Стихотворения и поэмы - Эдуард Багрицкий

Папиросный коробок

Раскуренный дочиста коробок,Окурки под лампою шаткой.Он гость — я хозяин. Плывет в уголокСтуденая лодка-кроватка…— Довольно! Пред нами другие пути,Другая повадка и хватка! —Но гость не встает. Он не хочет уйти;Он пальцами, чище слоновой кости,Терзает и вертит перчатку…Столетняя палка застыла в углу,Столетний цилиндр вверх дном на полу,Вихры над веснушками взреяли, —Из гроба, с обложки ли от папирос —Он в кресла влетел и к пружинам прирос,Перчатку терзая, — Рылеев…— Ты наш навсегда! Мы повсюду с тобой,Взгляни! —И рукой на окно:ГолубойСад ерзал костями пустыми,Сад в ночь подымал допотопный костяк,Вдыхая луну, от бронхита свистя,Шепча непонятное имя…— Содружество наше навек заодно! —Из пруда, прижатого к иве,Из круглой смородины лезет в окноПромокший Каховского кивер…Поручик! Он рвет каблуками траву,Он бредит убийством и родиной,Приклеилась к рыжему рукавуЛягушечья лапка смородины…Вы тени от лампы!Вы мокрая дрожьДеревьев под звездами робкими…Меня разговорами не проведешь,Портрет с папиросной коробки…Я выключил свет — и видения прочь!На стекла, с предательской ленью,В гербах и султанах надвинулась ночь,Ночь Третьего отделенья…Пять сосен тогда выступают вперед,Пять виселиц, скрытых вначале;И сизая плесень блестит и течетПо мокрой и мыльной мочале…В калитку врывается ветер шальной,Отчаянный и бесприютный, —И ветви над крышей и надо мнойЗаносятся, как шпицрутены…Крылатые ставни колотятся в дом,Скрежещут зубами шарниров,Как выкрик:«Четвертая рота — кругом!» —Упрятанных в ночь командиров…И я пробегаю сквозь строй без концаВ поляны, в леса, в бездорожья……И каждая палка хочет мясца,И каждая палка пляшет по коже…В ослиную шкуру стучит кантонист(Иль ставни хрипят в отдаленье?)…Л ночь за окном как шпицрутенов свист,Как Третье отделенье,Как сосен качанье, как флюгера вой…И вдруг поворачивается ключ световой.Безвредною синькой покрылось окно,Окурки под лампою шаткой.В пустой уголок, где от печки темно,Как лодка, вплывает кроватка…И я подхожу к ней под гомон и лайСобак, зараженных бессонницей:— Вставай же, Всеволод, и всем володай,Вставай под осеннее солнце!Я знаю: ты с чистою кровью рожден,Ты встал на пороге веселых времен!Прими ж завещанье:Когда я уйдуОт песен, от ветра, от родины —Ты начисто выруби сосны в саду,Ты выкорчуй куст смородины!

Весна

В аллеях столбов,По дорогам перронов —Лягушечья прозеленьДачных вагонов;Уже, окунувшийсяВ масло по локоть.Рычаг начинаетАкать и окать…И дым оседаетНа вохре откоса,И рельсы бросаютсяПод колеса…Приклеены к стекламВлюбленные пары, —Звенит полисандрДачной гитары:— Ах! Вам не хотится льПод ручку пройтиться?..— Мой милый. Конечно.Хотится! Хотится!.. —А там, над травой,Над речными узлами,Весна развернулаЗеленое знамя, —И вот из коряг,Из камней, из расселинПошла в наступленьеСвирепая зелень…На голом прутьс,Над водой невеселой,Гортань продуваютВетвей новоселы…Первым дроздомЗакликают леса,Первою щукойСтреляют плеса;И звездыНад первобытною тишьюРаспороты первойЛетучей мышью…Мне любы традицииЖадной игры:Гнездовья, берлоги,Метанье икры…Но я — человек,Я — не зверь и не птица;Мне тоже хотитсяПод ручку пройтпться;С площадки нырнуть,Раздирая пальто,В набитое звездамиРешето…Чтоб, волком трубяУ бараньего трупа,Далекую течкуНоздрями ощупать;Иль в черной бочаге,Где корни вокруг,Обрызгать молокамиЩучью икру;Гоняться за рыбой,Кружиться над птицей,Сигать кожаномИ бродить за волчицей;Нырять, подползатьИ бросаться в угон, —Чтоб на сто процентовИсполнить закон;Чтоб видеть воочыо:Во славу природыРаскиданы звери,Распахнуты воды,И поезд, крутящийсяВ мокрой траве, —Чудовищный вьюнС фонарем в голове!..И поезд от похотиВоет и злится:«Хотится! Хотится!Хотится! Хотится!..»

Трясина

I Ночь Ежами в глаза налезала хвоя,Прели стволы, от натуги воя.Дятлы стучали, и совы стыли;Мы челноки по реке пустили.Трясина кругом да камыш кудлатый,На черной воде кувшинок заплаты.А под кувшинками в жидком салеЧерные сомы месяц сосали;Месяц сосали, хвостом плескали,На жирную воду зыбь напускали.Комар начинал. И с комарыш стономТрясучая полночь шла по затонам.Шла в зыбуны по сухому краю,На каждый камыш звезду натыкая…И вот поползли, грызясь и калечась,И гад, и червяк, и другая нечисть…Шли, раздвигая камыш боками,Волки с булыжными головами.Видели мы — и поглядка прибыль! —Узких лисиц, золотых, как рыбы…Пар оседал малярийным зноем,След наливался болотным гноем.Прямо в глаза им, сквозь синий студеньМесяц глядел, непонятный людям…Тогда-то в болотном нутре гудело:Он выходил на ночное дело…С треском ломали его коленаЖесткий тростник, как сухое сено.Жира и мышц жиляная силаВверх не давала поднять затылок.В маленьких глазках — в болотной мути —Месяц кружился, как капля ртути.Он проходил, как меха вздыхая,Сизую грязь на гачах вздымая.Мерно покачиваем трясиной, —Рылом в траву, шевеля щетиной,На водопой, по нарывам кочек,Он продвигался — обломок ночи,Не замечая, как на востокеМокрой зари проступают соки;Как над стеной камышовых щетокУтро восходит из птичьих глоток;Как в очерете, тайно и сладко,Ноет болотная лихорадка…Время пришло стволам вороненымПравду свою показать затонам,Время настало в клыкастый каменьГрянуть свинцовыми кругляками.……………………А между тем по его щетинеСолнце легло, как багровый иней, —Солнце, распухшее, водяное,Встало над каменною спиною.Так и стоял он в огнях без счета,Памятником, что воздвигли болота.Памятник — только вздыхает глухоДа поворачивается ухо…Я говорю с ним понятной речью:Самою крупною картечью.Раз!Только ухом повел — и разомГрудью мотнулся и дрогнул глазом.Два!Закружились камыш с кугою,Ахнул зыбун под его ногою…В солнце, встающее над трясиной,Он устремился, горя щетиной.Медью налитый, с кривой губою,Он, убегая, храпел трубою.Вплавь по воде, вперебежку сушей,В самое пекло вливаясь тушей, —Он улетал, уплывал в туманы,В княжество солнца, в дневные страны.А с челнока два пустых патронаКинул я в черный тайник затона.

2 День Жадное солнце вставало дыбом,Жабры сушило в нолоях рыбам;В жарком песке у речных излучийРазогревало яйца гадючьи;Сыпало уголь в берлогу волчью,Птиц умывало горючей желчью;И, расправляя перо и жало,Мокрая нечисть солнце встречала.Тропка в трясине, в лесу просекаЖдали пришествия человека.Он надвигался, плечистый, рыжий,Весь обдаваемый медной жижей.Он надвигался — и под ногамиБрызгало и дробилось пламя.И отливало пудовым зноемРужье за каменною спиною.Через овраги и буеракиПрыгали огненные собаки.В сумерки, где над травой зыбучейЗверь надвигался косматой тучей,Где в камышах, в земноводной прели,Сердце стучало в огромном телеИ по ноздрям всё чаще и чащеВоздух врывался струей свистящей.Через болотную гниль и одурьПередвигалась башки колодаКряжистым лбом, что порос щетиной,В солнце, встающее над трясиной.Мутью налитый болотяною,Черный, истыканный сединою, —Вот он и вылез над зыбунамиПеред убийцей, одетым в пламя.И на него, просверкав во мраке,Ринулись огненные собаки.Задом в кочкарник упершись твердо,Зверь превратился в крутую морду,Тело исчезло, и ребра сжались,Только глаза да клыки остались,Только собаки перед клыкамиВертятся огненными языками.«Побереги!» — и, взлетая криво,Псы низвергаются на загривок.И закачалось и загуделоВ огненных пьявках черное тело.Каждая быстрая капля крови,Каждая кость теперь наготове.Пот оседает на травы ржою,Едкие слюни текут вожжою.Дыбом клыки, и дыханье суше, —Только бы дернуться ржавой туше…Дернулась!И, как листье сухое,Псы облетают, скребясь и воя.И перед зверем открылись кругомМедные рощи и топь за лугом.И, обдаваемый красной жижей,Прямо под солнцем убийца рыжий.И побежал, ветерком катимый,Громкий сухой одуванчик дыма.В брюхо клыком — не найдешь дороги,Двинулся — но подвернулись ноги,И заскулил, и упал, и вольноГрянула псиная колокольня:И над косматыми тростникамиВырос убийца, одетый в пламя…

Можайское шоссе («По этому шоссе на восток он шел…»)