Кровная месть - Фридрих Незнанский

— Это называется — демарш, — сказал Ваня.

— Тебе видней, — пожал плечами Феликс.

   — Но я тебя поддержу, — пообещал Ваня. — Не знаю, чего ты гонишь волну, но мне интересно узнать предел их сопротивляемости.

— Спасибо, — кивнул Феликс Захарович.

   Они распрощались, и Феликс Захарович ушел первым. Он шел, не замечая ни дождя, ни луж под ногами, ни удивления людей, с которым те на него смотрели. Седые волосы его намокли, капли воды стекали за воротник плаща, и из-за этого никто не замечал, что по его окаменевшему лицу текут слезы. Все было списано на дождь.

   Впрочем, вернувшись домой, он прогрел ноги, выпил аспирин и даже хлопнул рюмку водки. Теперь ему было ради чего жить, и торопиться уходить не следовало, даже если рушились устои.

   Снова он узнавал номер телефона по компьютерному коду, и, когда автоответчик привычно отозвался: «Говорит диспетчер связи. Если у вас есть сообщение, произнесите его после сигнала», — Феликс Захарович произнес:

— Говорит Франт. Срочно нуждаюсь в личном контакте. И дрожащей рукой он положил трубку.

   День продолжался в обычном порядке. Легкий ленч, газеты, послеобеденный отдых. Он даже вздремнул на диване в кабинете, прикрывшись пледом. После трех зашла домработница, приготовила из полуфабрикатов обед, забрала белье в прачечную и поинтересовалась насчет надбавки к зарплате. Феликс Захарович, хоть и был покороблен ее прямотой, пообещал ходатайствовать.

   — Сами же понимаете, — сказала домработница, — за ценами не угонишься.

   Ликвидировать Бэби? Кому это могло прийти в голову? Его лучшего агента, исполнителя самых сложных и рискованных акций... Нет, это была не та аргументация. Лучшие агенты тоже переживали свои сроки, и дело не в качестве. Дело в том, что он с нею сроднился, он считал ее почти дочерью, и сама мысль об устранении Нины казалась ему дикой. Всегда понимавший важность дисциплины, всегда исполнявший приказы беспрекословно, сегодня он восстал против бессмысленности приказа и потому чувствовал, что перешел какой-то невидимый рубеж. Его нынешний демарш уже внесен в его личное дело, и что бы он теперь ни предпринял, на нем будет печать ослушника. Ему надо привыкнуть к этому. Теперь ему будет значительно ограничен допуск к секретной информации, ему уже не видать места в коллегии Суда, да и все остальное тоже будет сильно урезано. Но что это могло значить в сравнении с жизнью Нины?

   Ожидаемый им человек пришел уже вечером, когда за окном стемнело. Такие у них были отношения, что тот сам открыл дверь своим ключом. Этот ключ мог был быть использован один раз в жизни или, напротив, никогда не использован вовсе, но он всегда был в распоряжении тех людей, от кого Феликс Захарович теперь ждал помощи.

   — Здравствуйте, — сказал вошедший, приветливо улыбаясь. — Вы прекрасно выглядите, Феликс Захарович. Вы меня непомните? Мы с вами вместе отдыхали на Кипре.

   — Леонид Андреевич? — спросил осторожно Феликс Захарович.

   — Именно так,— удовлетворенно улыбнулся гость.— Славно мы тогда повеселились, не так ли?

   — Значит, вы тоже в этом деле? — спросил Феликс Захарович.

   — Мне было очень приятно узнать, что мы работаем вместе, — сказал Леонид Андреевич. — Позвольте сесть?

— Да, конечно, — спохватился Феликс Захарович.

   Он не мог скрыть некоторой растерянности. Когда два года назад оказался на Кипре, то меньше всего он там веселился. Там проходил закрытый семинар по плану «Народная воля», и его нынешний гость членом семинара не являлся.

   — Можете не сомневаться, — улыбнулся гость, заметив его нерешительность, — у меня к вам письмо от Главного. Где же это оно?..— он искал письмо по карманам своего пиджака и наконец нашел. — Ага, вот!..

   Феликс Захарович взял письмо и бегло прочитал. Обычное письмо старого друга, и никто бы никогда не смог вычитать из него той информации, которую сразу увидел Феликс Захарович. Письмо ясно говорило о том, что доверять новому гостю нельзя, что Главный в беде и надо предпринять все возможное, чтобы его из этой беды вызволить. Тут же была и дополнительная информация.

   — Прошу прощения, — сказал Феликс Захарович и отошел к компьютеру. Кажется, ему удалось скрыть свое смятение, может потому, что он сразу не принял этого человека.

   Несколько нажатий клавиш — и он все понял. Эти добрались до Главного и теперь пытаются взять игру в свои руки.

   — Так что же срочного вы хотели сообщить? — спросил Леонид Андреевич, вежливо улыбаясь.

   — Мне сегодня предложили разработать операцию с целью устранения агентов первого этапа, — сказал Феликс Захарович, смяв письмо Главного и положив его в пепельницу. — Мне показалось, в этом есть некий произвол. Эти люди заслужили, чтобы их оставили в покое.

Леонид Андреевич печально кивнул.

  — Да, я уже знаю. Увы, дорогой Феликс Захарович, это неизбежный поворот. Вы же понимаете, теперь, на втором этапе, эти люди должны стать легендой. А легенды не нуждаются в живом оригинале.

   — На мой взгляд, такое отношение к людям развращает административные структуры,— сказал Феликс Захарович. — Я бы хотел встретиться с Главным. Мне есть что сказать.

Леонид Андреевич согласно кивнул.

   — Хорошо, я запишу вас на прием. Но вы представляете все сложности?

   — Безусловно, — кивнул Феликс Захарович. — Я бы хотел, чтобы исполнение указания относительно исполнителей было отложено до нашей беседы с Главным.

   — Этого я обещать не могу, — ответил гость. — Это не в моей компетенции. Я постараюсь, но вы должны в любом случае исполнить приказ в тот момент, когда он поступит. Вы это сознаете?

— Да, — сказал Феликс Захарович. — Сознаю.

19

   Этот неуловимый лейтенант Сорокин оставался нашей последней надеждой. В противном случае мы ныряли в межведомственную склоку и началась бы история, в которой успех был проблематичен, а неприятности гарантированы. Потому что в противном случае мы должны были обвинить в убийстве капитана Ратникова службы ФСК.

   Мы собрались у Меркулова — я со своими помощниками и Грязнов с Дроздовым — на небольшое оперативное совещание, и тема ФСК ходила среди нас призраком. Она всплыла, когда с остальными версиями более или менее разобрались, оставив под подозрением, как надежду, лейтенанта Сорокина. Грязнов выступил с висевшей в воздухе идеей участия в деле ФСК, и наше обсуждение перешло в другой план. Как-то все, не сговариваясь, согласились, что вероятность участия пресловутых контрразведчиков в деле максимальная, и решались вопросы технологические, как подобраться к ним поближе и взять за горло. Соответственно компьютерщики советовали искать секретные файлы. Дроздов предлагал себя для внедрения, а Грязнов считал необходимым все начинать с Краснодара. Сам Костя Меркулов, хозяин кабинета, как ни странно, долго отмалчивался и наконец сказал:

   — Господа! Я готов согласиться с тем, что в Краснодаре поработали контрразведчики. На это достаточное количество оснований. Но объясните мне, зачем они после этого так долго и так настойчиво разыскивают своих совершенно случайных подельщиков?

   — Может, там произошла утечка, — предположил я для начала.

   — Конечно, — подхватил Дроздов. — Люди поняли, что это гэбэшники, вот и началась ликвидация.

   Меркулов не спорил, он только кивал и улыбался. И от этого его молчания веры в нашу гипотезу у нас становилось все меньше, а сомнений все больше.

   — Все, я понял, — сказал Дроздов наконец. — Константин Дмитриевич совершенно прав. Если бы гэбэшники затевали убийство, а оно так и было, судя по всему, они бы не тащили на место всю команду, от которой потом пришлось бы избавляться.

— Тогда зачем они их тащили? — спросила Лариса.

— На подставку, — сказал Грязнов. — Это и ежу понятно.

— Чего же не подставили? — спросила Лариса. Меркулов опять улыбнулся.

   — Ну это еще можно объяснить попыткой замести след, — заметил я. — Сдавать Щербатого как агента им не хотелось, а на остальных милиция так и не вышла.

   — Давайте на чем-то остановимся, — предложил Меркулов.— Мы решили, что убийство Ратникова совершено с участием краснодарских чекистов — это раз. Что они искали у него какую-то дискету с секретной информацией — это два. И не нашли ее — это три. А через месяц после убийства, в течение которого следствие топталось на месте, был убит Щербатый, и так началась эпопея пистолета «Макаров». Потом убийца оказывается в столице и помимо своих кровных врагов начинает стрелять также заказные фигуры в компании с другими «стрелками». Вопрос: как выйти на убийцу?

   — Если вас послушать, товарищ заместитель генерального прокурора,— сказал Дроздов, — так это совершенно безнадежно.

   — Кто знает,— задумчиво вздохнул Меркулов.— По всем расчетам, это не должно быть безнадежно.