Опасное соседство - Ялмар Тесен

Блеки Сварт с помощниками — все в пятнистых гидрокостюмах — выбрали отличную ночку. Было полнолуние, и к пяти утра при полном штиле и ясном небе прилив был высокий. Они уже три раза закидывали сеть, и улов состоял из более чем пятидесяти белых каменных зубанов и пятнистых пристипом весом от одного до пяти килограммов, а также из множества морских карасей помельче. Вся рыба лежала на берегу сверкающей грудой, отливавшей в лунном свете серебром, и Блеки при цене три-четыре ранда за килограмм очень надеялся отхватить за нее в Кейптауне более тысячи рандов.

Меченый медленно плыл, почти касаясь дна, по неширокому речному рукаву, когда почувствовал, что прямо над ним возникла уже знакомая страшная волна, на мелководье еще более ощутимая и неодолимо влекущая его к берегу. Он рванулся было вперед, однако словно оказался в эпицентре источника колебаний — давление ощущалось со всех сторон — и тогда резко свернул в сторону, чувствуя рядом присутствие других рыб и животных и ударив могучим хвостом, который блеснул серебром среди поплавков на поверхности воды. Ялик был на берегу, рыбаки тащили тяжелую сеть, а Блеки, стоя по грудь в воде, возбужденно следил за несильными всплесками у ее края, отмеченного поплавками, загоняя пытавшуюся выскочить рыбу обратно. «Вот это улов!» — думал он. Сеть была полна, и там царило необычайное оживление; возможно, туда попалась целая стая лихий. Блеки даже позволил себе улыбнуться, когда прямо у него над головой пролетела выскочившая из воды кефаль и, блеснув, исчезла в свободных водах за его спиной. Да, действительно, в сети оказались лихии — целых двенадцать штук, все крупные, килограммов по десять, и верхние части их изогнутых хвостов уже стали видны над водой, в бурунах взбитой пены. И туг Меченый ударил в сеть всем своим восьмидесятикилограммовым весом.

Старые ячеи не выдержали, и он бросился в пробоину, лихии — за ним, и обезумевшие рыбы сбили Блеки Сварта с ног, окутав его плотным облаком слизи и заставив бултыхаться в воде. В итоге голова его запуталась в ячеях, а затягиваемая рыбаками сеть сжимала его тем сильнее, чем отчаяннее он сопротивлялся.

Внезапный шум над тихой гладью залива привлек внимание одного из любителей подниматься чуть свет, жившего на берегу; человек этот некоторое время прислушивался к диким крикам, а потом, решив, что, должно быть, перевернулась лодка с рыболовами, позвонил в полицию. Так что для Сварта конец наступил несколько неожиданно, и все же ему следовало благодарить судьбу за то, что не дала утонуть. Джеймс Ривер, узнав обо всем, был очень доволен и всласть попотчевал Делию и Йохана разными историями о рыбаках-браконьерах, варварской ловле раковин-жемчужниц и креветок, а также о морских пиратах.

— Господи, и как мы тут живем среди этих мошенников! — притворно ужаснулась Делия и подмигнула отцу, но тот в ответ только рассмеялся и подлил себе еще бренди.

Меченый прожил в эстуарии Книсны до начала весеннего цветения воды, когда планктон собирается тучами; одновременно с этим буйным размножением морского «бульона» у него вновь возникло «чувство стаи» и потребность плыть в более глубокие воды, туда, где горбыли-холо мечут икру, то есть за двести километров от эстуария Книсны на юго-восток.

Планктон, которого становилось все больше по мере прогревания воды теплыми солнечными лучами, был похож на зеленый луг, где паслись бесчисленные крохотные рыбешки.

Эти маленькие пожиратели планктона в свою очередь становились добычей хищников самой различной формы и размера, и в итоге заключенная в планктоне жизненная энергия достигала высшего уровня и начинала питать мускулы китов и десятиметровых белых акул, которые во всем своем великолепии бороздили воды Мирового океана.

Меченый без остановки проплыл шесть километров по основному руслу реки до рифового барьера и открытого моря, даже не думая о пище.

А ведь до этого плавания он вел самую обычную жизнь.

Охотился по ночам в заливе Книсны, становясь наиболее активным после полуночи и в первые предрассветные часы, а потом, когда в неглубоких водах делалось слишком светло, уплывал обратно на глубину, где и оставался до наступления следующей ночи. В заливе можно было хорошо поохотиться и днем, однако сенсорные датчики Меченого постоянно напоминали ему об опасности подобного занятия после восхода солнца. Стоявшие на якоре суда бывали порой настолько неподвижны, что их днища и якорные цепи успевали превратиться в небольшие колонии морских организмов, среди которых паслись рыбки, а сами суда казались всего лишь продолжением эстуария. Здесь, конечно, больше уже не встречались киты, выныривавшие на поверхность, однако суда представляли собой не меньшую опасность, и подводные обитатели воспринимали их как потенциальных хищников, огромных и странных. К тому же суда вызывали настолько мощные колебания воды, что это порождало у рыб постоянную тревогу, и если ворчуны или белые каменные зубаны просто шарахались в сторону и снова начинали охотиться, стоило острым лопастям винта исчезнуть вдали, то Меченый и другие горбыли-холо просто не способны были вынести такую акустическую и психическую нагрузку. Впрочем, горбыли-холо охотились главным образом на осьминогов, которые вели ночной образ жизни, а днем отсыпались на дне, если, конечно, их не соблазняла стая эстуарной сельди-круглобрюшки.

Очутившись на свободе, осьминог Феликс сразу стал подыскивать себе убежище, желательно готовое, чтобы можно было из безопасного места совершать непродолжительные вылазки и обследовать окрестности, прежде чем приступить к устройству настоящего гнезда. Феликсу исполнился всего лишь год, однако он был значительно крупнее своих сородичей, которые ему встречались. Его необычайная величина находилась в прямой пропорции к съеденному им количеству пищи, а Джеймс кормил его очень хорошо. Даже Делия, явно демонстрировавшая свое брезгливое отношение к осьминогу, все-таки неплохо с ним обращалась, ибо и она была очарована этим существом со странными глазами и способностью поразительно быстро менять цвет, схожей с умением говорить.

Зрачки Феликса казались черными, странно прямоугольными щелями, и Делия утверждала, что осьминог просто заставляет ее приносить ему еду, гипнотизируя своим взглядом, проникавшим «буквально в череп», даже если повернешься к нему спиной. В общем, привычка и умение Делии заботиться обо всех живых существах обеспечили Феликсу куда более богатый стол, чем он имел бы на воле, поэтому и рос он гораздо быстрее.

Его несколько сбила с толку агрессивность владельцев тех жилищ, которые он собирался приспособить для себя, но драться ему не хотелось, и он продвигался все дальше от слипа Рыболовного клуба, вдоль его мощного фундамента из каменных глыб, пока не очутился под старой корабельной верфью, то есть примерно в километре от того места, где его выпустили в воду. Однажды ночью Феликс, похожий в воде на плывущий по течению разноцветный шелковый саронг, проник в один из речных рукавов, где его и обнаружил Меченый, направлявшийся в открытое море. Сильные колебания воды, вызванные движением Меченого, его электрическое поле и растворившийся в воде вкус и запах слизи — все это вызвало у Феликса такую тревогу, что он ракетой вылетел из воды между опорами верфи, всего в трех метрах от Меченого, который неторопливо плыл, несомый приливом. Феликс успел выбросить чернильную жидкость, сделавшую его на время невидимым, что, однако, не устранило исходившие от него сигналы, и Меченый проглотил Феликса целиком — это была его последняя трапеза в эстуарии, перед тем как погрузиться в глубины совсем иного мира, который так же сильно отличался от прогретого солнцем эстуария, как обширный залив Книсны от аквариума в магазине Джеймса. Там, на глубине, было темно и холодно; там светились собственным светом лишь странные, поистине кошмарные существа, никогда не поднимавшиеся в поверхностные слои; там водились кальмары и осьминоги, размером и формой напоминавшие взрослые дубы, и у некоторых из них тело покрывала крупная чешуя, а щупальца с крючками на концах у основания были толщиной с тело взрослого мужчины.