Украденная семья - Мила Дали

Глава 13.

— Я рада, что ты пришла нас поддержать, — полушепотом отвечаю маме.

— Аж удивилась, когда зять сказал о своем интересе к утреннику. Думала, застану его, ан нет. Опять железки ремонтирует.

— Опять…

Наряженные детки по приглашению воспитательницы выстраиваются в ряд. Родители аплодирует. Алиска стоит левее и ждет своей очереди, чтобы прочитать стих. Пока выступают чужие ребятишки, мама склоняется близко ко мне и тихонько возмущается, разглядывая самодельные картонные ободки на головах детей:

— У Вани Макарова нарисован шмель, — описывает роли для малышей, которые раздала воспитательница, — у Иванчуковой на ободке ромашка, — щурится. — А наша кто? Что это за размазня?

— Дождевая капля.

— Хоспадя… почему Алиске не приписали нормальный образ?

— Да какая разница? Тише.

Шикаю и незаметно толкаю маму в бок. Мы аплодируем громче и внимательно смотрим в центр зала, когда Алиса делает шаг вперед. Дочка задирает голову, волнуется, теребит подол, но говорит громко, с чувством и толком:

— Листьям время опадать! Птицам время улетать…

Я слушаю ее выступление, во весь рот улыбаюсь, как и бабушка. Внезапно на пороге зала появляется фигура. На этот раз высокая, статная. В черном брендовом костюме. По воздуху тут же разлетается свежий аромат парфюма с морскими нотами, затмевая собой запах манной каши.

Адам горделиво окидывает всех взглядом, задерживаясь на Алиске, дергает уголками губ. Он привлекает к себе внимание всех, потому что даже не старался снова маскироваться под Вадика. Лютольф козыряет своим положением, красотой и безупречностью.

Мне до жути неловко, щеки краснеют. С чего бы вдруг, но я начинаю стесняться за отсутствие макияжа и стильного платья.

— Извините, — интересуется воспитательница, — а вы кто?

— Отец Алисы Синицыной.

Боже. Теперь мамашки с папами таращатся на меня. Кажется, мое лицо стало совсем пунцовым.

Адам медленно проходит дальше по залу, вальяжно спрятав руки в карманы брюк. Он смотрит на поделки других семей, лишний раз подтверждая свое превосходство. Лютольф единственный, кто не снял обувь, потому что его люксовые туфли чище, чем мои носки в крапинку. Рефлекторно поджимаю пальцы на ногах.

Под звенящую тишину Адам игнорирует маленькие стульчики, на которых гнездятся родители, а встает за нашими спинами, опираясь на подоконник. Достает из карманов руки и скрещивает их на груди.

— Продолжайте, — по привычке командует.

Воспитательница кивает, и Алиска снова рассказывает стих. Я, конечно, ее слушаю, но успеваю обернуться на Адама. Он замер, глаз не сводит с малышки. Дочка обрадовалась и воодушевилась, расслабленно заканчивает выступление. После стихов мы наслаждаемся танцем-ручейком, песнями о родителях и нехитрыми конкурсами.

Думала, мероприятие на этом закончится, однако в финале воспитательница говорит о последнем соревновании, где ребенку должен помогать один из родителей. Не дожидаюсь милости от Адама и сама выхожу к Алиске. Теперь Лютольф на молекулы разбирает глазами не только дочь, но и меня. Перед нами расставляют стулья, а на них подносы с фундуком и гречкой.

— Сейчас мы узнаем, кто из вас быстрее переберет содержимое! Проверим ловкость.

По эмблемкам с баллами, выданными воспитателем за каждую маленькую победу, Алиска сравнялась с Ваней, и конкурс будет решающим.

Для детей это всего лишь одно из приключений, но не для нас с Макаровой. Это наша война. Не на жизнь, а, так сказать, на смерть. Я даже забываю о Лютольфе, рьяно переглядываюсь с конкуренткой. Сколько лет я была в полушаге от победы, Макарова всегда уводила шоколадную медальку у меня из-под носа.

Воспитательница включает зажигательную мелодию, а мы с Макаровой рвемся в бой. Я переживаю, руки предательски трясутся, как и у Людмилы. Хватаю пальцами чертов фундук, кидаю в миску. Сердце тарабанит от адреналина, ладошки потеют, орехи выскальзывают.

— Мама, быстрее! У них уже почти все! — визжит Алиска.

— Не меш-шаай…

И так тороплюсь.

Я должна одержать победу и отвоевать дочери медальку! А еще мне не хочется опозориться перед Адамом. Да, это всего лишь детский конкурс, но для меня он очень важен.

Алиска подгоняет, кажется, ее мечтам не суждено сбыться, ведь ушлая Макарова почти опередила меня.

Краем глаза замечаю, как Лютольф не выдерживает и оказывается рядом с нами в секунду. Он просто берет пластиковый поднос и, прислонив к нему руку, ссыпает мелкую гречу в тарелку. Оставшийся фундук в другую.

— Конкурс окончен, — грубовато хрипит.

Макарова подпрыгивает, как ужаленная:

— Это против правил!

Адам приподнимает бровь, смотрит на тощую брюнетку, как на моль. Ну или таракашку несущественную.

— Разве нам объявляли о запретах? Нет, — для убедительности разворачивается к воспитательнице, и та соглашается с Лютольфом.

Чтобы погасить вопли Макаровой, прибавляют громкость музыке. Я с облегчением выдыхаю, видя, как у Алиски загорелись глаза. Все ради нее отдать готова, и плевать, что все лавры от малышки получает Адам. Главное, она счастлива.

— Ура! Мой папа — супергерой! — прыгает и машет кулачками дочь.

Когда проходит награждение, мама снимает церемонию на телефон. На память.

После завершения программы оставляем детей в садике до вечера, расходимся по домам. Подле тещи Лютольф ведет себя максимально приветливо. Как заботливый муж, тактично дотрагивается до моей спины, галантно пропускает вперед. Он помогает накинуть мне куртку, помогает маме.

В фойе садика воздух буквально вибрирует завистью от взглядиков других матерей.

Даже Иванчуков — бывший идеал для подражания — померк. А раньше как ферзь маститый вышагивал по садику.

— Юленька, сегодня я заберу дочь сам. Не хочу тебя напрягать лишний раз.

Нарочно говорит при моей маме Лютольф. От его слов в душе закручивается горячий клубок страха.

— Ну что ты! Мне совсем не сложно… — пытаюсь настоять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍