Старинные Чешские Сказания - Алоис Ирасек

Когда Жижка, пройдя Моравию, возвратился в Чехию и через Литомышль пришел в Высокое Мыто, приказал он войску остановиться. Приближался полдень, час отдыха обеда. Жижка был утомлен. Желая услужить своему любимому вождю, «братья» решили приготовить ему местечко, где бы мог он удобно отдохнуть и пообедать.

Каждый воин набрал в свой шлем земли и опорожнил его на выбранном месте; так сделали они несколько раз. Сотни и сотни шлемов земли высыпали они, и вскоре возвысился тут холм. Привели Жижку и посадили его за трапезу. После обеда потянулось войско дальше. Но холм тот не раскидали, остался он, сохранился и доныне; окрестные жители называют его «Жижкин стол».

Когда шел Жижка с войском в Моравию, осадил он по пути город и замок Пршибислав. Тут, в лагере, занемог он моровой язвой. Долго мучиться ему не пришлось.

Чувствуя, что уже больше не встанет, завещал он своим любимым верным чехам, особливо же Викторину из Подебрад, сыну которого, Иржику, был он, говорят, кумом, Куншу из Беловиц и Яну Бдинку, чтобы всегда стояли они за правду.

В те скорбные минуты находился при Жижке также Ян Лаудат, его писарь, и Михаил Коуделя из Житениц; на руках у него Жижка и умер. Было то в среду, накануне дня святого Павла. Старая молва свидетельствует, что умер Жижка под грушей; иные, однако, говорят, что под дубом, так как под дубом родился.

И сжались все сердца от великого горя. Бородатые, закаленные, доблестные мужи проливали горькие слезы, и с тех пор приняли люди Жижки имя «сирот», уподобляя себя детям, потерявшим отца.

Прах вождя погребли в церкви Святого Духа в Градце над Лабой. Позднее перевезли останки его в Часлав и похоронили в приходской церкви Петра и Павла. Могила его была у одной из церковных колонн, близ бокового алтаря. Напротив этой могилы висело блюдо, вытесанное из камня. О том блюде рассказывают, что на нем Жижка обедал, а иные говорят, что на нем носил Жижкин священник святые дары для причастия под обоими видами.

Так ушел из мира брат Ян Жижка из Троцнова, победитель у Судомержи, Вожицы, на Жижкове, у Кутна-Горы и Гавличкова Брода, на горе Святого Готарда, близ Горжиц, у Малешова и в других местах, творец гуситской военной науки, которому покорилось много городов и замков и который сам ни разу не был разбит наголову, так как сражался «не только за чистоту церковного учения, но и за великое дело освобождения чешского языка, языка славянского».

Когда умер Жижка, жители Градца заказали себе знамя с его изображением. Жижка там нарисован верхом на белом коне, в рыцарских доспехах, с булавой в руке. И когда жители Градца бились под этим знаменем, никогда не терпели они поражения.

Ни один из мужей, прославленных в чешской истории, не запечатлелся так глубоко и живо в памяти народа, как герой из Троцнова. Место, где он умер, тоже сохранилось в народной памяти. «Жижкино поле» называли и называют его. Долго оставляли это поле нераспаханным. В более поздние времена те, кто всячески чернил память о славном герое, задумали распахать поле. Попробовали это сделать, распахали клочок, но допахать не пришлось: вол, запряженный в плуг, прошел несколько борозд, упал и издох.

Так и осталось «Жижкино поле» целиной. Потом вырос на нем сиреневый куст. Рос он, разрастался, ширился, и наконец хозяин участка решил его уничтожить. Но едва копнул работник землю, как мотыга выскользнула у него из рук и ушибла ему ногу. Взяли топор. Но при первом же взмахе соскочил топор с топорища и ранил того, кто поднял руку на куст. А сиреневый куст как стоял, так и стоит.

Не забыто и то место близ Троцновской усадьбы, где Жижка родился под дубом. Тот дуб простоял века, и народ чтил его и берег.

Позднее, после Белогорской битвы, пытались Жижку представить народу как жестокого и кровожадного дикаря. Но крепко засело в народной памяти, что был Жижка непобедимый воин, силы сверхчеловеческой. Источник этой силы стали искать на том месте, где он родился, в самом Жижкином дубе. Ходили туда за силой, отрезали ветвь за ветвью, откалывали от ствола щепку за щепкой и делали из них рукоятки к топорам и молоткам. Люди верили, что удар такого топора будет сильнее, а сам топор прочнее. Когда дуб засох и остался от него лишь сухой ствол, приходили сюда кузнецы и крестьяне и вколачивали в него гвозди. Были они убеждены, что у них от этого прибавится силы и храбрости. Но одновременно уничтожали они и остаток ствола, унося куски дерева на рукоятки к своим инструментам. Так медленно погибал могучий дуб, пока не остался от него один пень. А когда и тот истлел, приходили сюда люди за щепками, чтобы закрепить и забить ими рукоятки в топорах и молотках. Теперь от дуба и следа не осталось.

Все разрушения, причиненные в нашей стране монастырям и замкам войнами, в особенности Тридцатилетней[45], приписывали войску Яна Жижки. Так верил когда-то народ, а многие люди верят и сейчас. И каждый уцелевший, хотя бы и с незапамятных лет, древний вал тоже относят к Жижкиной поре. Так же о старых валах в окрестностях Лужи рассказывают, что были они насыпаны Жижкой. Если ты посетишь огромные насыпи у Копидльна и спросишь тамошних жителей, что они знают о тех древних валах, то услышишь: «Это старочешские укрепления тех лет, когда Жижка воевал».

И места, где останавливался он во время походов, и откуда начинал наступления, и где отдыхал, – всё помнил народ и память о них передавал из поколения в поколение.

У Рихмбурга есть пруд Спалинец. Потому, говорят, он так называется, что в тех местах приказал Жижка спалить монахов, взятых в плен в Подлажицком монастыре. В самом Рихмбурге есть «Жижкина скала» – та самая, что высится прямо против замка и отделена от него лишь узким ущельем. Жижка приказал, говорят, в средней части той скалы сделать углубление, поставить пушки и оттуда палить по замку, в стене которого до сих пор сохранились два каменных ядра от гуситских пушек. Далеко оттуда, на северо-западе нашего королевства, у Блынан, есть пригорок, поныне называемый «Жижкин», ибо, как говорят, тут когда-то троцновский герой стоял лагерем. А за границами теперешней Чехии, в графстве Кладском, в те времена принадлежавшем Чехии, близ дороги из города Радка к Вамбержицам, есть на опушке леса скала, а на скале – камень, похожий на человеческую голову в шлеме, с повязкой на глазу. Скалу ту называют доныне «Жижкиной головой» не только чехи, но и тамошние немцы.

В Находе тоже есть «Жижкин стол». Это большой круглый камень, стоящий на песчаном пригорке под белой крепостной башней на замковом холме. Когда-то рядом с этим столом стояла каменная скамейка. Сейчас перенесли ее несколько ниже. За тем столом, говорят, Жижка ел, когда возвращался через Кладский край из Моравии. Находского замка он не тронул. Лишь посмотрел на него и сказал, что это осиное гнездо не стоит того, чтобы на него тратить силы.

Есть в Градецком краю и еще один «Жижкин стол». Близ Вшестар, Росницы и Проблюзи, у Кралова Градца чернеет лес. В тех местах имеется небольшой холм Гомоле; вершина его, заросшая травой, называется «Жижкин стол». На всех четырех его краях стоит по липе, а посредине растет рябина. Тут остановился Жижка, когда двигался из Кутна-Горы к Кралову Градцу; войско расположилось вокруг, а на самом высоком месте поставили вождю стол. Был, говорят, тот стол золотой, а посуда серебряная. Пока обедал Жижка за тем столом, окружавшие его воины пели песни. После обеда стол и дорогую посуду, по приказу вождя, закопали в землю и пошли дальше к Градцу.

Золотой стол и серебряная посуда лежат в тех местах и поныне. Никому до сих пор не удалось отыскать их.

Зато «Жижкины подковы» выкапывают в изобилии. Каждую старую подкову, найденную глубоко в земле, считают уцелевшей с Жижкиных времен. Узнают такие подковы по дыркам. Дырки в «Жижкиных подковах» круглые.

Наряду с Жижкиными столами, валами, скалами есть Жижкины деревья. Чаще всего это липы, в тени которых утомленный военачальник отдыхал в приятной прохладе; такова, например, старая липа в Крчине и другие.

Сбылось написанное о Яне Жижке старым летописцем: «Слава о нем долетит до многих стран и дальних краев мира и будет длиться отныне и вовеки».

КУТНОГОРСКИЕ РУДОКОПЫ

При Жижке Кутна-Гора перешла в управление к чехам. Говорят, именно тогда чеканились там, в Итальянском дворе, монеты с чешским львом и надписью «Грош чешского народа» на одной стороне и с продолжением надписи: «сражающегося во славу божью» и изображением дарохранительницы и чаши – на другой.

Так вновь исполнилось Либушино пророчество о Кутна-Горе: «Трижды она запустеет и трижды она расцветет». Впервые возвеличилась Кутна-Гора во времена блаженной памяти Иржи, а во второй раз – при Владиславе Ягеллоне.