Дело о рубинах царицы Савской - Катерина Врублевская

— Теперь стоит подумать, как отсюда выбираться, — произнес Аршинов. — Остров вон там. Мы без лодок — их отнесло далеко к середине озера, только вот весла спасли, одежда мокрая, тяжелая, в ней холодно, и нам не доплыть, даже если мы разденемся догола.

— Догола? — возмутилась я.

— Простите, Полина, речь сейчас идет не о хороших манерах, а о выживании. А у нас нет даже сухой спички.

Автоном молился на краю островка, который был ближе к видневшемуся вдали монастырю. Один из пеликанов, наверняка, самый нахальный из всех, подошел к нему вразвалку и тяпнул за пятку. Автоном крикнул "Кыш!", замахал руками, отчего мокрые рукава его рясы громко захлопали. Птица отскочила в сторону, спугнула других, те взлетели и сели на спины бегемотам, нежившимся на солнышке. Вот им холодно не было, а у меня зуб на зуб не попадал.

— Автоном, брат мой, — окликнул его Аршинов, — а ты что скажешь?

— Стезя, не позна ея птица…[54]

— Неутешительно, — пробормотал Аршинов.

— Позвольте мне, — сказал Малькамо, — а не доплыть ли нам до острова на бегемотах?

— Как это?

— У нас остались весла. Если забраться бегемоту на спину и ударить его по левому уху, он повернется и поплывет направо, и наоборот. Я видел, как плыли на бегемотах крестьяне из Бахр-Дара — это селение на берегу, немного севернее. Может, попробуем? Что нам терять? В крайнем случае, разденемся в воде и поплывем сами. Надо же как-то выбираться с этой скалы.

Мы с Аршиновым переглянулись. У меня не было слов.

— А давайте Автонома спросим, — предложил он. — Автоном, что ты думаешь о прогулке на бегемоте?

— Ось бегемот, сотвориша тебе, траву аки волове ядят. Возложиши же ли нань руку…[55]

— Так, — кивнул Аршинов, — божий человек не возражает, тем более мы сами сейчас на положении Иова, испытуемого Господом. Пошли, выберем себе рысаков.

Малькамо выбрал двух широкобедрых бегемотих, он сказал, что самки более покладисты. Вручив одно весло Аршинову, он объяснил, как надо хлопать бегемотиху по уху, чтобы добиться правильного направления. Аршинов кивнул и решительно направился к своей животине.

— Полин, иди ко мне, — предложил юноша. — Садись, ухвати меня за талию и ничего не бойся, ты со мной.

Бегемоты не высказывали никакого неудовольствия. Автоном уселся позади Аршинова, Малькамо громко крикнул и хлопнул своего «коня» промеж ушей. На удивление, бегемотиха встала и, покачиваясь, пошла к воде. Я замерла, покрепче обняв принца.

Плюхнувшись в воду, бегемоты поплыли. Сидеть на спине оказалось удобно, только ноги по колено были погружены в воду. Малькамо изредка похлопывал свою лошадку между ушей, выкрикивая "Малесса!", а Аршинов вторил ему залихватским "Но-но, залетная!"

Дважды наша бегемотиха (которую я про себя уже окрестила Фросей) пыталась нырнуть, но Малькамо тянул ее за уши. От этого она прекращала свои попытки и продолжала плыть в заданном направлении.

Вскоре я уже отчетливо видела пологий песчаный берег, хижину с конической крышей, увенчанную крестом с диагональной перекладиной, горстку послушников, лысых и в белых одеяниях, высыпавших на берег, чтобы подивиться такому редкому зрелищу.

Аршинову и Автоному не повезло — бегемотиха взбрыкнула и выбросила их в воду почти перед самым берегом. Наша Фрося вела себя на удивление смирно и позволили нам сойти самим, когда стало совсем мелко.

При нашем появлении послушники обступили нас, и и вперед вышел старик-священник в зеленой тоге и с посохом в руке.

Малькамо подошел к нему и поклонился. Священник что-то сказал высоким гортанным голосом. Малькамо ответил. Я уловила только «Соломон».

— О чем они говорят? — спросила я подошедшего Аршинова, мокрого до нитки.

Но Аршинов не успел ответить: послушники пали ниц, а священник ударил шестом по земле и прокричал что-то, устремив глаза вверх.

— Все хорошо, Полина, — поспешил перевести Николай Иванович. — Священник спросил у нашего парня, как ему удалось приручить бегемотов, на что тот ответил, что понимает язык животных и птиц.

— Что, действительно понимает? — поразилась я.

— Полина, ну, вы как дитё малое! — усмехнулся казак. — Неуж-то на такие вопросы правду отвечают? Получилось — вот и прекрасно. А как, и по каким законам, не им судить.

— Неужели священник такой наивный и доверчивый? — продолжала я расспрашивать Аршинова.

— Малькамо сказал, что он принц из рода Соломона. А как известно, царь Соломон понимал язык животных и птиц.

— Ах, вон оно что, теперь ясно.

Священнослужитель (он сказал, что его зовут отец Асаминэу) еще раз стукнул палкой о землю и сделал приглашающий жест рукой. Послушники встали с земли, не переставая кланяться.

Сначала нас отвели в маленькие кельи и дали переодеться в сухие шаммы. Мне было неловко, но в то же время приятно чувствовать себя в сухом и просторном эфиопском одеянии.

После того, как все переоделись, нас пригласили в сам храм, стены которого были расписаны картинами жития святого Георгия. Только Георгий, как и Иисус, и дева Мария, был эфиопом с удлиненными грустными глазами.

У иконы "всадник Георгий поражает змея" Автоном опустился на колени и принялся неистово молиться. Впрочем, он всегда так молился. Змей на картине был нарисован с ногами и очень походил на рогатую ящерицу.

— Что привело сюда блистательного сына великого негуса? — спросил старец.

— Мы идем по следам двух белых монахов, — ответил Менелик. — Побывали ли они тут, в вашем монастыре?

— Да, — кивнул тот, — наведывались.

Мы переглянулись. Как никогда мы были близки к цели нашего пути.

— Они говорили, зачем пришли сюда? — спросил Аршинов.

— Да, — ответил отец Асаминэу. Слова из него приходилось выцарапывать клещами.

— Говори же.

— Они принесли нам корону негуса из негусов, царя Менелика Первого и попросили схоронить ее до лучших времен.

— Правда?! — Закричали одновременно Аршинов и Менелик. — И где она? Мы хотим ее видеть.

— Ее нет здесь.

— Как нет?

— Я отказался принять сокровище.

— Но почему?

— Нам негде ее хранить. У нас нет ни потайных подвалов, ни сокровищницы, ничего. Мы всего-навсего бедные монахи в монастыре, и только святой Георгий охраняет нас от бед и напастей. Я не мог взять на себя такую огромную ответственность.

— Старик просто струсил, — прошептал мне по-русски Аршинов. — Он испугался слуг Менелика Второго. Ведь видно, что он за Иоанна и наследников. Прямо вьюном вьется вокруг нашего парня.

Малькамо обернулся к нам:

— Что будем делать? Священник все отрицает, нет у него рубиновой диадемы.

Тем временем монахи внесли угощение — самодельное пиво тэлла, в маленьких тыквочках-калебасах. Мы сели в угол на циновки и принялись за кисловатый теплый напиток. В животе у меня урчало, что совсем было недостойно воспитанной дамы.

— Он не обманывает? — спросила я.

— Не думаю, — ответил Малькамо. — я вижу, когда искренне говорят, а когда врут. В монастыре действительно ничего не оставляли. Да и хлипкое тут сооружение — если бы кто-нибудь захотел, вмиг бы нашел сокровищницу. На острове даже прятать некуда.

— Ты спрашивал старца о Танине?

— Да, спрашивал. Нет такого поселения на озере Тана. И на островах нет.

— Попали… — сокрушенно заметил Аршинов.

И лишь Автоном ничего не ответил — он продолжал молиться Георгию-Победоносцу, пронзающего змея с лапами и острой мордой.

— Малькамо, скажи мне, что обозначает «танин» на амхарском? — некая мысль пришла мне в голову, и я поспешила ее выразить вслух.

— Ничего не означает, — он пожал плечами.

— А какие языки есть еще в Абиссинии? Ты говорил что-то о священном языке геэз.

— Надо спросить священника.

Он обернулся и спросил. Я уловила слова «геэз» и «танин». Отец Асаминэу отрицательно покачал головой. Все было ясно и без перевода.

— Есть ли среди послушников говорящие на других языках?

Священник хлопнул в ладоши и десяток бритых монахов в белых одеждах заполнили свободное место рядом с ним.

Малькамо объяснил:

— Вот этот монах говорит на тигринья, эти на аргобба, гураге, харари, и галла. Ни в одном из этих языков нет слова «танин».

Вдруг вперед выступил монах, единственный бородатый среди всех, стоявший позади, и что-то произнес.

— Кто это? — спросил Аршинов.

— Это фалаш, эфиопский иудей, — ответил Малькамо. — Скорее всего, он родом из заброшенного города Горгора. Тамошние жители переходят в христианство в надежде на лучшую жизнь.

И он вступил в разговор. Когда же закончил его, то повернулся к нам, и я увидела, какое у принца радостное лицо. Если бы он сейчас закричал "Эврика!" я бы ничуть не удивилась.

— Этот монах, его зовут Абрха, сказал, что на их священном языке «танин» обозначает крокодил.