Возьми удар на себя - Фридрих Незнанский

— Ну, не на фирму же «Кодак» их отдавать, этим халтурщикам! Конечно, сам и только сам! То, что сделано собственными руками, — действительно сделано, а то, что чужими и равнодушными…

Он безнадежно махнул рукой и уставился на девушку вопросительно, ожидая продолжения.

— Скажите, какими химикалиями вы пользуетесь для проявки цветных пленок?

Больше всего Галя боялась, что Каплер задаст ей вполне закономерный с точки зрения логики вопрос: отчего бы ей не поинтересоваться тем же самым у эмвэдэшных специалистов? Вопрос-то пустяковый, любой ответит! Но Арнольд Герасимович, видимо, так не считал, сочтя его не основным, а «подъездом» к главной теме будущего разговора.

— Есть специальный проявитель для цветных пленок, — терпеливо пояснил он. — Пойдемте, я вам его покажу… Он у нас в Союзе появился, дай-то бог памяти, в шестидесятых годах только. Поначалу исключительно для государственных фотографий, и лишь спустя какое-то время в относительно широкой продаже…

Все это он говорил на ходу, уже направляясь к своей фотолаборатории, а в ней — к навесному шкафу, который тут же распахнул перед неохотно последовавшей за ним Романовой. Ни названия реактивов, ни их внешний вид Гале ни о чем не говорили, если не считать предупреждения на некоторых пакетах о том, что находящееся внутри вещество ядовито…

— Что, — поинтересовалась она, попытавшись дотронуться до одного из них, — и правда яд?

Каплер молниеносно перехватил Галину руку и, извинившись, подтвердил:

— Правда! Проявкой цветных пленок можно заниматься исключительно в резиновых перчатках…

— А не проще все-таки отдавать их в тот же «Кодак»?

— Проще. Но ни один уважающий себя художник этого себе не позволит!

— Неужели такие реактивы имеются в свободной продаже? — удивилась Галя.

Каплер вздохнул и пожал плечами:

— В наше время, милая девушка, купить можно все, хоть портативную атомную бомбу, — были бы деньги и связи… Вы ведь это и хотели от меня услышать?

Он пристально и серьезно посмотрел Романовой в глаза.

— Не только, Арнольд Герасимович, — искренне ответила она. — И я надеюсь, что вы ответите на мой вопрос честно, даже если он покажется вам странным…

— Не покажется. — Каплер усмехнулся. — Я ведь в курсе, что ваш департамент занимается «особо тяжкими»… Что, кого-то отравили с помощью этого реактива?

— Скажите, кто-нибудь из артистов «Аполлона» бывает у вас в гостях? — Вопрос фотохудожника, упорно называвшего себя просто художником, она проигнорировала.

— Из артистов — нет. Однажды, года полтора назад, был Пазов, да и то заезжал на минуту, забрать снимки к спектаклю.

— И никто из них в последнее время не задавал вам вопросы по поводу этого ядовитого реактива, аналогичные моим?

— Клянусь прахом моей мамы — никто! — твердо произнес Каплер. — И, возможно, вы, милая девушка, все-таки скажете мне, что случилось? Я ведь всех артистов «Аполлона» не первый год знаю! Почти каждому и снимки для портфолио делал, они их частенько меняют, на киностудии отправляют…

— С помощью цианистого соединения, которое входит в состав этого проявителя, действительно отравили человека, имеющего отношения, правда, косвенное, к театру… Скажите, Нинель Каплер — ваша однофамилица или дочь?..

Именно этот момент Галя Романова сочла наиболее удобным для своего самого коварного вопроса, — во всяком случае коварным она считала его сама. В том, что бывшая подруга Крутицкой вряд ли фотохудожнику просто однофамилица, она почти не сомневалась. А еще Галочке настолько хотелось самой «нарыть» в версии, по которой она работала, что-нибудь воистину сенсационное, что относительно совпадения фамилий Нинель и Арнольда Герасимовича она пока что не доложила ни Турецкому, ни Померанцеву. Правда, сказать, что Романова понимала, какое значение может иметь подобное обстоятельство, было нельзя. Но какое-то иметь обязано: в просто совпадения она не верила… Слишком редкая была фамилия!

— Нелька-то? — Каплеру вопрос если и показался коварным, то внешне он этого никак не проявил. — Ни то и не это. Дочка двоюродного братца, то бишь двоюродная племянница.

— Вы сказали, что артисты «Аполлона» у вас не бывают… Но не может же быть, что и Нинель входит в их число?

— Еще как может! — Арнольд Григорьевич вздохнул. — Вы о семейных конфликтах когда-нибудь слышали?.. Ну вот то-то и оно. Не смею утомлять вас подробностями, но с тех пор, как упомянутый конфликт произошел, Нинель даже портфолио заказывает у другого художника!

В глазах Каплера мелькнула искренняя обида.

— А ведь когда-то именно она меня порекомендовала Пазову как отличного специалиста!.. И вот уже третий год…

— Простите, — прервала его Романова. — Утомлять подробностями все-таки придется. Если не меня, то следователя…

Арнольд Герасимович поморщился, но сдался, предварительно пробормотав что-то относительно того, что среди ортодоксальных евреев, если Гале это неизвестно, родственным и даже просто национальным связям придается непомерное значение…

Далее выяснилось, что вина Каплера перед многочисленной родней состояла «всего лишь» в том, что он «был вынужден» поместить собственную мать в дом престарелых, скрыв при этом от родственников данный факт…

— У меня просто-напросто не было выхода! — с ноткой раздражения в голосе произнес он. — Мать была больна, ей требовался уход, свежий воздух и все такое, а у меня тут реактивы, в том числе ядовитые, как вы правильно заметили, порой не то что на всю квартиру — на весь дом воняют… Денег на сиделку нет… Что я должен был делать? И с какой стати докладываться родственникам, тем более что заранее мог предположить их реакцию?..

Далее Арнольду Герасимовичу и вовсе не повезло: его мать скончалась через три недели пос-ле того, как была помещена в дом престарелых. Этот факт скрыть было уже никак нельзя, а вместе с ним всплыло и все остальное…

— С тех пор я для семьи — хуже гоя! — завершил он свой малоприятный рассказ. — Ну и для Нинель — особенно… Она даже пыталась интриговать, чтобы «Аполлон» мне больше не давал работы… Ничего не вышло! Такие специалисты, как я, сегодня на вес золота, и Пазов это отлично понимает. К тому же я нежаден и беру по-божески…

От Арнольда Герасимовича Галочка Романова в итоге вышла с неприятным осадком на душе: это же надо — собственную мать, к тому же больную и старую, затолкать в богадельню… Такой и соврет — недорого возьмет… Придется проверять каждое его слово, причем самым тщательным образом! И снова встречаться с его племянницей. Она, решив не откладывать это в долгий ящик, достала мобильный телефон и записную книжку, в которой был номер Нинель. Но телефон в этот момент зазвонил сам, высветив на мониторе номер Померанцева.

— Слушаю тебя, — сказала Галя, со вздохом включая связь. И в самом деле некоторое время слушала, прежде чем ответить: — Я поняла, но лучше повтори адрес этой девицы еще раз… По-моему, это как раз недалеко от того места, где я нахожусь. Как фамилия? Крикунова?.. Да запомню я, запомню!

Она снова помолчала, внимательно вслушиваясь в слова Валерия. Наконец прервала его слегка раздраженным тоном:

— Валера, ну зачем сто раз одно и то же повторять? Я поняла, что светиться перед Викторией, тем более ее родителями, не нужно, просто посмотреть, что к чему, со старушками у подъезда… Остальное ты пробьешь по компу из прокуратуры. Все верно? Тогда до встречи, у меня тоже кое-что есть… Потом, Валера, потом… Хорошо, буду сразу, как только!

«Похоже, будешь раньше меня…» — пробормотал Померанцев уже после того, как Романова отключилась, поскольку он находился в этот момент в очередной пробке — под Дмитровским мостом, которая и не думала рассасываться. Напротив, стала еще безнадежнее с того момента, как он проезжал здесь тремя часами раньше — в другую сторону, к Дубнинской. Вздохнув, Валерий выключил движок, чтобы зря не транжирить бензин, и задумался, подводя итог всему, что услышал от художников.

По поводу того, кто мог подлить или подсыпать Кожевникову яд, никто из них ничего нового не вспомнил. Оно и понятно: Сергея они до банкета никогда в глаза не видели, никакого особого внимания на него не обратили. К тому же, взволнованные неожиданным и первым в их жизни успехом, вообще плохо различали лица поздравлявших их гостей.

Еще хуже обстояло дело с куда-то исчезнувшей Викой. Как выяснилось, Евгений Расин познакомился с ней случайно: молодые люди одновременно вышли из какого-то кафе, девушка подвернула каблук и упала Жене чуть ли не в объятия. Так и познакомились. А поскольку Вика оказалась красоткой, кто б на его месте не попытался это самое знакомство с ней продлить?.. До роковой выставки они успели повстречаться всего пару-тройку недель, все у них было, по словам Евгения, «просто прекрасно», девушка оказалась удивительно веселой, милой, совершенно, в отличие от других таких же красавиц, нестервозной. К тому же где-то на горизонте маячил властный папа, весьма строгий, но… Кто знает, если Расину повезет и он станет известным, может, и папа смягчится? А о такой жене, как Вика, можно только мечтать!