Одержимый - Александр Гедеон

Стриж не был крупным специалистом в разного рода расстройствах, но было очень похоже, что распорядитель страдает каким-то недугом, влияющим на мимику.

Свезло так свезло…

— У нашей встречи куда более серьёзная причина, — сообщил Лёха, внимательно наблюдая за реакцией распорядителя.

Тот едва заметно напрягся. Нервничает? Есть что скрывать? Похоже на то.

— Надо думать, — на этот раз улыбка Аланиса выглядела чуть более натянуто, чем раньше. — Не каждый день мою работу прерывают столь грубым образом, а затем тащат в замок для душевной беседы за чашечкой чая. Кстати, я бы не отказался выпить.

Лёха мысленно присвистнул. По местным меркам распорядитель позволил себе неслыханную дерзость, разговаривая с дознавателем в подобном тоне. Привык к покровительству графского брата, или имеет за душой кучу денег и не боится потерять место? Или, вероятней всего, Аланис просто из тех людей, что начинают дерзить и хамить когда нервничают.

Одёрнуть наглеца, указав место, как сделал бы тот же Даран, или наоборот — спустить дерзость, показывая расположение? Пожалуй, второе. Пусть расслабится, найдя родственную душу. Да и немного вина поможет развязать язык.

— Кто бы не отказался? — задал риторический вопрос Лёха и позвонил в колокольчик.

Приказывая вошедшему слуге принести вино, он продолжал украдкой наблюдать за распорядителем. Тот чуть расслабился и откинулся на спинку кресла.

— Благодарю, — сказал Аланис, когда слуга наполнил его бокал, поставил кувшин на стол и удалился. — Так чему я обязан удовольствию беседовать с вами, господин дознаватель Дрюон? Кстати, не припомню вашего лица. К какому славному семейству вы принадлежите?

Вопрос о родстве не удостоился внимания, как не относящийся к делу.

— Кое что произошло в день, когда артефакт древних проснулся и уничтожил часть замка, — произнёс Лёха, внимательно отслеживая реакцию распорядителя.

Тот едва ощутимо вздрогнул и с явным трудом сглотнул вино, что до этого катал во рту. Отставив бокал в сторону, он прочистил горло и глухо спросил:

— Помимо того, что погибло множество людей?

Охотничий азарт захватил Стрижа. Вот оно! Дыхание участилось, зрачки едва заметно расширились и даже скупая мимика выдавала напряжение и, пожалуй, страх.

Попался! Теперь осталось правильно дожать…

— Да, — подтвердил Лёха, неспешно вынимая из сумки принадлежности для письма. — Произошло кое-что ещё, о чём я хочу поговорить с вами.

На стол легла сперва бумага, а затем карандаш и «случайно» прихваченное с ним золотое стило, найденное недавно в комнате распорядителя.

Вопреки ожиданиям, Аланис продолжал напряжённо смотреть на «дознавателя», ожидая продолжения. Золотой цилиндр вызвал у него ровно ту же реакцию, что и бумага — полнейшее равнодушие. Безразлично скользнул взглядом, даже на миг не задержав его. Никакого непроизвольного расширения зрачков, или других признаков.

Озадаченный таким поворотом Лёха сделал вид, что заметил ошибку, и убрал стило обратно в сумку.

Снова никакой реакции. Аланису сейчас было глубоко наплевать на этот предмет.

— Есть основание полагать, — продолжил несколько обескураженный Стриж, — что не все в тот день погибли от взрыва. Одному человеку кто-то помог расстаться с жизнью.

Легенду он продумал заранее. Идеальная тайна, объясняющая повышенный интерес к трагическим событиям и странным вопросам. Простая, правдоподобная и, одновременно, не способная навредить Лауре в случае распространения.

— Немыслимо… — Лёха готов был поклясться, что распорядитель действительно потрясён услышанным. — И вы полагаете, что я имею к этому отношение?

Он не выглядел расслабившимся, или успокоившимся, каким должен быть вор, узнавший, что дело вовсе не в пропавшей казне. Но и виновным Аланис не казался. Он смотрел в глаза собеседника шокировано, но вместе с тем требовательно. Правда даже это он делал по обыкновению блекло, напоминая скорее выцветший портрет, а не живого человека.

Играют в потрясение обычно куда ярче, публично демонстрируя более сильные чувства.

— Вы находились там, — напомнил Лёха, решив ещё немного понаблюдать за распорядителем, а заодно собрать побольше информации о дне ограбления. В то, что перед ним находится похититель казны, он уже не верил. — И многие сообщили, что вы не помогали в разборе завалов, а просто стояли, смотрели, а затем ушли.

Вот теперь Аланис отвёл взгляд. Он долил себе вина, взял бокал и вновь откинулся на спинку кресла, но не расслабленно, а скорее подавлено.

— Несмотря на весьма внушительный список моих злодеяний, я никого не убивал, — сообщил он, сделал большой глоток и печально посмотрел в глаза Стрижа. — Я — трус.

В ответ на удивлённый взгляд собеседника он едва заметно дёрнул уголками губ:

— Помимо того, что я самым вульгарным и непочтительным образом указываю людям на их недостатки, я ещё и склонен признавать свои. Я — трус. В отличие от большинства родичей, я никогда не считал способность убивать доблестью, или поводом для гордости. Я не переношу вида крови и, говоря откровенно, я просто окаменел при виде…

Он сглотнул подступивший к горлу ком и поспешно приложился к бокалу с вином. Вид его наводил на мысли, что Аланис вот-вот наблюёт на дорогой ковёр.

— Прошу прощения, — отдышавшись, продолжил он. — Просто видеть, куски плоти, ещё недавно бывшие живыми, дышащими, мечтающими людьми… То было испытание, с которым я не справился. Я позорно бежал от этого ужасающего зрелища туда, где от меня был хоть какой-то толк.

— И куда же? — уточнил Лёха.

— В работу, — глядя перед собой ответил Аланис.

Стриж не раз видел этот взгляд, направленный словно за пределы реальности. Взгляд, перед которым вновь отчётливо развернулась ужасающая картина из прошлого.

— Я проверил запасы лекарств и послал слуг в ближайшие города и деревни за лекарями и медикаментами, — продолжил распорядитель, вновь приложившись к вину.

О сохранении трезвой ясной головы в разговоре с дознавателем он явно не беспокоился. Ему настолько нечего скрывать, или он просто не чувствует за собой прегрешений, которых не простит дядя Лауры?

— Кто-то видел вас в это время? — больше для проформы уточнил Лёха.

В то, что перед ним сидит преступник, он уже не верил.

— Пожалуй… — несколько растерянно произнёс Аланис.

Не слишком похоже на того, кто тщательно продумал алиби. Скорее на человека, который пытается вспомнить что он делал в день, настолько полный событий, что одни вытеснили из памяти другие.

— Меня совершенно точно видели слуги, которых я отослал за лекарями, — после непродолжительного молчания сообщил распорядитель.

— Можете назвать их имена? — уточнил Лёха.

— Безусловно. Я выписал каждому сопроводительное письмо с приказами лекарям незамедлительно прибыть с учениками и запасами, подходящими для нашей… ситуации.

Он вздохнул и опустил взгляд.

— К своему стыду, я даже отразил всё это в своих записях. Понимаю, что это был странный и малодушный поступок — вести учёт тогда, когда все были заняты разбором завалов и спасением