Сильнее всего - Пегги Уэйд

– Не могу сказать, что предпочел бы попасть на обед рыбам.

– Каким рыбам? – спросила Ребекка.

Она появилась под аркой в дверях, одетая в траурное платье. Шаль покрывала ее кудри и плечи. Ее взгляд метался от стены к стене, как будто она ждала, что дядя Харольд или тетя Маргарет восстанут из мертвых. Адаму показалось, что он даже уловил легкую дрожь в ее голосе.

– Входите, и я представлю вас моим родственникам. – Адам добавил еще пудры на шею Мака. – Кстати, почему вы говорите шепотом?

– Потому что мне страшно. – Она содрогнулась. – Здесь ужасно холодно.

– Покойники не возражают против холода, – рассмеялся Адам.

– А я возражаю, – проворчал Мак.

– Снаружи ярко сияет солнце. Почему бы нам не устроить это сборище наверху, в гостиной, где много солнца и света? – Девушка сморщила нос. – И свежего воздуха.

– Вспомните, все это – затея вашего отца. Эта гробница холодная, темная, сырая, затхлая и абсолютно негостеприимная. Мне нужно продолжать? По его мнению, это идеальное место. Никто не захочет здесь задерживаться.

– Возблагодарите за это звезды, – добавил Мак и снова поскреб подбородок.

Осторожно, на цыпочках, Ребекка прошла вперед, ее тень поднялась по каменным стенам и сводчатому потолку, как великан из детской сказки. В одной руке она держала свечу, в другой – саван.

– Только не говорите мне, что вы, – протянул Адам, – женщина, заявившая о своей жажде приключений, независимости и искушенности, боитесь парочки скелетов.

Повернувшись на бок, Мак положил голову на локоть и закинул ногу на ногу. Его губы скривились в усмешке. Он остался все тем же повесой, каким знал его Адам.

– Ничего не бойтесь, миледи, я обещаю защитить вас.

– Ха! – фыркнул Адам, возвращая Мака обратно на каменную плиту. – Ты мертв. Если ей понадобится утешение, я ей его предоставлю.

– Большое спасибо за ваше щедрое предложение, но если кто-то и успокоит меня, то это скорее будет мой отец. Со мной все в порядке. Я просто не привыкла находиться среди мертвецов. – Развернув синее бархатное покрывало с вышитым гербом Керриков, она покрыла им грудь Мака. – Судья и викарий уже прибыли. Папа сейчас угощает их бренди, а мама выглядит леди до кончиков ногтей, потерявшей приемного сына. Тетя Дженет еще не решила, что ей делать. Они скоро спустятся.

Адам усмехнулся:

– Пора на покой, мой друг.

Мак мог ворчать сколько угодно, но сделал бы все, чтобы обезопасить Адама. Они спасали друг друга много раз, и даже при более опасных обстоятельствах. Мак знал не хуже Адама, что поставлено на кон.

Так что сегодня вечером Адам Хоксмор, граф Керрик, упокоится с миром, погибнув в результате трагической случайности. Тем лучше. Этот человек был изменником! Никто не будет задавать вопросов, как они надеялись.

План был прост, как все гениальное. Изменить внешность, отвлечь внимание и направить мысли в нужное русло. Оставался открытым только один вопрос: смогут ли актеры сыграть свои роли?

– Ну, что ж, дружище, испытай себя.

Мак лег, сложил руки на груди и закрыл глаза. Черный сапожный крем скрыл его рыжие кудри, и он был одет в лучший мундир Адама. Он дышал так незаметно, что казалось, он действительно умер. Адам подумал, что при тусклом освещении и некотором везении все это действительно сработает.

– Смерть тебе к лицу.

– Иди к черту! – проворчал Мак.

Ребекка возилась с мундиром Мака.

– Вы должны дышать очень медленно, невзирая ни на что.

– Нет проблем, в этом воротнике я удавлюсь и не замечу.

– Как я тебя понимаю! – поддакнул Адам, внезапно пожелав поправить изысканный галстук на своей собственной шее. Его намерение отказаться от вычурных галстуков, как Шелли, было категорически осуждено Уизерсом и Ребеккой, но он всегда мог решить по-своему. – Просто будь осторожен.

Улыбнувшись, Мак сказал:

– Не беспокойся. Здешний судья заботится больше о спиртном, чем о своей работе. Почему, ты думаешь, он так и не поймал меня? А викарий слишком стар, чтобы отличить собаку от кошки. В сочетании с бренди в их желудках и здешней очаровательной обстановкой это заставит их поскорее опознать во мне тебя и убраться восвояси. – Мак подмигнул Ребекке: – Может покойник получить поцелуй?

– Не думаю, – отрезал Адам. Он знал, что Мак всего лишь поддразнивает, но непонятно почему предложение задело его.

– Я тебя не спрашивал.

– Вы неисправимы, – ответила Ребекка, из ее голоса, наконец, исчезла нервозность. – А теперь тихо. – Засмеявшись несчастному выражению лица Мака, она в последний раз поправила его костюм.

– Не забывайте свою роль, прекрасная леди. Если кто-то близко подойдет к моему бренному телу, не стесняйтесь прикрыть собой мои бренные кости и горько рыдайте.

«Ребекке лучше не подходить к нему так близко», – подумал Адам. Собственно говоря, она, кажется, занималась одеждой Мака гораздо дольше, чем необходимо. Адам убрал ее руку.

– Я сам займусь этим. – Он подтянул покрывало на теле друга.

Мак снова ухмыльнулся:

– Ревнуешь? Адам поднял бровь:

– К тебе? И не надейся. Ты забыл, я знаю твои плутовские замашки. Я просто защищаю невинность от пристрастий твоей презренной натуры.

Мак довольно захихикал:

– Как скажешь, друг мой. Как скажешь! Это напоминает мне тот случай, когда мы остановились в той таверне под Редингом. Там была восхитительная девчонка, брюнетка, кажется. Насколько я помню, мы оба...

– О, заткнись и умри!

– Думаю, я хотела бы услышать эту историю, – сказала Ребекка.

– Нет, не хотели бы, – отрезал Адам.

Как корабельный колокол, голос Эдварда эхом раздался под сводами склепа, прекратив их перепалку. Мак подмигнул и едва успел опустить голову на маленькую красную бархатную подушечку, как послышался звук шагов по каменному полу. Ребекка устроилась рядом с Маком, белый носовой платок был ее единственной опорой. Адам отошел в дальний угол, самую темную и незаметную часть склепа, и ждал. В конце концов, он ведь не мог пропустить свои собственные похороны.

Эдвард вошел первым, за ним Дарвин Паттерсон, местный судья; щеки последнего были так же круглы, как и в день отъезда Адама во Францию. Следом появились Дженет и Мириам, рука об руку, за ними викарий. Все столпились у порога, как будто ожидая какого-то знака.

Отступив в сторону, Уинком посмотрел на Паттерсона.

– Делайте свое дело, – сухо распорядился он. Паттерсон, повернувшись, заметил Адама.

– Кто вы? – спросил он.

Адам согнулся в глубоком поклоне:

– Фрэнсис Коббалд.

– А кто это такой?

Эдвард встал рядом с Паттерсоном.

– Если хотите знать, это чертов поэт, которому моя дочь собирается покровительствовать в Лондоне. – Качая головой, он добавил: – Заставляет отца задуматься, где он ошибся.