Журнал Наш Современник №6 (2004) - Журнал Наш Современник

Вполне возможно, разгадка такова. (Альтернатива этому “благонамеренному” объяснению — тезис о сознательном забвении национальных интересов, также заслуживающий внимания.) Как бы то ни было, рванувшиеся догонять “прогресс” не учли одного: умение “попасть в такт”, вовремя пристроиться к сильнейшему — целая наука. Это надо делать, простите за невольный каламбур, с тактом. Излишний энтузиазм, а тем паче стремление “бежать впереди паровоза” могут вызвать резкое отторжение.

Как согласуются декларации депутатов и особенно манифест В. Иноземцева с международными правилами игры? Прежде всего с Realpolitik, которую нам навязывает Запад? Оглядка на него неизбежна в любом случае,   а   в   д а н -н о м — естественна. Ведь Иноземцев предпринимает попытку вписать Россию   в   з а п а д н ы й   п р о е к т.   Самый радикальный и рискованный.

Он известен как концепция “золотого миллиарда”. Или — “20:80”. Как кому нравится. Хотя в том-то и дело, что если вникнуть в суть, то нравиться это не может. Проект столь же опасен (для мира и Запада), сколь и безнравственен. Нехитрая формула, приведенная выше, означает, что для производства всего необходимого на Земле достаточно 20 процентов населения. Остальные —  и з- б ы т о ч н ы. 20 процентов — это и есть “золотой миллиард”.

О том, как предполагают поступить с “лишними едоками”, рассказано в книге бывшего английского разведчика Д. Колемана “Комитет 300. Тайны мирового правительства” (пер. с англ.: М., 2001).

Но это — для “посвященных”. На официальном уровне Запад не позволяет себе не только солидаризироваться с подобными проектами, но даже упоминать о них. На заседаниях парламентов, правительств, международных комитетов, в СМИ царит атмосфера подчеркнутой толерантности. Неосторожное слово, а тем более призыв, грозящий нарушить сакральную стабильность, преследуется по закону. Мгновенно. Жестко. В чем могли убедиться многие западные политики и журналисты. Последним в этом ряду стал Т. Лотт — лидер республиканского большинства в сенате США, лишившийся своего поста после того, как несколько слов его  з а с т о л ь н о й  (неофициальной!) речи были расценены чернокожими правозащитниками как неполиткорректные.

Есть лишь одна группа политиков и публицистов, выступающих с позиций, заявленных Иноземцевым (точнее, это он, очевидно, ориентируется на них). Т. н. “вашингтонские ястребы” — Пол Вулфовиц, Ричард Перл, Дуглас Фейт, Дэвид Вурмсер, Норман Подгорец, Роберт Каган, Уильям Кристолл. Люди, учинившие иракскую бойню, ст0

Геннадий ЗЮГАНОВ • “Я сделал свой выбор...” (Наш современник N6 2004)

“Я СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР —

ОДНАЖДЫ И НАВСЕГДА”

Беседа Александра Казинцева с Председателем ЦИК КПРФ

Геннадием  Зюгановым

Александр КАЗИНЦЕВ: Геннадий Андреевич! Наши читатели, разумеется, хорошо знакомы с Вами, в том числе и по многим публикациям в “Нашем современнике”. Но сегодня случай особый: мы встречаемся накануне Вашего 60-летия, поэтому нелишним будет вопрос о Ваших истоках.

Геннадий ЗЮГАНОВ: От истока многое зависит. Я родился в междуречье Оки и Волги, там, где начинается Орловское полесье. Говорят, из этих мест и пошел русский народ. Наша деревенька стояла на границе Орловской, Калужской и Брянской областей. Мужики шутили: “У нас петух на три области поет”.

Семья потомственных учителей в трех поколениях. Отец — Андрей Михайлович воевал, был тяжело ранен под Севастополем. На последнем корабле его вывезли на Большую землю. Два года в госпиталях: Тбилиси, Баку, Ереван, выписали в Ашхабаде. Вернулся в родную деревню, преподавал в школе. Держал пчел. Они, заметьте, только у хороших людей живут! Впоследствии, когда я перевозил отца в Москву (на старости лет давали о себе знать раны, медицинский уход был необходим), переезжали вместе с пасекой. Держали ее у друзей в ближнем Подмосковье.

Отец никогда не состоял в партии, но считал, что добрее, мудрее и лучше Советской власти планета не знала. Ходил агитировать в соседнюю деревню: в руке палочка, газета под мышкой. Был абсолютный сторонник Советской власти, хотя видел издержки, проблемы.

Кстати, сейчас говорят: в СССР запрещали то, другое... Не знаю, может, мне так повезло — у нас в деревне никто ничего не запрещал. Праздники церковные отмечали все. У нас Казанская — осенняя, 4 ноября, и летняя, 21 июля. В соседней деревне праздновали Николу, рядом — Успенье. На родине отца Спас яблочный 19 августа был главным праздником. Туда на Спас к отцу приезжали 50 — 70 человек родственников. Застолье, баян, танцы. Тут же ребятишки играют. Открытым домом жили...

Мать — Марфа Петровна всю жизнь учительствовала. Бывало, родители год передерживали детей дома, только чтобы попасть в ее класс. Она вела первый и третий, потом второй и четвертый и снова — первый. Так вот, специально ждали, когда она первоклашек возьмет. Блестящий педагог!

Жизнь после войны была в трудах и заботах. А все равно вспоминаю это время с теплотой. С каждым годом что-то прибывало хорошее. Всем миром отстроили спаленную войной деревню, насадили сады, возвели школу. Драмкружок работал — к каждому празднику спектакль ставили. А какой хор в школе! И на спортивные соревнования часто выезжали. Было ощущение единения, братства, высоты духа.

Казалось бы, уголок дальний: от райцентра 15 км, до станции — 30. А как соревнования — утречком встанешь, пешочком до райцентра — поучаствуешь и обратно. В общем, полноценная жизнь. От детства у меня остались светлые воспоминания.

Комсомол — все ступеньки прошел. Партия. Сейчас некоторые отрекаются от своего прошлого. Я видел политиков, которые вырывали и выбрасывали целыми страницами то, что писали всего несколько лет назад: стыдно. А я недавно составлял сборник статей за много лет, и мне не пришлось вычеркнуть ни одного абзаца. Считаю, что человек, прошедший закалку в труде, оставшийся верным себе, может считать жизнь состоявшейся. Тем более что за нами стояли мощь великой советской державы, вершинные достижения русской нации.

А. К.: Цельная судьба. Но ведь были, наверное, и поворотные моменты.

Г. З. : Были. В 17 лет я пошел работать. Окончил школу с отличием. Московские родственники зазывали поступать в столичные вузы. Но директор нашей школы попросил поработать учителем. Я и раньше, будучи старшеклассником, когда болели отец или мать, подменял их. И директор удивлялся, что у меня на уроках всегда порядок — ребята с удовольствием занимались...

Я преподавал математику. Потом поступил на физмат Орловского педуниверситета. Кстати, очень сильное учебное заведение: из сотни педвузов СССР он входил в десятку лучших. Мне нравились и общественные науки, но физика и математика — базовые дисциплины, они лежат в основе любой профессии.

Второй переломный момент — армия. Я попал в специальную разведку по борьбе с атомным, химическим и бактериологическим оружием. Производила впечатление и сама обстановка: мы служили в ГДР, международное положение было сложное... Опасная работа, частые тренировки — все это выковывало характер.

Я взял с собой учебник по алгебре и справочник по математике. Командир разрешил их таскать в вещмешке. Многие ребята готовились к демобилизации, ходили на курсы. Меня попросили преподавать математику. И, кстати, из 20 человек демобилизовавшихся почти все поступили в вузы. Я гордился, что мой первый “выпуск” оказался таким успешным.

Еще один поворот. Через три года вернулся на свой факультет. Ректор говорит: “Мне нужен председатель профкома”. Пытаюсь отказываться: “Я же учусь!” А он: “Я подпишу приказ о свободном посещении занятий. Но придется заниматься и отдыхом, и спортивными мероприятиями, и диетпитанием”.

А. К.: Сколько Вам было?

Г. З.: 22—23 года... Еще один момент. Меня оставили преподавать на кафедре высшей математики. Уже была хорошая основа для диссертации. Но вызвали в райком партии (секретарем был мой партийный “крестный” Хохлов Александр Степанович, умный, интеллигентный человек) и предложили возглавить райком комсомола. Я согласился. Пришел к себе в педуниверситет — ученые мужи на меня насели: а как же математика? Я говорю: “Дал слово, не могу отступать. Единственная просьба — если у меня в райкоме не получится, возьмите назад на кафедру”.

И еще один перелом. Когда меня пригласил вторым секретарем в Орловский горком партии его руководитель Альберт Петрович Иванов. Человек с государственным умом, удивительно энергичный, разносторонне подготовленный. Под его руководством я прошел уникальную школу комплексного развития городского хозяйства. Мы изобрели так называемую “непрерывку” — орловский метод строительства жилья, детсадов, больниц. А еще за пять лет построили театр, дворцы культуры. Тогда, в начале 70-х, к нам приезжали учиться не только со всей страны, но и из-за рубежа. Политбюро обобщило опыт. Я тогда орден получил.