Агент в кринолине - Елена Хорватова

Разбудил ее настойчивый стук в дверь.

— Минуту, — прокричала она, вставая, накинула пеньюар и бегло взглянула на себя в зеркало.

Лицо, отразившееся в зеркальном стекле, в первый миг показалось ей чужим. Глаза после вчерашних обильных слез припухли, губы тоже казались припухшими — слишком уж много и жадно пришлось им целоваться. Но при этом появилось ощущение, что где-то в глубине ее лица горит огонь, так ярко оно светилось. И пламя этого огня пробивалось и в сверкающих зрачках, и в горящем огнем очертании рта, и в горячем прерывистом дыхании. Просто вакханка, сошедшая с полотна смелого живописца.

Настойчивый стук в дверь повторился.

— Мисс Мэлдон, откройте немедленно, это я, Гордон, — прокаркал с той стороны сухой голос. — У меня к вам дело.

Пришлось пройти к дверям. Секретарь маркиза Гордон явился явно по распоряжению хозяина, а она еще не настолько осмелела, чтобы посоветовать ему убираться прочь.

— Вы сегодня выглядите особенно очаровательно, — заявил Гордон, едва только очутился в номере. — Наша трудная служба явно идет вам на пользу.

Прежде он никогда не позволял себе таких двусмысленных комплиментов и таких заинтересованных взглядов, которые теперь откровенно бросал на Мэри, разглядывая ее с явным мужским интересом.

— Вы сказали, что у вас дело, — напомнила она, не желая поддерживать беседу в таком неприятном ключе.

— М-да, о деле, — хмыкнул Гордон. — Его светлость ночью отправился в дальнюю поездку. Дженкинса он изволил взять с собой, меня же оставил присматривать за происходящим здесь. В числе прочего происходящего и за вашими действиями. Впрочем, перед отъездом его светлость выразил полное одобрение вашим действиям. Вы ответственно подошли к его поручению и выполнили все очень точно.

— Вы даже не представляете, до какой степени, — мрачно отозвалась Мэри.

Мистер Гордон предпочел не заметить в ее словах скрытого сарказма.

— Так вот, неукоснительной точности в исполнении распоряжений графа я ожидаю от вас и впредь, — напыщенно и важно заявил он. — Пока вам приказано оставаться в гостинице и не покидать ее до возвращения его светлости, каковой приказ, мисс Мэлдон, я имею честь вам передать.

— То есть я должна оставаться в своем номере в течение неопределенного времени? — уточнила Мэри.

— Это было бы предпочтительнее всего.

Это возмутительно, и Мэри сочла себя вправе дать понять, что она оскорблена.

— Но вам не кажется, мистер Гордон, что это означает домашний арест? Вы полагаете, что я легко смогу провести несколько дней за запертой дверью душного номера, никуда не выходя?

Гордон решил сделать незначительную уступку:

— Что ж, исключительно из хорошего отношения к вам, мисс Мэлдон, я могу позволить прогуляться в саду гостиницы, — милостиво ответил он (видимо, решил, что после вчерашнего она заслуживает поощрения). — Жестоко было бы лишать вас прогулки на свежем воздухе, которая положена даже арестантам в тюрьме.

Мэри подумала, что гулять ей придется под охраной Гордона, и горько вздохнула. Но у секретаря маркиза были иные планы. И он откровенно пояснил:

— К сожалению, у меня слишком много других обязанностей, чтобы сопровождать вас в этих прогулках. Хотя они и стали бы, наверное, незабываемым воспоминанием для меня. Но, полагаю, вы и по собственной воле подчинитесь распоряжению его светлости и не станете выходить за гостиничные ворота. Господин маркиз просил напомнить, что у него по-прежнему есть способ заставить вас быть благоразумной. Ведь внутренний часовой в виде собственного рассудка обычно действует гораздо эффективнее внешнего охранника…

До северной границы Греции от Салоник, если судить по карте, было всего лишь верст восемьдесят, что по русским меркам и расстоянием-то считать не приходилось. Правда, дело осложнялось тем, что дорога шла через горы и значительно удлинялась, петляя по крутым склонам.

Но и в этом можно было найти плюсы — никакой разветвленной сети дорог на горных перевалах не было, поэтому, расспрашивая местных жителей о двух иностранцах, проезжавших недавно по этим местам, Алексей вновь и вновь получал утвердительные ответы и убеждался, что преследует маркиза по пятам.

К тому же долгая дорога давала возможность подумать о собственных делах, главным из которых в настоящее время казалась собственная судьба.

Алексей до сих пор мучился и краснел даже наедине с самим собой при воспоминании о том, как относился к Мэри поначалу. Надо же быть таким остолопом, чтобы принять невинную девушку за порочную содержанку…

Только вконец отупевший солдафон бывает до такой степени не способен понять женскую душу. Впервые ему встретилось любящее существо, готовое бескорыстно отдать всю себя — и он не смог распознать настоящей любви! Это больше, чем черствость, это моральное уродство! Как же бедная девочка, должно быть, оскорблена его спешкой и небрежностью. Таким, как он, место только в веселом доме среди дешевых потаскух…

И ведь ни с одной женщиной ему не было так хорошо! Они оказались словно теми двумя половинками одного целого, которые так редко находят друг друга в жизни. Почему же он не смог сказать ей хотя бы несколько самых обычных слов о любви? Не поверил сам себе? Побоялся, что это — всего лишь наваждение и наутро чары рассеются?

Но, вопреки всем опасениям, Алексей понимал, что, чем дальше уезжает от Мэри, тем сильнее влюбляется. Как жаль, что из-за делишек чертова маркиза Транкомба ему пришлось оставить ее одну в Салониках. Вдруг от обиды настроение девушки поменяется, и она встретит Алексея холодно и равнодушно? А он как раз намерен все исправить… Мэри еще поймет, что не ошиблась, полюбив такого человека, как он.

Поменяв в горной деревушке лошадь, купленную в Салониках (усталую кобылу пришлось оставить на постоялом дворе, приплатив хозяину за свежую), Алексей к обеду прибыл на пограничный пункт. Слава богу, в Петербурге предусмотрели необходимость перехода границы и снабдили его необходимыми бумагами. Греческие охранники незамедлительно пропустили графа Чертольского на болгарские земли. За границей на местах недавних боев стояли лагерями русские войска, выбившие отсюда турок.

Но на финал своих шпионских приключений графу пока рассчитывать не приходилось. До самой границы Алексей следовал по пятам англичан, и у него даже появлялось чувство, что он вот-вот их настигнет. Но в приграничной местности они бесследно растворились… И никакие попытки узнать, не перешли ли два английских джентльмена через греческую границу, и, если перешли, то куда потом делись, к успеху не привели.