чедвик с внезапным интересом.

— В газетах же просили сообщать обо всем странном, а это странно, правда?

— Почему вы не заявили раньше?

Джун опять глянула на Тилбрука:

— Знаете, он не хотел в это ввязываться, потому что ждет повышения в компании «Коппер уоркс» и думает, что у него будет меньше шансов, если узнают, что он ходит на рок-фестивали. Решат, что он — наркоман-хиппи. Да еще и подозреваемый в убийстве.

— Да не поэтому! — вступил Тилбрук. — Я сказал, что скорее всего это ерунда, подумаешь — спальник, но ты все не унималась. — Он посмотрел на часы. — А теперь я опоздаю на работу.

— Не беспокойтесь об этом, приятель, — успокоил его Чедвик. — Лучше расскажите мне все подробно.

Тилбрук помрачнел, но тут вмешалась Джун:

— В газетах писали, что найден синий спальник «Вулворт», а у нас был как раз синий, из «Вулворта». Вот я и подумала… ну, знаете…

— Сможете его опознать?

— Не уверена. Вряд ли. Они же все одинаковые, разве нет?

— Полагаю, вы оба… э-э… Он ведь достаточно большой, чтобы в него поместились двое… Вы провели в нем какое-то время в выходные?

Джун покраснела:

— Да.

— Тогда в нем должны были остаться следы, которые мы сможем соотнести с вашими данными. Но вам все равно придется на него взглянуть.

Джун вся сжалась:

— Вряд ли я смогу! А там?.. Ну то есть… это в нем ее?..

— Там не так много крови, вы ее и не заметите.

— Хорошо. Наверное, тогда смогу.

— Но сначала сообщите мне кое-какие детали. Начнем со времени. Когда пропал спальник?

— Точно не скажу, мы за временем не следили, — заявил Тилбрук. — Но это было в воскресенье поздно ночью.

— Откуда вы знаете?

— Играли «Лед Зеппелин», — объяснила Джун. — Это была последняя группа из тех, что выступали, и мы пошли посмотреть, нельзя ли подобраться поближе к сцене. А вещи оставили, решили, что если найдется местечко, то кто-нибудь из нас пойдет и принесет их, пока другой будет сторожить место. Мы, конечно, ничего не нашли, впереди была такая толкучка. А когда вернулись обратно, спального мешка не было.

— Какие еще вещи были у вас с собой?

— Рюкзак, а в нем — кое-какая одежда, бутылка шипучки и сэндвичи.

— И все это осталось нетронутым?

— Да.

— Где вы сидели?

— На самой опушке леса, примерно на полпути между сценой и дальним краем поля.

Близко, подумал Чедвик, ощущая волну возбуждения, очень близко. Значит, убийца прошел двести ярдов, продираясь сквозь густой лес, добрался до края поля и нашел спальный мешок. Он искал именно спальник? Наверняка он знал, что они тут есть у многих. К тому времени стемнело. Толпа зрителей была захвачена музыкой, все внимание было сосредоточено на сцене, так что человеку, едва заметному в темноте, легко было стащить спальник, даже если его хозяева сидели неподалеку, и потом ускользнуть обратно в чащу.

Переправить его обратно на поле, когда в нем уже лежала жертва, было, разумеется, труднее, и Чедвику так хотелось надеяться, что кто-нибудь заметил фигуру, волочившую по земле или несшую на плече спальный мешок. Почему никто не сообщил ни о чем подобном? Вероятно, свидетели не сочли увиденное подозрительным или попросту хотели избежать любых контактов с полицией. Тут могли сыграть свою роль и наркотики. Возможно, тот, кто это видел, был совершенно не в состоянии понять, что мелькнуло перед его глазами. С другой стороны, убийца мог подождать, пока «Лед Зеппелин» доиграют и народ начнет разбредаться по домам. После этого было уже легко подкинуть спальник. Но, как бы это ни случилось на самом деле, больше всего преступнику помогло то, что ни один из собравшихся двадцати пяти тысяч человек не ожидал увидеть, как кто-то тащит по траве труп в спальном мешке.