Через сто лет - Эдуард Веркин

Я приблизился к тренеру. Надо действовать медленно, подумал я. Никуда не спеша. По проволочке. Взял проволоку, вытянул, отбросил. Взял другую, тоже вытащил, тоже отбросил. Постепенно. Дедушка, вспомнил. У моего дедушки было странное увлечение, непонятное, я всегда удивлялся. Дедушка садился возле окна и, когда рассказывал про былое и прошлое, всегда распутывал леску. Обычную рыболовную леску, ноль пять миллиметров, он наматывал ее на старинную трехлитровую банку, после чего разом спускал леску на пол. Получался удивительно спутанный ком, действительно напоминавший бороду. Борода получалась славная, дедушка улыбался и тут же с удовольствием принимался изучать головоломку. Распутывать бороду.

Как-то раз я попробовал. Потратил целый день, стараясь понять и хотя бы чуть-чуть это делать. Это было трудно. Хоть леска и была ноль пять миллиметров, но ухватить ее для нас тяжело. Ее трудно даже взять пальцами, не говоря уж о том, чтобы размотать бороду. Мне всегда представлялось, что распутать бороду невозможно. Однако дедушка справлялся с этим довольно быстро, сто метров распутывал часа за три, чем вызвал к себе всеобщее уважение.

Как оказалось, секрет был прост. Распутать бороду можно было только постепенно. Сначала найти конец, потом распутать первый узел, затем второй, ну и так далее.

Я неожиданно подумал, что этот метод может подойти и здесь. Выдирать Турбину и тренера не разом, а по проволочке. Одну проволочку, другую и так потихоньку освободить неожиданно плененных.

Кстати, дедушка мой совершенствовал свое искусство и в конце мог распутать сто метров лески диаметром ноль три миллиметра. Правда, на это ему требовались почти полные сутки.

Я вытягивал проволоку, отбрасывал ее в сторону.

Остальные вупы довольно быстро поняли, что надо делать, и пришли на помощь. Без особой активности, но тем не менее. Они встали рядом со мной и тоже вытягивали по проволочке, по одной, по две.

Мой дедушка был прав. Не прошло и часа, как мы откопали Турбину. И еще через двадцать минут тренера – он шевелился сильнее и сильнее запутался. Но и с ним мы тоже справились.

Надо сказать, выглядели они отвратительно. Тренер и Турбина. По большей части из-за помета. В помете они были вымазаны плотно, с ног до головы, пахли соответственно. Плюс разорванная одежда. Ну и, конечно, они изрядно погасли и здорово напоминали сомнамбул.

Тренер кое-как отряхнулся, а Турбина стала спускаться вниз просто так, в таком виде. Она все-таки что-то сломала, то ли руку, то ли ногу, или ребра, потому что она спускалась с ощутимым грохотом, чем-то явно цепляясь.

Тренер полез вниз не сразу, постоял молча, собираясь с мыслями, но так ничего и не сказал, махнул рукой и начал спускаться по лестнице. Он спускался в явной печали, но я подумал, что в целом эта история на него окажет позитивное влияние. Это ведь тоже опыт и, собственно, соулбилдинг. Тренировка смирения. Тренеру было наглядно показано, что вся наша мощь иногда оказывается вовсе не мощью и может быть повержена даже такой прозаической вещью, как воронье гнездо. Это серьезное и полезное знание, и вообще, не зря я сходил на соулбилдинг.

Остальные строители души тоже отправились к земле. Я уже собрался отправиться вслед за ними, как вдруг увидел: при падении Турбина обронила резиновую мышь. Мышь лежала совсем недалеко от меня, метрах в трех, надо было только подлезть под проволоку. Не знаю, зачем мне понадобилась эта мышь, но я полез за ней. Опустился на четвереньки, просунулся под проволоку и попытался дотянуться.

Но не получилось, резина, из которой была отлита мышь, успела окоченеть и выскользнула из-под пальцев, отскочила дальше под гнезда.

Я помнил о том, как запутался тренер, и старался не совершать резких движений, чтобы не запутаться, полз аккуратно и дополз – поймал мышь и сунул в карман. Зачем-то. Наверное, мне понравилось, как она крякает.

Вылезать из-под гнезд оказалось сложнее, приходилось пятиться, лежа на спине, подтягиваться исключительно за счет силы пальцев.

Но я справился. Выбрался.

И тут же что-то черное кинулось мне в лицо с явным намерением лишить меня зрения.

Ага, ворона.

Глава 9

Чугунные незабудки

Лежал дома немного исклеванный.

Едва я выбрался из-под проволочных гнезд, как вороны накинулись на меня всей своей стаей. И оказалось, что клюются они вполне себе ощутимо. Во всяком случае, когда я оказался уже на земле, целых мест на мне осталось немного. Птицы растрепали куртку, разорвали комбинезон и сильно избороздили голову, так что пришлось срочно разогревать клей и замазывать им все порезы. Это, кстати, важно, кожа на голове в местах повреждений частенько нарастает диким образом, поэтому даже самые мелкие порезы лучше всегда заклеивать.

И вот я едва-едва заклеил порезы и пораны и сидел, чувствуя, как смола стягивает шкуру на голове, как вдруг заявилась Костромина. Не одна. С собакой Кузей.

– Кузя выздоровел, – сказала она. – А ты как? Понравилось на билдинге?

– Ага… – машинально ответил я, потому что все мое внимание сосредоточилось, само-собой, на Кузе.

Кузя был…

Обычной собакой. Непонятной породы. Не слишком высокий, не слишком низкий, с довольно длинной голубоватой шерстью, закрывающей глаза. Он был как раз такой собакой, какой должны были быть все собаки. Собачистой.

Конечно, Кузя меня испугался здорово. Тут же спрятался за ноги Костроминой и выглядывал из-за них с настороженностью, немного подвывал и дрожал корпусом. А Костромина принялась сразу приговаривать дурацким неестественным голосом, советовать ему меня не бояться, я не такой уж и страшный, и в случае чего она Кузю от меня защитит и все такое.

Но Кузя на эти уговоры не поддавался, вертелся, желал сорваться с поводка и сбежать. Тогда Костромина велела мне проявить по отношению к Кузе хоть какое-то гостеприимство, а не стоять, как мумия.

Я стал усюсюкать и улюлюкать, часто видел, что люди в кино так с собаками разговаривают, и это, как ни странно, подействовало, Кузя немного успокоился, во всяком случае, перестал выть и пытаться удрать, просто сел, низко наклонив голову.

Дрожать не перестал.

– Вот видишь, – сказала Костромина. – Всего можно добиться добрым словом и человеческим отношением. Если только захотеть. Вот, допустим, тебе понравилась Света…

– Мне? Понравилась Света? – к.б. удивился я. Нет, мне Света, конечно, понравилась – как она мне могла не понравиться? Но ведь Костромина имела в виду совсем другое.

Костромина серьезно кивнула.

– Вот ты прислушайся к себе – и поймешь: она тебе нравится, – заверила меня она.

– Да не…

– А ты прислушайся, – настаивала Костромина. – Ты обещал!

Костромина сощурилась.

– А как прислушаться-то? – спросил я.

После этих приключений на вышке я совсем стал туго соображать. Не соображалось. Надо бы денек перерыва…

– Кстати, где это ты так? – Костромина кивнула на заклеенную голову.

Мне почему-то стало стыдно признаться в том, что меня покусали вороны, и я сказал:

– Да с велика упал. После соулбилдинга возвращался, переднее колесо сложилось. Вот…

Потрогал пальцем лысину.

– Понятно. Но это тебя не освобождает. Давай, прислушивайся. Это просто. Закрой глаза, представь Свету и почувствуй.

– Да мы же не можем…

Костромина изобразила нетерпение.

– Ясно, что не можем. Но мы можем представить, что это такое. Ты что, зря совсем на билдинг сходил?

– Нет, не зря…

– Вот и докажи. Представь Свету и представь, что ты мог бы почувствовать при ее представлении.

Сложно. Особенно после поклевания воронами.

Но я послушно закрыл глаза и стал представлять.

Света. Красивая. Человек. Человек. Вот она стоит перед доской. Одна. Маленькая. Слабенькая. Сердце колотится, как у птички. Человек. Если упадет – больно, если ушибется – синяк, если свернет шею – то все, умрет. Если упадет с десяти метров, тоже умрет. Как ваза. Легко разбить, легко поломать.

Ничего. Я не чувствовал ничего. Как всегда.

– Чувствуешь? – строго спросила Костромина.

– Да, – сказал я. – Чувствую. Вроде как сердце…

Я потрогал за сердце. Ну да, за сердце, слева.

– Я же говорила. – Костромина схватила меня за руку. – Говорила. Сердце ускоряется.

С утверждением. Но и с опасением тоже. С опасением, что оно не ускоряется, что это я прикидываюсь.

– И что? Стучит, допустим.

Я все никак не понимал, что Костромина хочет мне сказать.

– Ты влюблен в Свету.

Вот что она хотела мне сказать.

Так.

Костромина наклонилась и взяла с пола Кузю. Кузя послушно устроился на коленях, посматривал на меня волком, маленьким таким волком.

– Я? Влюблен?

– Ну конечно. Ты влюблен в Свету. Все симптомы налицо. Учащенный пульс, расстройство сна…

– Я и так никогда не сплю, – напомнил я.

– Это совершенные частности. – Я говорю о симптоматике, а не о ее причинах. Пульс-то участился?