Адский огонь - Нора Робертс

— Но Джон не курил. Вы им передали, что я говорила? Он не курил.

— Я все это с ними обсудил, Рина. Бывает, что люди, непривычные к курению, изредка балуются сигареткой. Может, кто-то оставил пачку в квартире.

— Но он никогда не курил. Я… я никогда не видела, чтобы он курил.

— Он был один в квартире, никаких следов взлома или вторжения. Он был… Судя по всему, он сидел или лежал в постели, возможно, читал или писал. И уронил сигарету на матрац. Точка возгорания и распространения огня совершенно очевидна и бесспорна. Началось с того, что матрац затлел, потом занялись простыни. Должно быть, он проснулся в дыму, не разобрал спросонья, что к чему. Он упал, милая. Упал или скатился с постели, увлекая за собой простыни. Это сработало как фитиль. Патологоанатом будет делать анализы, а пожарный инспектор проведет повторный осмотр в качестве профессиональной любезности, но на данный момент нет причин подозревать что-либо иное, кроме трагического несчастного случая.

— Они будут искать наркотики. Проведут токсикологический анализ на наркотики и алкоголь. Он не употреблял наркотиков и не так уж много выпил. И он не курил. Когда начался пожар?

— Около одиннадцати тридцати вчера вечером.

— Я была с ним. Там, в его квартире. Я пробыла там почти до десяти вечера. Я уехала с ним после свадьбы. Мы… извини, папа, мы занимались любовью. Он спросил, не останусь ли я на ночь, потому что его соседа нет в городе, но я решила, что мне надо быть дома. Если бы я осталась…

— Ты не знаешь, было бы так или иначе, если бы осталась, — перебил ее Джон. — Ты же не куришь.

— Нет.

— Он это знал, и можно предположить, что именно поэтому не хотел курить при тебе.

— Вы осмотрели место? Вы…

— Рина, это не моя юрисдикция. Это округ Принс-Джордж, и там работают люди, хорошо знающие свое дело. Я видел фотографии с места пожара, мне дали почитать отчеты — опять-таки в качестве любезности. Я пришел бы к тем же выводам. Милая, у тебя уже имеется непосредственный опыт злонамеренного поджога, ты знаешь, что это такое. Но ты изучаешь такого рода расследование как учебный предмет, и ты знаешь, что иногда подобная трагедия является следствием обычного несчастного случая.

— Пасторелли…

— …живет в Нью-Йорке. Я попросил местных копов проверить. Просто на всякий случай, чтобы исключить эту версию. Вчера вечером он был в Квинсе. Он работает ночным сторожем, и, похоже, все подтверждается. Он не мог съездить в Мэриленд и вернуться в Нью-Йорк, чтобы заступить на работу в ноль часов шесть минут. А он заступил.

— Значит, это просто… случилось? Почему мне от этого только хуже?

— Ты ищешь ответов, а их нет.

— Нет. — Рина опустила взгляд на свои руки, чувствуя, как кусочек ее сердца откололся и рассыпался в пыль. — Ответы есть всегда, но иногда не те, которых ищешь. 

8

Балтимор, 1996 г.

Неужели это так трудно? Рина обошла кругом безобидный на вид тренажер, прозванный «лабиринтом». В департаменте он имел статус легенды, но в ее душу не вселял страха. Разумеется, ей приходилось слышать связанные с ним истории, анекдоты, предупреждения о том, с чем новобранцу придется столкнуться в этой коробке, но, спрашивала себя Рина, но разве все дело не в том, чтобы просто сосредоточиться и все сделать правильно?

Она прошла подготовку в моделях горящих зданий здесь, в академии. Она справлялась с физическими нагрузками. Лазила по приставным лестницам, взбиралась на стены, причем в полной экипировке, преодолевала полосу препятствий. Она отрабатывала смены, хотя по большей части ее брали только посмотреть и близко к огню не подпускали, но дважды ей все-таки доверили управление брандспойтом при пожарах в жилых домах.

А управление брандспойтом, из которого под напором бьет вода, — это занятие не для мягкотелых или слабых духом.

Она же теперь коп, не так ли? Рина страшно гордилась тем, что носит униформу. Но если она хочет дослужиться до следователя по поджогам, носить жетон этого отделения, она должна досконально изучить огонь изнутри. Пока она не научится делать то, что умеют делать пожарные, пока не сделает то, что они делают, она не добьется своей собственной личной цели.

Ей мало было лабораторных занятий, искусственных препятствий и смоделированных ситуаций. Она не удовлетворится, пока не узнает все на практике.

Она в хорошей форме, напомнила себе Рина. Она много работала, чтобы нарастить мускулы на свои тонкие кости. Такие мускулы, которые пронесли бы ее в полной выкладке вверх и вниз бегом по шестиэтажному дому.

Она заслужила это право на попытку завоевать уважение мужчин и женщин, сражающихся с огнем на переднем рубеже.

— Ты не обязана это делать, ты же знаешь.

Рина повернулась к Джону Мингеру.

— Нет, обязана. Ради себя. А самое главное, я сумею это сделать.

— Не самый лучший способ провести прекрасное воскресное утро.

Вот тут он был прав. Но речь шла о ее миссии и даже, хотя она не смогла бы этого объяснить, о ее награде.

— Солнце будет светить по-прежнему, когда я выйду. Птички будут петь. — Правда, Рина надеялась, что сама она станет другой. — Со мной все будет в порядке, Джон.

— Ну, если с тобой не все будет в порядке, твоя мать с меня голову снимет.

Он перенес вес на другую ногу, изучая лабиринт. Ему было уже под шестьдесят.

Морщинки вокруг глаз от вечного прищура стали глубже.

Он верил в эту девочку, по-отцовски гордился ее успехами, восхищался тем, с каким упорством она идет к своей цели. Но он не мог не тревожиться.

— Никогда не видел, чтобы кто-то тренировался с такой же свирепостью, как ты.

На ее лице промелькнуло удивление, тут же сменившееся улыбкой.

— Приятно слышать.

— Ты многого добилась за эти несколько лет, Рина. Тренировки, обучение, работа. — Втайне он спрашивал себя: может быть, искра, вспыхнувшая в ней одиннадцать лет назад, разгорелась ярким пламенем в тот день, когда погиб в огне парень, которого она любила? — Ты быстро продвигаешься.

— А почему я должна двигаться медленно?

Как объяснить двадцатидвухлетней девушке, что у нее вся жизнь впереди и эту жизнь нужно не просто проживать, ею надо наслаждаться?

— Ты еще слишком молода, милая.

— Я справлюсь с лабиринтом, Джон.

— Я говорю не только о лабиринте.

— Знаю. — Рина поцеловала его в щеку. — Это метафора той жизни, в которую я вступаю. Это то, чего я хочу. Всегда хотела.

— Что ж, ты принесла немало жертв, чтобы добиться своего.

Рина смотрела на вещи иначе. Летние месяцы, проведенные в учебе, работе, тренировках, были для нее вложением в будущее. А наградой ей служил адреналин, возбуждение, которое она ощущала, когда надевала униформу или слышала, как к ней обращаются «офицер Хейл». Сердце у нее стучало от возбуждения, мышцы сжимались сами собой, когда она была окружена огнем. Это был всепоглощающий азарт. Ничто не могло с ним сравниться.