Хроники Вортинга - Орсон Кард

Одновременно он начал подтачивать изнутри саму Италию. Не правильно, по-глупому разрешал промышленные проблемы; изменял систему гражданских служб, провоцируя коррупцию; душил народ налогами. Да и покоренные государства не остались без дела — там Абнер Дун устроил религиозные преследования, принудительное использование итальянского языка как основного, дискриминацию национальных меньшинств при приеме на работу и обучении, ограничение свободы печатной продукции, запреты на свободное перемещение по странам, конфискацию принадлежащих крестьянам земель и всяческое поощрение зарождающейся аристократии. Короче говоря, делал все, чтобы Италия Нубера функционировала, как Империя Капитолия. Только Абнер рассчитывал все так, чтобы недовольство росло постепенно и неотвратимо, чтобы восстания затухали сами собой, а не выливались в затяжные бунты — он ждал. «Пара-другая гейзеров меня не интересует, — говорил себе Абнер. — Я добиваюсь пробуждения вулкана, который поглотит весь мир».

Единственное, что отличало Италию Нубера от Капитолия, был католицизм, связующая сила, общая вера, которая объединяла правящие верхи. В продажной империи, которую строил Абнер, они свято верили в одно — в непогрешимость церкви.

Религия заменяла сомек. И Сонные Залы — веру и надежду всего правящего класса Капитолия и Тысячи Миров. Сон позволял пережить нищих глупцов, не удостоившихся этой великой чести. Непогрешимость, неподкупность хранителей Сонных Зал — единственно, во что верили все. Только собственными заслугами можно добиться сомека, и вознаграждаются им самые достойные. Эта привилегия не может быть куплена, не может быть выпрошена, добыта обманом или шантажом. Здесь судят по заслугам. Только благодаря сомеку Империя Тысячи Миров еще жила, хотя пятна разложения уже расползлись по ней. Сонные Залы, последнее судилище, дарили бессмертие достойным.

«Я разрушу тебя», — подумал Абнер Дун, и Лэрд содрогнулся во сне.

Окончательное падение Италии Нубера было лишь вопросом времени. Между тем проснулся после трехлетнего сна Герман Нубер, завоевавший привилегию сомека благодаря своему творению. Теперь он мог проводить по три года во сне и лишь год бодрствовать — таким образом его жизнь увеличивалась до четырехсот лет.

Естественно, первым делом Нубер попытался выкупить Италию, чтобы завершить свою игру. Абнер от продажи отказался. Агенты Нубера настаивали, с каждым разом повышая суммы, но Абнер не собирался давать никому шанс спасти Италию. Нубер даже подсылал к Дуну наемников, чтобы те «убедили» его. Убеждение не состоялось: влияние Абнера на Капитолии было слишком велико. Наемники не раз выполняли поручения Абнера, и он отослал их обратно к Нуберу, приказав сделать с создателем Италии то же самое, что тот приказал сделать с ним. Все по справедливости.

Только на самом деле о справедливости не было и речи. Нубер, будучи человеком неглупым, прекрасно понимал, какую игру ведет Абнер. Семь лет жизни — двадцать восемь лет игрового времени — он отдал, чтобы создать чудо, которое вечно пребудет в анналах Международных Игр. А теперь Абнер разрушал его творение. И действовал он умело, целенаправленно, точно рассчитывая время и силы. Он не удовлетворится обычным восстанием и сменой власти — Дун добивался всемирной революции, новой мировой войны, которая сотрет Италию с лица земли, уничтожив ее до основания и развеяв прах по ветру. Абнер и следа не оставит от Италии — Нуберу будет нечего выкупать и отстраивать заново.

Наконец Абнер решил, что время пришло. Он сделал всего один простой ход: раскрыл взяточничество, процветавшее в церковных верхах и спровоцированное им самим. Гнев и отвращение, вызванные продажностью церкви, развеяли славу Италии Нубера — теперь уже никто не верил в законность или честность властей. Единственной реакцией компьютера на подобную ситуацию была мгновенная, всеобщая революция. Страдания народных масс слились с яростью аристократии — классы объединились, армия взбунтовалась, и Италия распалась на кусочки.

Спустя три дня все было кончено. Италия навеки ушла из игры.

Это произвело впечатление даже на самого Абнера. Может, по сравнению с действительностью все и выглядело несколько упрощенно, однако Международные Игры славились именно тем, что из всех компьютерных игр они наиболее соответствовали жизненным реалиям.

«Я сделаю это снова», — подумал Абнер. У него уже зрел план. Семена вселенской революции были посеяны, ибо червоточина добралась до самого сердца Империи — вся структура удерживалась исключительно благодаря сомеку. Задача Абнера заключалась в том, чтобы как можно дольше оттягивать грядущую революцию, к которой надо как следует подготовиться, чтобы все рухнуло в один и тот же день, чтобы революция не просто свергла правительство, а развалила всю Империю и начисто перерезала нити, связывающие планеты. Межзвездные полеты должны кануть в Лету — иначе полного разрушения не произойдет.

Судьба благоволила к Абнеру. «Революция могла бы свершиться и без моего вмешательства, — думал он. — Вот в чем заключается основная проблема управления реальной империей: никогда не знаешь, что было бы, если б ты поступил иначе. Может, я зря вмешиваюсь? А может, наоборот, очень даже не зря». И Абнер начал потихоньку проникать в святая святых — в Сонные Залы. Сомек превратился в орудие убийства и средство для шантажа. Различные сроки сна могли быть куплены за деньги, кассеты с записями воспоминаний стали теряться или портиться, короли преступного мира возомнили, что могут распоряжаться Сонными Залами, как пожелают. Когда эта спекуляция сомеком откроется, народное негодование вспыхнет, как стог сухого сена, ненависть вырвется наружу — сами Спящие восстанут против Сонных Зал, — и на сомек будет наложен запрет. Даже пилотам будет запрещено использовать наркотик, хотя им единственным сомек действительно необходим.

«Я сделаю это», — торжествующе думал Абнер.

Однако он был совестливым человеком — в своем роде. Когда игра закончилась, он нанес визит Герману Нуберу. Этот человек перенес тяжелый удар; творение, которому он посвятил всю свою жизнь, было разрушено — просто так, без всяких видимых причин.

— Что я сделал тебе? — спросил Нубер. Он словно постарел на много лет, глубокие морщины пролегли на его челе.

— Ничего, — ответил Абнер.

— Хорошо заработал, поставив на падение Италии?

— Я не делал ставок. — Сумма, которую он получил бы в случае выигрыша, была смехотворной по сравнению с теми средствами, которыми он оперировал теперь.

— Зачем же ты глумился надо мной, если ничего от этого не выигрывал?