Серебряный осел - Андрей Чернецов

Орландина ожидала, что поднимется ее сестра. Но встало двое других.

Первым был сидевший рядом с Ландой незнакомый воин в одежде рыцаря какого-то из орденов.

Вторым…

Вторым был леший. Ради такого случая он оделся, причем довольно занятно.

В широкие штаны, какую-то длиннополую хламиду и плетенную из соломы шляпу, видать, чтобы прикрыть рога. А на груди у него болтался (Орландина даже не поверила своим глазам) тяжелый золотой кулон с грубо отшлифованными крупными каменьями.

— Назовите себя, — потребовал чиновник.

— Я Эомай, рыцарь славного ордена Мечехвостов, верный вассал августа, своим честным словом подтверждаю, что знаю подсудимую девицу как во всех отношениях достойную и законопослушную особу и готов словом и мечом подтвердить это и подвергнуться любому испытанию перед лицом какого угодно из языческих богов.

Ошалело Орландина смотрела на новоявленного поручителя.

Да она видит его, почитай, в первый раз… С какой стати?..

Хотя понятно — стоит посмотреть, как глядит на него сестренка.

Ну Ланда, ну молодец! И как сумела?

— Хорошо, поручительство принято, — невозмутимо кивнул префект, не удивляясь, казалось, заступничеству христианина за язычницу. — Теперь вы.

— Вареникс, князь Лесной, — представился леший. — Из Куявии. Путешествую частным образом по Империи. Всецело, так сказать, присоединяюсь к словам достопочтенного рыцаря.

— Князь?! — уставился на него префект.

Зато верховный жрец как-то странно улыбнулся и покачал головой.

— Так точно, милай, — не моргнув глазом ответил лешак. — Ты ужо не сумлевайси. Князья мы…

— Da ved oblichiye u tebja ne kuyavskoe, bojarin… — вдруг бросил один из присяжных.

— Ne tvojo delo, smerd! — не моргнув глазом ответил представитель Малого Народца.

— А доказательства где? — заволновался квестор. — Этак каждый себя объявит… августом и фараоном.

— Ну, есть и доказательства, — вновь не растерялся леший. — Раз слову княжьему не верите.

Подойдя к судейской скамье, леший протянул старшему жрецу какой-то свиток.

— Вот, стало быть, мои рекомендательные письма.

Сначала Орландина подумала было, что жрец попал под чары лешачка: глаза его остекленели, лицо побледнело. Но Аполлонов слуга тут же справился с собой.

Писарь попытался заглянуть в пергаменты, но леший неделикатно оттер его движением плеча. Не суйся, мол, в дела, разуму недоступные.

— Да, удивительно, конечно, но придется признать. Поручители у подсудимой серьезные, — молвил жрец.

— Однако даже их мало, чтобы опровергнуть существенные подозрения, имеющиеся у нас по поводу этой особы! — заявил квестор, косясь на Селевка Умандагу.

Тот по-прежнему сидел, безмолвствуя, но хитренько так усмехаясь.

Эомай хотел что-то сказать, но князь лесной жестом остановил его.

— Погодь, мил человек, сейчас мое время им помогать…

— Значитца так, — начал он. — Подозрения ваши, конечно, большие, но не стоят лепешки навозной. Итак, во-первых — магия там имелась, сильная да мощная. Этак прожечь дырку в мраморе даже энтот ваш «дикий огонь» не может.

— Это почему же не может? — встрял квестор. — Ты, небось, и не видел, как он горит, уважаемый варвар.

— Говорю, не может, — буркнул лешак. — А повидал я, мил человек, на своем веку такого…

Он подмигнул Умангаде как доброму старому знакомому. Темнокожий жрец согласно кивнул и снова промолчал.

— Ну, не об этом речь. Стало быть, магия там была. А в оной деве мажьей Силы ни на асс ломаный.

— Ну уж не совсем, — уточнил жрец. — Сила, положим, есть. Хотя и непонятной природы.

— То-то, что непонятной, — согласился Вареникс. — А таких магов, кто может сотворить подобное тому, что содеялось в казне вашей, в мире поискать-поискать. А как найдешь, так потом еще убегать-убегать…

Зал сдержанно засмеялся. Видимо, этот аргумент произвел впечатление. Оба жреца встревоженно зашушукались, нервно передергивая плечами.

— Теперь второе, — продолжил леший. — В этом статуе вашем сколько было весу?

— Без малого сорок талантов, — изрек секретарь, быстро заглянув в бумаги. — Точнее, девятнадцать талантов и сорок мин. То есть две тысячи четыреста римских фунтов.

— Во-от, — кивнул лесовик. — Почитай, двадцать девять пудиков. Так сами подумайте, под силу ли ей такое своротить? Девка она, конечно, крепкая, но не настолько же?

— А может быть, у нее сообщники были? — хрюкнул квестор. — Тот же осел. Вместе статую и сбросили. Чародейство! Надо бы ее расспросить хорошенько. Ну, хотя бы кнутом…

— Об осле в свой черед, — махнул рукой козлорогий. — А теперь еще и третье — ежели она такая злодейка, то почему не убежала? Не сопротивлялась? Что на это молвите?

Тут в зале поднялся какой-то пышно одетый немолодой мужчина с окрашенной по тартесской моде в синий цвет бородой.

Орландина сперва встревожилась, но тут же успокоилась, ибо этого человека она в своей жизни не встречала.

Зато его узнала Орланда и похолодела. Ибо это был не кто иной, как воспитатель Кара, Эргион Ушбар, возглавлявший посольство Аргантония в Дельфы.

«Все пропало!» — давя слезы, подумала христианка.

Не стесняясь, синебородый перегнулся через парапет и что-то стал нашептывать на ухо префекту.

И сказанное, видимо, возымело действие.

— Итак, как префект и председатель гиэлии, выношу решение. Хотя прямых улик против гражданки Белинды нет, а поручители вызывают доверие, тем не менее постановляю оную девицу, оставив под подо зрением, заключить под стражу до выяснения всех обстоятельств и продолжить расследование законным путем. Схваченного же на месте преступления осла казнить…

— Стойте! — вдруг прозвучал в зале мальчишеский голос.

— Кар, что ты наделал! — закричала, вскочив, Орланда.

Эомай не успел ее удержать. Бесстрашно вышел Кар на середину зала, стал прямо напротив судейской кафедры.

— Я, царь Тартесский Кар, сын Истолатия, союзник и друг римского народа, заявляю, что подсудимая Белинда, она же Орландина, не может быть взята под стражу и осуждена, ибо находится на службе в ополчении Тартесса в чине опциона и подлежит лишь моему суду или же суду августа. Я также перед лицом собравшихся обвиняю наместника Британского Артория и его советника, понтифика Мерланиуса, в подстрекательстве к смуте и поддержке мятежника Аргантония, а также в злоумышлении на имперские устои.

Зал дружно охнул.

— Самозванец! — завопил вышедший из ступора Эргион, хватаясь за синюю бороду. — Хватайте его, это самозванец! Царь Аргантоний дает тысячу ауреусов за его голову!

Названная сумма произвела прямо-таки магическое действие на стражников, рванувшихся было вперед, туда, где бесстрашно замерла хрупкая мальчишеская фигура.

Не изменившись в лице, Кар выбросил вперед правую руку.

Искристая дымка окутала его кулачок, а затем розово-радужный поток света хлынул во все стороны, отразился от солнечного диска на груди каменного Аполлона и ударил по стражникам. Те с воплями покатились по полу.

— Этого достаточно? — осведомился Кар.

— Родовая магия тартесских царей… — пробормотал верховный жрец, приподнимаясь. — Точно, он!

— Ва-аше вели-ичество… — пролепетал Ушбар, падая на колени. — Не признал сперва… — Вельможа даже не побледнел, а стал каким-то иссиня-белесым. — Простите старого дурака… Возвращайтесь домой, ваше величество… Ваш дядюшка так вас заждался, уже и завещание в вашу пользу написал-ал…

И без сознания рухнул под ноги с трудом поднявшейся страже.

Надо отдать должное префекту — он не потерял самообладания, может быть единственный из присутствующих.

— По закону я не вправе решить это дело… Его может рассудить лишь август. Всем сторонам предлагаю отправиться в Александрию для законного решения.

Он поглядел на Дельфийского первосвященника. Последнее слово оставалось за мудрым старцем. Селевк Умандага поднялся со своего кресла. Народ почтительно умолк.

— Не мне решать, кто из вас прав в вашем споре, юноша. — Жрец намеренно не называл ни имени, ни титула Кара. — Я могу говорить лишь от имени светлого Аполлона и только по делу, касающемуся попытки осквернения и ограбления храма.

Повисла долгая пауза.

Святой старец махнул рукой, и неокор ввел в зал Стира. Ослик был увит лавровой гирляндой, переплетенной розами. Зрители недоуменно зашушукались.

Что бы это значило?! Обе сестры переглянулись. Орландина пожала плечами.

— Феб указал нам истинных виновников преступления. — Селевк подмигнул Варениксу, а затем… ослу. — Они, надеюсь, понесут заслуженную кару. Но невинные, — загремел голос первосвященника, — а тем более спасители храмовой чести и имущества не должны остаться без награды! Мы не можем дать им часть имущества, коим располагает святилище. Ибо все это не наше, а божье. — Снова пауза. — Однако жреческая коллегия, посовещавшись, приняла решение даровать этим паломникам право промантейи, то есть право внеочередного обращения к оракулу. Сегодня, как вы помните, пифия входила в святая святых и вопрошала волю Феба. Спросила она и по вашему поводу. Подойди ко мне, отец Феофил.