Тени Ужаса (=Конан-островитянин) - Лайон Спрэг де Камп

Конан, не долго думая, решил эту проблему. Он оторвал длинный кусок шелковистой красной ткани и обмотал его вокруг головы и нижней части лица, так что видны были одни только глаза. С трудом натянул он на себя рубашку-кольчугу и сапоги и повесил меч у бедра. Затем он облачился в тяжелое, жаркое, колючее одеяние из перьев и надвинул капюшон как можно ниже на глаза.

У Конана не было возможности оценить эффективность этой маскировки, но было ясно, что при случайно брошенном взгляде его фигура не вызовет подозрений. И все же голубые глаза и красная повязка вокруг подбородка могли привлечь внимание. Однако он решительно отмел прочь эти опасения. Ему доводилось бывать в различных городах, и жизненный опыт подсказывал, что священник или маг редко смешивается с толпой простых людей, которые к тому же сами обычно рады избежать подобной встречи.

Собрав все свое мужество, Конан сделал несколько шагов вперед и оказался на площади, освещенной луной и укрепленными на стенах домов факелами-ведрами. И тут же его маскировка подверглась первому испытанию. Толстопузый владелец лавчонки, едва начавший собирать выставленные для ночной торговли товары, был первым, с кем Конану довелось столкнуться. Маленький коричневый человечек укладывал в многочисленные деревянные ящички свои узорчатые изделия из меди, нефрита, серебра и золота, а также коллекцию головных уборов, украшенных перьями. Когда Конан показался на площади в своем птичьем одеянии, владелец лавки искоса метнул испуганный взгляд на его высокую фигуру. Затем он согнулся пополам в поклоне, выхватил висящий на заплывшей жиром груди нефритовый амулет, подобострастно поцеловал его и замер, не разгибая спины, в этой услужливой рабской позе, пока Конан величественно не прошествовал мимо.

Итак, первое испытание пройдено! Похоже, маленькие люди Антилии страшно боялись и благоговейно почитали своих колдунов-священников. Так что Конан при разумной доле осторожности и некоторой удаче мог ходить, почти не опасаясь, что его кто-нибудь окликнет.

В течение долгих часов исследовал Конан широкие дороги и извилистые переулки Птаукана, не привлекая к себе особого интереса. Появление священника в подобных одеждах из перьев на вымощенных булыжником улицах среди высоких зданий потерянного города атлантов было, очевидно, обычным делом. Позже, когда улицы совсем обезлюдели, он нашел пустую ветхую лачугу, где и проспал до рассвета, а затем он снова отправился на поиски.

В бледном свете утра Конан видел десятки других высоких фигур в одеяниях из перьев, неспешно вышагивающих на толстых подошвах сандалий-ходуль. Они появлялись то тут, то там, высокомерно шествуя сквозь копошившуюся толпу и никогда не снисходили до ничтожнейшего знака внимания в ответ на униженные приветствия встречных людей. Создавалось впечатление, что священники-мудрецы древней Атлантиды являлись также и подлинными правителями этого города.

Видно было, что все население города подчинялось им беспрекословно и полностью. Антильцы казались Конану людьми вялыми, униженно-покорными, с остекленевшими, ничего не выражающими глазами и испуганными лицами. Со страхом, мелькавшим в их косых взглядах, они спешили поскорее убраться с дороги, по которой шествовала высокая, укутанная в перья фигура священника, чьим неприятно-высокомерным и властным манерам киммериец изо всех сил старался подражать.

Птаукан, как обнаружил Конан, представлял собой серию плоских наклонных ступеней-уровней, крутые лестницы соединяли сбегающие вниз параллельные улицы. Сам город был плодом мощной технической мысли, отмеченной сложной и богатой культурой с древними традициями и давно сложившимися архитектурными канонами. Искусство резьбы по камню, процветавшее у антильцев, не имело себе равных в том далеком мире, где жил Конан. Даже самые современные города известных ему государств не могли сравниться с массивными очертаниями величественных храмов и с кропотливо обработанными мельчайшими деталями барельефов. Фантастический зиккурат на центральной площади, увенчанный великолепным храмом, не уступал по размерам пирамидам Стигии и вызывал в памяти зловещие контуры некоторых мрачных культовых храмов Шема. Он, должно быть, возводился тысячами рабов многие века. Площадь ограничивали убегающие вдаль ряды скамей, они поднимались вверх, ступенька за ступенькой вокруг пирамиды, и могли бы вместить тысячи зрителей.

Конан держался подальше от этой площади с пирамидой, так как, судя по всему, это было священное место. К тому же, там он вполне мог столкнуться с множеством жрецов в таких же, как у него, одеяниях, которых, вероятно, не особо смутит его появление и которые могут заговорить с ним. По той же причине он старался тщательно избегать всякой фигуры в плаще из перьев на улицах города. Впрочем, они, казалось, были кастой не слишком общительной. Отстраненные, неприступные, погруженные в какие-то собственные, никому не ведомые размышления, они редко останавливались даже для того, чтобы заговорить друг с другом. Конан провел много времени, слоняясь неподалеку от кучек различных людей, чтобы услышать какой-нибудь обрывок разговора на их необычном языке. Звуки были гортанными, свистящими и сливались в длинные словосочетания. Теперь Конан уже понимал многие слова и некоторые фразы, но большое, быстро произнесенное предложение тут же ставило его в тупик. И все же он понял, что правила их грамматики совершенно отличны от грамматического строя всех известных ему языков, хотя несколько слов, выученных с помощью Катлахос, очень слабо, но все же напоминали его родное киммерийское наречие.

Конану пришла в голову мысль, что атланты, создавшие свою цивилизацию после падения Валусии, заимствовав значительную часть ее культуры, отчасти были предками и его народа. В почти забытую теперь эпоху до Катаклизма племена и кланы древней Киммерии воевали и вступали в смешанные браки с атлантами, которые колонизировали берега Таурии. Многие киммерийские общины, воспринявшие зачатки цивилизации в результате длительного общения с колонистами, часто служили наемниками в их войсках во время событий последних веков существования Атлантиды, вплоть до погружения острова-континента в пучины морские. За столетия постоянного общения с атлантами киммерийские варвары столкнулись со множеством новых, более сложных понятий или часто использовали слова своих извечных противников. В этом, наверное, и была причина слабого сходства, сохранившегося по обе стороны Западного Океана между некоторыми словами для обозначения подобных предметов. Однако этого сходства было недостаточно, чтобы пришелец с другого берега Великого Моря без изрядной доли старания и навыка смог уловить смысл речей антильцев.