Хулиганы с Мухусской дороги - Ардашес Оникович Овсепян

прекратился, когда до Сабины дошла простая истина. Пока она хнычет, её любимого бьют и морят голодом. Её испугало больше не отношение к нему в изоляторе, а что она проплачет возможность спасти его жизнь. «Слезами горю не помочь!» — остановила она себя. Села перед зеркалом и, глядя в заплаканное отражение, перевела дух. Она жаждала вызволить Алиаса из беды. Уже через пятнадцать минут разбитая горем девушка превратилась в сильную женщину. Правда, идей особо не было, всего одна — просить героя своего детства, всемогущего и успешного отца.

Когда прокрутился дверной замок в комнате Сабины и послышались шаги, родители попытались избавиться от следов негодования, приводя свои эмоции в порядок. Получилось не очень. Сабина села на диван, Максим Астахович разместился подле нее и, обхватив ее ладони, по-отечески приготовился поддержать. Ирина Анатольевна испытала пик волнения, обгрызая ногти на руках, как семечки.

— Папа, приехав в Мухус, я познакомилась с одним замечательным человеком. И за столь короткое время сумела с ним близко подружиться. Он порядочный, добрый, справедливый и, как каждый кавказский мужчина, вспыльчивый. Случилось так, что он стал жертвой большого заговора, и его арестовали. Его решили обвинить в том, в чем он совершенно не виноват, спровоцировали, задели честь и вынудили вершить самосуд. Самосуд, не чуждый жителям Страны души! Но для него поступок стал роковым. Его содержат в нечеловеческих условиях, морят голодом и бьют. Я воспринимаю эту ситуацию, как личную трагедию! И переношу ее с той же болью, что переносит он, разве что мне не приходится испытывать физические воздействия. Я никогда не просила тебя об услугах, а сейчас прошу. Папа, помоги, пожалуйста.

Максим Астахович, дослушав, улыбнулся с такой искренностью, с такой радостью, как не улыбался прежде в жизни. От счастья закружилась голова, так что он глубоко задышал, снабжая мозг недостающей порцией кислорода. Ирина Анатольевна так громко расхохоталось, забыв про аристократический нрав, что пару раз случайно хрюкнула. Из сотни вариантов, обсуждаемых родителями, рулетка жизни выдала вариант, о котором они и не мечтали. Одним выстрелом двух зайцев: и дочь цела, и гопник исчез далеко и надолго.

И снова ком подступил к горлу Сабины, куда больший всех предыдущих, обещающий вызвать истерику. Но такая роскошь, как ныть, орать, бить посуду и не разговаривать с родителями, была сейчас непозволительной. Это никак не помогло бы Алиасу, а она в тот момент была готова ради него на все. Буквально за несколько минут она сделала, что большинство женщин не может сделать и за всю жизнь. Она переместила центр принятия решений из сердца в голову, как сразу же расчетливый ум отдал распоряжение погасить эмоциональность, кровь перестала бурлить в венах, она похолодела, ком замерз и был уничтожен легким глотанием. Сабина подождала, пока надышится отец и насмеется мать.

Максим Астахович счел новость за подарок Божий и впредь оказываться в подобных ситуациях не желал. Дочь следовало защитить от общества Алиаса. Противостоять юной влюбленности указами и запретами — занятие малоэффективное. Максим Астахович боялся пробудить в ребенке упрямство. Ему самому когда-то было восемнадцать. Все идеи, содержащие хитрость, изощренность, обман, которыми он виртуозно пользовался в обыденной жизни, были отброшены. Максим Астахович оснастился самым сильным оружием — отцовской любовью.

— Мое чудо, вся моя жизнь построена для тебя. Я работаю днями и ночами, чтобы ты была сыта, носила красивые платья, получила достойное образование и, главное, с родительского теплого гнезда попала в хорошую семью. Когда ты плакала, мы с мамой не находили себе места, ибо на земле нам места нет, когда ты несчастлива. Твой друг, судя по всему, попал в сложную ситуацию, и мне его искренне жаль. Ты так лестно о нем отзываешься. Но, к сожалению, я не могу ему ничем помочь, хоть я и юрист. Потому что считаю это неправильным. До нас с мамой доходили слухи о твоей дружбе с хулиганом. В целом общество рассказывает о нем без презрения, но факты — вещь упрямая. Он — мелкий вор, пускай добрый и отзывчивый, как ты говоришь, но вор. Он нигде не учился и не работает. Одно твое нахождение с ним сводило нас с мамой с ума, а твои эмоции лишь подтверждают опасения. Мы с мамой приложили огромные усилия, договариваясь о твоей помолвке с Марком в Москве. Он богатый, умный и обеспеченный на несколько поколений вперед. Ты ни разу его не вспомнила, а за Алиаса пришла просить помощи. Учитывая, что ты редко просишь. Сейчас возможно будет обидно, что судьба развела тебя с Алиасом, но уверен, в будущем ты скажешь мне огромное спасибо. И я, дабы защитить тебя, не поспособствую его освобождению, а напротив, приложу усилия, чтобы вы не виделись.

— Мне повезло с родителями, я благодарна вам за все. Не в духе моего воспитания разговаривать с любящими меня людьми с позиции шантажа и угроз, от того слов о самоубийстве или побеге в разговоре я использовать не буду. Но случай для меня крайне важный, а ситуация патовая и с каждой минутой приближается к трагедии. Я не знаю, от какого удара дубинкой погибнет или станет инвалидом мой друг, чью смерть я не прошу ни себе, ни уж вам. Посему тратить времени на капризы и уговоры, чтобы смягчить вашу позицию, не буду. Предлагаю сделку. Папа, вы помогаете Алиасу, чтобы его жизни и свободе ничего не угрожало, а я обещаю выйти замуж за Марка и уехать в Москву. В противном случае…

Отец вскочил с места, как ужаленный. Ирина Анатольевна, молчавшая на протяжении разговора, пала к ногам мужа и, взяв его за руку, перебила:

— Поможет, конечно, поможет! Заклинаю! Спаси этого бедного мальчика.

***

Максим Астахович вечером вышел из дому. Не совсем понимая, с чего начать, зашел к другу ветерану. Он обошел подробности, связанные с причиной задержания. Коротко охарактеризовав мелкой хулиганкой, свойственной молодым людям. Алиаса представил, как сына подруги своей жены, которая уже второй день, плача в их доме, просит помощи. Ведь сын ее содержится в нечеловеческих условиях, часто подвергается издевательствам и пыткам. Себя в контексте приплел к благородным джентльменам, чья совесть не позволяет отмалчиваться. Приплел к этому свое юридическое образование и резюмировал:

— Выносить вердикты милиция не уполномочена. Судьбу парня должен решать суд.

— За что мы воевали! — ветеран стукнул кулаком по столу. — Максим,