Точка - Григорий Ряжский

Так вот, жопу от кожи сиденья не отрываю, курю что-то типа Давидофф лонг сайз, само собой. Зебра при мне, и она же над мамками, над своими шестерками — всё ведет, весь учет на ней: охрана, возилы, девочки, расчеты. Нинка — та с другими мамками на связи, которые от процента, независимое направление сотрудничества и другой на ней контроль, отдельный от этого. Сама — внешние контакты-монтакты, крыша, касса, общее руководство, справедливое распределение по труду на основе имеющихся договоренностей с персоналом точки, обязанностей и прав. Контракт есть контракт, слово есть слово, профессия есть работа, а порядочность людская девальвации не подлежит — так меня мама учила ещё с начальных классов, и особенно это важно на точке, в силу специальных социальных причин и возможных дальнейших разборок, в том числе и своих со своими. А для чего охрану держать, спросите? От кого, если и так мусора крышуют? Отвечу, потому что знаю про это всё. Итак, предположим.

Вы купили, как порядочный, отъехали, тоже, как нормальный, насосались ханки до кабаньих глюков, как вольный хозяин своего ЭГО, — ничего, что по научному немного? — это у меня от Эдика осталось — далее вы размягчились после всего хорошего и доброго настолько, что не смогли соответствовать своей же покупательной способности и в результате остались без оргазменной разрядки, несмотря на имевшиеся ранее намерения. Вы всё еще человек порядочный и потому принципиальный, а это означает, что вы снова падаете в тачку, где у вас получается управлять обратной ездой лучше, чем не получается втиснуться в девочку на месте соединительной попытки, и доставляете вас обоих на точку, где оплачивали. Всё пока — чистый принцип, чтобы замаскировать недовольство на себя.

Однако нужен мотив к возврату тарифа, и он, конечно же, имеется: девочка — говно, скандалистка, алкоголичка, недотрога, не целуется в губы, не заводит и сама не заводится, не улыбается, хамит, матерится беспрерывно, в рот не берёт без резины, ногтем оцарапала острым, оскорбила два раза, что козел, и вообще не дала — другими словами, сука, блядь и проститутка. Так что, бабки назад попрошу, господа мамки и прочие сутенеры.

И тут вступают в законную силу пацаны из охраны. Они на точке в обязательном порядке трезвые и вежливые и поэтому так же трезво и вежливо умеют объяснить вам, что вы не правы, а в частности, что сами вы понтярщик, дядя или юноша, там, и возврат мы не производим по не своей вине, а по вашей, и вам, мужчина, лучше отнестись к происшествию со всей завтрашней трезвостью и вообще, вали отсюда, козлина, пока ноги не переломали, врубаешься в ландшафт?

И это их работа — мусоров на разборках подменять. Ну, сами подумайте — даже мент и крышевой если, неужели, полагаете, начнет такие выяснения устраивать с клиентом и всю нашу чистокровную милицию подставлять? Имя ей такой ерундой пачкать и репутацию? Не за то мусорам точка платит, чтобы они знамя своё марали, а за то, чтобы просто знали о всех делах на зоне их ведомства и сумели вовремя облаву предвосхитить в конкретно вверенном подразделении порядка. И чтоб ещё другие менты об этом в курсе были и не хамели не у себя на территории, и разбойный беспредел не учиняли типа того, который прибыл на точку раз, не сказал, что сам мент, на квартиру Кристинку свёз, которая из-под Рязанской области только начала работать, а там ещё мусоров пьяных штук десять отирается, этого дожидаются. Ну, ксивы повытаскивали, в нюхальник Кристинке сунули и сказали, пикнешь — пару чеков героиновых подложим, здесь же прям повяжем и на всю катушку отдыхать пристроим, на восьмерочку, где-то, — на девяточку.

Что такое чек, Кристинка не знала, но про героин услышала и так перепугалась, что пока они в очередь по всякому её трахали, не произнесла ни слова, а на другой день до точки дохромала, бабки забрала за прошлую ночь и вернулась к себе под Рязань, и больше в Москву ни телом, ни духом. Особенно один из ментов тех след оставил неизгладимый. Она и не думала сопротивляться, губу закусила, терпеть решила до самого края — так тот непременно изнасиловать хотел её, несмотря на согласие и безропотность. А когда не получил в ответ ни сжатых ног, ни словесных проклятий, разгневался страшно и стал в Кристинку фанту запихивать, в самую глубину. Спасибо, другие менты его приостановили, фанту отобрали, и что фанта эта была 0,33, а не 0,5 бутылкой и без пробки уже, пустая.

Вот и всё, так что нужны пацаны охранные, нужны, никуда не деться — на них не сэкономишь. А также нужны возилы, чтоб возить, когда надо, и сидеть где было девчонкам. Совершенно незаменимы мамки для совершения сделок купель-продаж и исключительно нужен сам клиент — чем дороже и чаще всех, тем лучше и больше всем.

Ну, и крыша сама — штукарь баксов — есть работа — нет работы, а только слабая занятость — не качает: будьте любезны, по любому пошлите через посредника в нужное отделение от нашей точки — вашей, с поклоном и уважением, или точке вашей штраф и последующий пиздец, ляжет она на сохранение и отойдет к кому пограмотней или блатней. А кто там для неё Христофор Колумбом стал, открыл, обосновал, жизнь в меха надул — без разницы начальству, ему тоже жить надо и кушать двадцать один раз в неделю, не считая полдников, праздников и напитков. Оно разрешение тебе озвучило — трудись и соответствуй, а то Москва одна, а вас до хуя желающих до богатств её добраться, до человеческих ресурсов, залежи уникальные источить мужских резервов, включая одинокие, холостые, нетрезвые, старые, молодые, пока ещё неразведанные, а также гостей столицы. Так-то!

Ну, это я вкратце, сама себе иногда напоминаю, перед чем стою, напротив какого пограничного столба, чтобы себя же на стойкость проверить и на саму себя грусть нагнать. И замечаю, что получается устоять против перечисленных неудобств и страхов: гордость за смелую мысль мою перекрывает неуверенность в поступке, а отсутствие денежного капитала на разворот проблемы компенсируется надеждой на будущий успех и мысленной картинкой себя в тачке с Давидофф на поджопной коже.

Но я о Нинке хотела вспомнить, а отвлеклась, однако. Очень мне увлечение её коксовое не нравится. Я, когда из Бельцов вернулась и узнала о Нинкиной новой страсти, что ей Аслан подтаскивал, — помните, наверно, — то подождать решила и посмотреть, как пойдет у неё процесс дальнейшего употребления, с каким вредом для нас с Зеброй и последствиями для самой Мойдодырки. Прошло с поры обнаружения около лет двух скоро, но надо сказать честно — Нинка употреблять всё это время продолжала, но без одного эксцесса, без наркоманской падучей держалась и истерических выходок обходилась. Но мы-то с Зеброй знали, что все равно в зависимость от порошка Нинка влетела, и на полстоимости Аслан её тоже долго не продержал — на всю полную перевел. Одним словом, дуреть Нинка не дурела и башня с неё не слетала, но бабки все, какие на работе имела, туда теперь улетали, в Асланов карман. Но Нинку, как будто, это не волновало, потому что как раз оставалось на жизнь с нами на Павлике.

Одно угнетало её, по отдельному направлению её забот — как там братик её на магнитогорской родине существует, какое у него здоровье и как же ей, наконец, отобрать его к себе у алкашей, которые обоим им родителями приходятся. Правда, вспоминала Нинка о родственной проблеме за последние пару лет всё реже и реже — некогда было постоянно: то одно, то другое, то работа, то порошок, то субботник, то снова порошок. А главное — так и не собралась ни разу в город детства и детского дома и не выяснила до сих пор, как братку её больного звать. Но намерений своих, тем не менее, не оставляла, не вдумываясь про то, кто ей его отдаст, зачем он ей нужен, где она с ним, дебильным, будет жить и что сама будет дальше делать. Кроме боли в глубине сердца, когда вспоминала, и горькой к нему же жалости, когда плакала, Мойдодыр конкретных действий не применяла: то ли на потом оставляла, то ли решение подбирала нужное. Во всяком случае, именно за такое отношение к неизвестному кровному малышу Нинка вызывала у меня иногда невольное уважение, и это было, кроме того, что она просто хорошая подруга и вместе работаем — это было за конкретное сознательное дело.

Короче, конкурс мой для партнерства на точке Нинка прошла чисто, с небольшим отклонением от анкеты, но в незначительную сторону, связанную с злоупотреблением кокса. В конце концов, это её личное дело, если не будет мешать моему делу и её здоровью. Ещё я подумала, что все равно у меня нет никого больше, на кого положиться могу, — Зебру я вообще не беру в расчет, Зебра у меня и так под номером один, без всякой анкеты и прикидок на совесть. Дилька — она и есть совесть сама, Дилька — наша всё, как Пушкин на Красных Воротах, то есть, как Лермонтов напротив точки у Следака. На Дильку у меня главная ставка по надежности: вот кто не продаст и не предаст вовек, хотя и живет в Москве столько лет без паспорта, легенды и домашних тылов, куда возвращаться. Есть, конечно, в этом неудобняк — когда менты Зебру прихватывают, освободительный тариф, само собой, вырастает в связи с отсутствием подтвержденных паспортных данных в целом, но компенсация за такую потерю — максимум полтора клиента, жалко, гадостно, но терпимо, в общем, если не всё время под мусорское бремя подпадать. Лично я в Бельцы Сонечке с Артемкой с проводником больше отсылаю, чем на сколько Дилька в месяц попадает через голяк по бумагам, так что проблематику такую она пережить в состоянии вполне. А начнем работать по-новому — паспорт ей купим через тех же ментов, через паспортный их мусорской стол: кому надо чего надо дадим сколько надо, в смысле, Дилька даст, и позицию Зебрину закрепим через их ментярскую бизнес-визу.