Магия цвета ртути - Стэн Николс

Отклик его товарища она снова не разобрала, но тон показался ей скептическим.

— Ручаюсь, в тех варварских краях многие... — вновь заговорил тот, чей голос звучал отчетливее, — ... но никто... — К сожалению, в этот момент моряк повернул голову и середина фразы выпала. — ... Помяни мое слово, — только и расслышала Серра. А потом до ее слуха донеслось знакомое, хотя она и не могла припомнить откуда, имя.

... Зиррейс...

Так или иначе, ей удалось узнать, куда направляется корабль. Это уже кое-что значило, хотя все остальные сведения были слишком обрывочны, чтобы делать какие-либо выводы. Серра напрягла слух, но так и не смогла извлечь из продолжавшейся беседы ничего стоящего. Только вот смутно знакомое имя матросы повторили еще несколько раз.

Зиррейс. Где и что она о нем слышала?

Серра попыталась вспомнить это, но усталость взяла свое, и она сама не заметила, как провалилась в мрачный, как могила, сон.

10

Первый проблеск рассвета пробился сквозь зеленый балдахин леса, и редеющий туман сделал деревья похожими на призрачных великанов. Под лучами солнца исчезала серебристая роса, зазвенели ранние птичьи трели. Новый день начинался так же, как и все прочие.

На склонах пологих холмов разместились крестьянские дома, окруженные пестрыми лоскутами лугов и полей. Мычали, дожидаясь утренней дойки, коровы, на лугах тихо блеяли овцы.

Неожиданно птичье пение оборвалось, животные затихли, смолкло даже жужжание насекомых.

Тишина обрушилась на селение неожиданно и была столь ощутимой, что многие люди поспешно покинули свои дома. Женщины вытирали руки о запачканные мукой фартуки, мужчины, щурясь из-под ладоней, всматривались вдаль. Косари на лугах остановились, и утреннее солнце играло на изогнутых лезвиях их кос. Никто не понимал, что могло явиться причиной такой противоестественной тишины.

Потом послышался слабый звук. Казалось, он донесся из леса или, точнее, из-за леса. Крестьяне пожимали плечами и недоуменно переглядывались.

Шум нарастал, и спустя некоторое время стало ясно, что он представляет собой смешение множества звуков, причем очень громких, так как доносились они издалека.

А потом все ощутили под ногами слабую вибрацию, и птицы, явно чем-то напуганные, тучами взлетели с деревьев и закружились в воздухе. Матери поспешно загоняли детей в жилища, тогда как мужчины взялись за вилы и топоры. Все неотрывно смотрели в одну сторону, ибо теперь стало ясно: то, что приближалось, чем бы оно ни было, огибало лесной массив; сквозь деревья уже можно было заметить какое-то движение.

Наконец из-за леса появилось пестрое скопище всадников, карет, фургонов, подвод и каких-то громоздких, затененных облаками пыли движущихся сооружений. Затем один из всадников выехал вперед, обозревая пространство. Крестьяне пребывали в такой растерянности, что никто из них не обратился к нему, от чего, впрочем, все равно не было бы никакого толку. Тем временем всадник выбрал направление дальнейшего движения и, увлекая за собой конный авангард в сияющих кирасах под развевающимися знаменами, поскакал, распугивая скот, прямо через луг. Местные жители возмущенно заголосили, но великолепная кавалькада не удостоила их своим вниманием. За знаменосцами, сохраняя безупречный строй, проехала сотня паладинов, а уже за ними на поля и луга обрушилось настоящее бедствие.

Огромная, беспорядочная толпа всадников в различных мундирах буквально затопила пространство. Имперские солдаты, дворцовая стража, ополченцы и бойцы регулярной королевской армии мешались с торговцами, странствующими музыкантами, ремесленниками, слугами, бродягами и развеселыми шлюхами. Рядом с верховыми конями рысили вьючные мулы, тяжело груженные возы и фургоны соседствовали с изящными каретами и причудливыми экипажами чародеев, бычьи упряжки тащили клетки с экзотическими животными. Шум стоял неописуемый, земля содрогалась, воздух пропитался немыслимой мешаниной запахов — от жарившегося мяса до конского навоза. В считанные мгновения изгороди были повалены, урожай оказался втоптанным в грязь, а высившиеся на лугах стога сена этот бурный поток просто снес.

Крестьян, на глазах которых гибли плоды их тяжкого труда, терзала бессильная ярость, но очень скоро она сменилась потрясением и настоящим ужасом.

Дюжины величественных особняков и замков — причудливые, изысканные сооружения из резного камня и дерева, с витражными окнами и флюгерами на шпилях — скользили над землей, напоминая огромные суда среди волн людского океана. Но даже эти здания, будучи сами по себе огромными, казались крохотными по сравнению с чудовищной громадой, двигавшейся в их окружении, словно разбухший до невероятных размеров слизень посреди колонны муравьев. То была беломраморная гора с зубчатыми стенами, стрельчатыми бойницами и башнями такой высоты, что крестьянам, чтобы увидеть их верхушки, приходилось задирать головы к небу.

Вокруг колоссального дворца витали немыслимые фантомы: крылатые люди и кони, драконы и змеи, божьи коровки величиной с барана и яркие пестрые рыбы. На заднем плане, на фоне исполинского мерцающего золотого щита, полыхал огнем королевский герб.

Особняки и замки валили одиночные деревья, прокладывали просеки сквозь сады, обрушивали изгороди и амбары. Один такой замок зацепил угол крестьянской хижины и увлек ее за собой. Местным жителям оставалось лишь торопливо убраться с дороги и со страхом взирать на картину безжалостного разрушения. Обитатели воздушных замков взирали на происходящее, не скрывая скуки, как будто уничтожение людских жилищ было для них обычным делом — что, впрочем, соответствовало действительности.

В одном из залов гигантского дворца Мелиобара, у окна, с почти полным безразличием на лице стоял человек.

— И долго еще он собирается держать нас в неведении? — послышался позади раздраженный голос.

Посол империи Гэт Тампур Анор Талгориан, захлопнув ставни, обернулся и увидел верховного вождя клана, наследственного предводителя паладинов Айвэка Басторрана, почтенного вельможу. Его аккуратно подстриженную бородку высеребрила седина, но он вел жизнь воина, и это позволило ему сохранить физическую форму, какой позавидовали бы многие молодые люди, а проницательный взор указывал на то, что его опыт в плетении интриг ничуть не уступал боевому. Форма клана — красный мундир и черные бриджи — сидела на нем словно влитая. Черные, высотой по колено, кожаные кавалерийские сапоги сверкали почти так же ярко, как знаки отличия и галуны.

— Сейчас это особенно досадно, — пожаловался Талгориан.

— Это потому, что ты не военный и не привык к воинской дисциплине, — с усмешкой промолвил старый вояка.