Про ЛЮБОff/on - Оксана Робски

Я поклялся, что никого.

– А у тебя?

Она обозвала меня дураком. И я с этим согласился.

Даша привезла стихи.

Так же, как и все, по привычке бросила взгляд на аквариум.

Так же, как у всех, ее взгляд на разноцветных рыбешках не задержался.

Даша выглядела обиженной.

Она язвила и вспоминала Ладу.

Я пытался ее развеселить.

Она, как и все женщины, получала удовольствие от того, что появилось нечто, в чем меня можно упрекать.

И делала это с изощренностью, которая у них у всех, наверное, врожденная.

Надо было в этой книжке, которую она привезла, выбрать стихотворение про любовь. Не сообразил.

Вечером поужинали в «Паласе», но Даша отказалась остаться там на ночь.

Я боялся выяснения отношений: упреков типа «Ты меня не уважаешь», вздохов «Конечно, кто я? Пустое место», вопроса «Ты меня любишь?» и резюме «Ты должен развестись прямо сегодня, или мы больше никогда не увидимся».

Ничего такого Даша не сказала.

Но дала понять. Взглядом и поведением.

Я отвез Дашу домой.

Возвращаться в «Палас» с кем-нибудь еще не хотелось.

Лада была дома и спала.

Я выключил лампу с ее стороны кровати. Поднял с пола журнал Vogue.

Налил себе виски.

Тема по имени Даша закрыта.

– Аллоу.

– Привет, Ларчик. Как дела?

– Ужас.

– А что случилось?

– Помнишь девочку, блондинку, симпатичную такую, вчера в ресторане за соседним столом сидела?

– Ну, так… Не очень хорошо. А что?

– Да у нее с мужем были проблемы. Он в Лондоне живет, его сюда не пускают. Так он хочет ребенка себе забрать. А она не отдает. А он мультик серьезный.

– Ну правильно. А они в разводе?

– Да, года два. Он уже и деньги ей перестал давать, и дом хотел отнять, и чего только не делал!

– Вот урод.

– А вчера она с няней и ребенком в Диснейленд должна была лететь, в Америку. Так ее в аэропорту с какой-то там контрабандой приняли.

– С какой?

– Точно ничего не знаю. Но это муж устроил. Ее закрыли. Он ей адвоката посылал, типа подпиши отказ от ребенка, сразу выпустят…

– Вот гад, а она?

– Она ни в какую. А ей лет пятнадцать светит…

– Ларчик, вот ужас-то. Бедная девочка.

– Да, и Танька Беркович сейчас по всем деньги собирает. Представляешь? Молодец. Мы все только охали, а она что-то реально делает.

– На адвоката?

– Адвокаты отказываются. Понимают, с кем бороться придется. Просто деньги, чтобы хоть в одиночную камеру перевели. Они же там по очереди спят, представляешь?

– Ужас. Я тоже дам. Трешку.

– Хорошо, я ей скажу.

– Блин, Ларчик, страшно подумать!

– Ну да. А мужики не верят – говорят, не мог он такое сделать.

– Да конечно, мог! Откуда тогда адвокат с бумагой взялся?!

– Да там все ясно! Представляешь, сволочь?

– Бедная девочка. Там же такие… Ужас. Представляешь эту тусовку? Унитаз за занавеской!

– Не дай бог!

– Ну ладно. Позвоню Таньке, скажу, еще трешка. У нее там уже где-то сто двадцать тысяч.

– Отлично. Пусть хоть камеру дадут нормальную.

– Ну, целую.

– Целую.

В прессе стала появляться негативная информация. Не о партии в целом, а обо мне.

Я не понимал откуда.

Лена ходила по кабинету и рассуждала на тему, как поднять мой рейтинг.

– Существует несколько PR-технологий, – рассуждала Лена, постукивая пальцем по стеклу аквариума. Рыбы в ужасе жались в угол. – Но главное – о вас должны заговорить. И разговор должен быть позитивный.

– Например?

– Например, Берлускони купил себе футбольную команду «Милан», зная, что итальянцы помешаны на футболе. И это был самый короткий пугь к сердцам избирателей.

– Хочешь, чтобы я купил «Челси»?

– Невозможно. А может, у вас есть внебрачный сын, который стал известным футболистом?

– Лен, ты что – болельщица? Кроме футбола ни о чем говорить не можешь?

– Могу. Кстати, тот же Берлускони очень тщательно готовился к выборам. Даже сделал себе пластическую операцию.

Мне кажется, она покосилась на мой нос.

– А еще Берлускони…

– Лен, прошу тебя о двух вещах: без Берлускони и без леворадикальных глупостей.

– Тогда покушение.

– На кого?

– На вас.

– Ты думаешь?

– Конечно. Это поднимет и ваш личный авторитет, и доверие к партии. И вся шумиха, которая будет вокруг, увеличит электорат еще процентов на тридцать. В итоге мы переходим десятипроцентный барьер на выборах и… И вы поднимаете мне зарплату.

– Пока, если хочешь, я подарю тебе аквариум.

– Давайте. А то у меня в кабинете жизни мало.

– Забирай.

– А что с покушением?

– Подумаем.

– Хорошо.

– То есть ты уверена, что, если проплатить статьи и телевидение, этого будет недостаточно?

– Нет. Только кровь. И чем больше, тем лучше. Хотя в нашем случае неудачное покушение тоже выход.

Лена ушла. Я дал задание демонтировать аквариум.

У меня был день приема избирателей. Приходили бабушки и жаловались на соседей. На цены. На отопление. На детей. На жизнь.

Я внимательно слушал и сочувствовал.

Обещал разобраться. С соседями. С ценами. С отоплением. С детьми. Со всей их жизнью, которую они доживают в старых квартирах, одинокие и никому не нужные старики – основная часть нашего электората. И даже если они не верили во все эти обещания, они говорили, жаловались и уходили довольные – потому что нашелся кто-то, кто их слушал.

Иногда некоторые из них впадали в маразм. Тогда они угрожали, ругались матом и требовали денег.

Мы раздавали продовольственные наборы, успокаивали, на улице становилось все теплей, и весеннее обострение пошло на убыль.

Я разобрался с депутатским наказом по одному из домов нашего округа, где надо было срочно сделать ремонт, и поехал в Госдуму готовить себе кабинет.

Я хотел иметь хороший кабинет, не меньше пятидесяти квадратных метров, на одном из последних этажей. Чем выше кабинет депутата, тем лучше. Меня бы устроил, например, восьмой.

Об этом надо было позаботиться заранее: занести деньги и договориться.

Еще надо было решить вопрос с книгой «Депутаты Госдумы». Иметь там свой портрет меньше чем на полосу я себе позволить не мог.

И этот вопрос тоже надо было решать заранее.

Приехал Брежнев.

С важным видом прошелся по кабинету. – Один меценат… – Ярослав остановился там, где еще недавно белая акула бороздила просторы моего аквариума. – В общем, один любитель искусства… из большой политики…

– Что? – спросил я. Наверное, немного угрожающе.

– …хочет заплатить за одну мою работу… «Рожь» называется… пятьсот шестьдесят тысяч.

– Рублей, конечно?

– Долларов.

Ненавижу идиотов.

– Но он хочет, чтобы я оказал ему услугу – снял свою кандидатуру с выборов.

Без Брежнева как официального лидера нашей партии мы не пройдем.

Нетрудно догадаться, кто этот меценат. Ильин и его партия – наши основные конкуренты на выборах.

– А как же доверие избирателей, Ярослав? – спросил я, еле сдерживая ярость.

– Влад! Я – художник.

– Так вот: как художник художнику я тебе обещаю, что после выборов твоя «Рожь» будет стоить как «Подсолнухи» Ван Гога! И даже больше!

– Да? – Брежнев задумался. – Ты считаешь?

– Я уверен.

– А я вот – нет.

Я встал, подошел к нему, положил руку ему на плечо.

– А ты с самого начала не очень во все это верил. Вспомни!

– Помню. И чего?

– Чего? А разве ты не получил именное приглашение на празднование в Кремль? На правительственное мероприятие? Через неделю?

– Получил.

– Ну? А кто знал о тебе еще совсем недавно? А? Никто! А теперь тебе президент страны лично приглашение шлет! Кстати, не опаздывай. Ни на одну секунду – это очень серьезно. Ты понял?

– Конечно. Зачем ты меня предупреждаешь?

– На всякий случай.

– Я не идиот.

– Я же сказал – на всякий случай.

Мне приснился сон. Холодно, я по пояс в снегу. На меня идет медведь. Тот самый медведь. У меня заклинило ружье. Медведь приближается. Я пытаюсь передернуть затвор. Когда я стреляю, уже нет ни мороза, ни снега. Я стою на арене цирка, а медведь, убитый мной, падает с двухколесного велосипеда, и уже не он, а я сижу на этом велосипеде, крутя педали, а сзади меня едут медведица и маленький медвежонок. Зрители хлопают, и я абсолютно собой доволен.

Димка привез меня в баню к своему соседу.

– Тебе обязательно надо расслабиться хотя бы на пару часов.

Расслабиться помогли ящик пива, сухая таранька и профессиональный банщик по имени Вова.

Он обжигал меня веником, натирал какими-то маслами и скидывал в ледяную купель.

– Как новенький будешь, – обещал Вова, и я ему верил.

Мы сидели, завернувшись в простыни, и обсуждали шаткость мироздания.

– У меня дом есть в Марбелье. На случай, если чего.

Хозяин бани был одним из первых, кто начал заниматься алкоголем, и о «если чего» знал не понаслышке.

– А у меня квартира во Флориде. Но я продать хочу. Если чего – все равно никуда уехать не успеешь. – Димка чистил тараньку так ловко, словно ел сашими палочками.