Лунная магия - Дион Форчун

— По-моему, это жрец, совершающий жертвоприношения, — сказала она.

Дело в том, что жрец, приносящий жертвы, имел право войти вместе с нами в Черный Храм, так как именно там он выполнял свои обязанности. Но это была мрачная и зловещая фигура, и мы не особенно хотели, чтобы он был с нами. Такими жрецами всегда были люди, совершившие тяжкие преступления, которым предоставлялся шанс искупить вину. Остальные жрецы всячески сторонились их, хотя в силу своей должности они занимали довольно высокое положение в иерархии. Поэтому, хотя нам и не было по душе общество этого жреца, мы не могли прогнать его, ибо у него было такое же право доступа в Черный Храм, как и у нас, жриц высокого ранга.

Но едва ступив на первые ступени лестницы, мы поняли, что что-то здесь не так.

— Это не жрец-жертвователь, — сказала моя подруга. — Это чья-то астральная проекция. Ты не запечатала это место как следует.

Вообще-то я всегда горжусь своими печатями. То, что я изгоняю, изгоняется и остается таковым, так что я даже почувствовала легкую досаду, ибо могла поклясться, что печати были на месте. Втайне я обвиняла ее в том, что она где-то блуждала мыслями, подумала о ком-то постороннем и таким образом вызвала его сюда. А она, очевидно, то же самое думала обо мне, так как сказала:

— Ты случайно не отвлеклась на что-нибудь?

— Нет, — отрезала я, поскольку с ее стороны было дерзостью так обращаться ко мне, высшей по рангу жрице.

— Ну, он имеет отношение к тебе, а не ко мне, — сказала она. — Давала ли ты кому-нибудь разрешение на вход в храм?

— Никому, — ответила я.

— Тебе не кажется, что это может быть кто-нибудь, с кем ты собираешься работать? Ведь если ты думала о том, чтобы его пригласить, пусть на самом деле ты этого не сделала, то будучи хорошим сенситивом, он мог почувствовать это и явиться. Собственно говоря, — продолжала она, — у меня создалось впечатление, что когда мы вошли в зал Сфинксов, там уже кто-то был. Мне показалось, что кто-то стоит на коленях перед Святая Святых.

— Вряд ли, — ответила я, ибо хотя простолюдины и стоят в такой позе, то жрец — никогда, а никто, кроме жрецов, не способен на астральную проекцию. Моя подруга вынуждена была признать, что это маловероятно, и оставив эту загадку неразрешенной, мы отправились ужинать тем, что мистер Митъярд оставил для нас в большом зале.

В ту ночь мне снился сон, причем невероятно реальный, что я шла по волнистым серым холмам, а вдали по правой стороне шумело под скалами море. Сначала я была одна и наслаждалась своим сновидением. Затем внезапно мне пришла в голову мысль, что это может быть сон о моем неизвестном преследователе, и пока эта мысль держалась у меня в мозгу — сон во сне — мне показалось, что я слышу шаги за спиной, и тогда впервые я познала страх. Я прибавила шагу, и вскоре почувствовала, что лечу в кошмарной попытке убежать, скрыться, и слышу, как меня нагоняет преследователь, подтягиваясь все ближе и ближе. Я совершенно потеряла голову, но даже в такой панике чувствовала, что в нем нет зла. Однако я продолжала бежать в ужасе, не желая, чтобы он меня догнал. На мгновение мне показалось, что сон превращается в видение, и я вот-вот узнаю нечто очень важное, и тут мой преследователь внезапным мощным рывком поравнялся со мной и схватил край плаща.

Я проснулась в холодном поту, и в ушах у меня стоял мой собственный крик.

Чтобы как-то избавиться от жуткой атмосферы, порожденной этим инкубом, я встала с постели и вышла в большой зал, где на столе еще лежали остатки нашего ужина. Там я выпила немного молока и съела сэндвич, так как для закрытия сверхсенситивных центров нет ничего лучше еды. Ощущение кошмара как-то рассеялось. Ночь была теплая, я устроилась на подоконнике и стала глядеть на луну.

Я была очень встревожена. С моей работой что-то было не так, это я знала. Сначала долгая отсрочка, показавшая, что я утратила свои контакты, а теперь еще это постоянное проникновение какого-то чужака в сферу моих чувственных восприятий. То, что это не просто подсознательная фантазия, подтверждал факт, что моя подруга тоже ощутила присутствие этого чужака. И я решила, что отправлюсь на отдых, причем немедленно.

Но на другой день, когда я попыталась осуществить свое намерение, внутри меня выросло такое мощное сопротивление и возникла блокировка подсознания, что я отказалась от этой затеи. В этой ситуации таилось нечто большее, чем я предполагала, — теперь я это видела. Но сделать я ничего не могла — только ждать, пока все прояснится.

Вот уже больше года я жила в новой рабочей обители и как-то уже свыклась со своими ночными бдениями. Полиция тоже стала воспринимать как должное мои прогулки по ночам, и некоторое время я не встречала своего преследователя, хотя иногда он являлся мне во сне. А потом одной туманной ночью я снова почувствовала, что он идет следом за мной. Я прибавила шагу, но не смогла от него оторваться, так как не было транспорта, чтобы задержать его на одном из перекрестков. Один раз я даже ощутила его совсем рядом с собой, когда остановилась посреди улицы переждать поток автомашин. Это выходило за пределы того, на что он отваживался прежде, и если бы мне подвернулся хоть один из знакомых полисменов, я бы остановилась и заговорила с ним. Но мой преследователь очевидно тоже решил, что зашел слишком далеко, и немного отстал, хоть я и была уверена, что он по-прежнему идет следом. Свернув на мост Ламбет, я уже точно знала, что он здесь, так как отчетливо слышала за спиной его шаги. Не слишком-то приятно было идти по пешеходному мосту в густом тумане, чувствуя, что та тобой кто-то идет. Оба берега совершенно терялись во мгле, и не было видно ничего, кроме свинцовой воды по обе стороны моста и огромных цепей, исчезающих во мраке высоко над головой. Шаги моего преследователя снова начали приближаться, и во всей кромешной тьме под толстой пеленой тумана не было никакого другого звука.

В тумане очень легко раскрывается высшее сознание, ибо человек отрезан от всего мира и остается наедине со стихийными силами, и мне стало казаться, что я бреду сквозь тьму, а вокруг меня вода, и что я спускаюсь по длинному подземному коридору, ведущему в храм Черной Изиды, а следом за мной идет жрец-жертвователь. Однако я не думала, что он силой заставит меня лечь на этот зловещий алтарь. Он скорее желал меня.

Это вполне можно было отнести за счет того, что я отлично знаю, какого рода побуждения толкают мужчин преследовать женщин на улицах, даже если в мыслях у них нет ничего дурного. И в том странном экзальтированном состоянии, которое постепенно овладевало мной, пока я вот так бежала в темноте, стремясь оторваться от этих назойливых шагов, ко мне пришло осознание того, что таится на уме у моего преследователя. Я поняла, что он не причинит мне никакого вреда, а образы, возникающие в его сердце, не были ни злыми, ни жестокими. Возможно, я была для него воплощением мечты, и вряд ли он осознавал, что под плащом скрывается живая женщина из плоти и крови, которую может встревожить его погоня.